Их отцы-крестьяне лишились работы в деревне. От отчаяния они продают детей за несколько пенсов, а покупатели бросают их, потому что не могут прокормить.
Сэр Эдвин подкинул в воздух несколько монеток, и тут же образовалась невообразимая свалка.
— Нам стоило бы отобрать сообразительных детей, отмыть их и отправить в Новый Свет, — Смит потянулся за поводьями своей лошади.
— Как раз это мы и собираемся сделать. Увидимся позже в Вестминстерском дворце.
Зал комитета палаты общин был переполнен. Все члены парламента собрались, чтобы обсудить вопрос о новой колонии. На особое заседание были допущены лишь несколько посторонних. Толстые стены Вестминстерского дворца все еще сохраняли зимний холод, что было более чем кстати в этот теплый майский день. За прорезанными в толстых стенах окнами приветливо текла Темза. Лодки, груженные товаром или полные пассажиров, плыли в поселок Челси или дальше — в Хэмптон-корт.
Сэр Эдвин повторил членам парламента новости о женитьбе Ролфа и установлении мира. Далее он сообщил о планах пригласить принцессу в Лондон. Вести из далекой колонии казались этим людям едва ли не излишне экзотичными, ибо они провели день, разбираясь с огромными долгами, образовавшимися из-за того, что король и его королева-датчанка Анна швыряли деньги на разные прихоти. При словах о мире они тем не менее обратились в слух.
— Означает ли это, что со стороны дикарей больше не последует нападений? — спросил один из членов парламента.
— Почему мы раз и навсегда не установим мир, уничтожив всех дикарей? — отозвался другой.
Еще несколько выразили свое согласие.
Один из парламентариев спросил, почему англичане должны беспокоиться и умиротворять этих дикарей, которые вмешиваются в дело создания колонии.
— На протяжении десяти лет они убивали и морили голодом наших людей. Нам нужны территории для расширения. Наши люди нужны нам там как рынок для сбыта товаров.
Смит и Сэндис упорно отстаивали необходимость мира. Члены комиссии разделились во мнениях, но в конце концов согласились, что надо посмотреть, что выйдет из перемирия. Покидая палату, Смит думал: «Глупцы, они даже не представляют, как трудно вести войну против мужественных и сильных паухэтанов».
Глава 24
Энрико, октябрь 1615 года
Покахонтас смотрела на своего маленького сына, лежавшего в колыбели. «Это правда, — думала она, — он уже сейчас похож на меня и нисколько на Джона». Еще до его рождения она приняла решение обращаться с ним, как с английским младенцем. В течение первых месяцев она не стала туго пеленать его в шкуры, как делают паухэтаны, чтобы спинка у ребенка была крепкая и прямая. И все равно тело мальчика было ровненьким, как стрела. Почти все жители Джеймстауна пришли на крестины. Назвали его Томасом в честь сэра Томаса Дейла. У нее всегда теплело на сердце, когда она думала о заботе и внимании, которые все проявляли к ее ребенку. Она понимала, что частично это было вызвано тем, что мальчик явился символом согласия между паухэтанами и англичанами.
«Каким будет другой мой ребенок?» — подумала она. Будет ли он тоже похож на нее или унаследует светлые волосы и глаза цвета неба? Теперь она меньше думала о Смите, и боль в ее сердце притупилась, но она не смогла бы поручиться за себя, если бы однажды он сошел на берег.
Она оставила ребенка и подошла к окну. Прекрасное утро — небо ярко-синее, деревья горят красным и желтым огнем. Табак вырос великолепный, и она с гордостью стояла рядом с мужем, когда тюки листьев грузили на корабль и отправляли в Лондон. При выведении нового сорта табака ее познания оказались весьма существенным вкладом. Она не заметила, как все в колонии стали обращаться к ней за советом, и не только по части земледелия, но и охоты и рыбной ловли. Поселенцы знали, что если она затруднится с ответом, то попросит помощи у кого-вибудь из своих родственников или других паухэтанов. Колокольчик на дверях Варины звонил не умолкая. Звенел он и сейчас.
Жена Починса, Наха, стояла у дверей.
Здороваясь с подругой, Покахонтас знала, что Наха сразу же захочет примерить ее английскую одежду. Ей нравилось жить в Джеймстауне и вести английский образ жизни. Она перенимала у Покахонтас фасоны платьев, но отказывалась иметь что-либо общее с Богом англичан. Она была счастлива с Ахонэ и даже с Океусом и продолжала приносить им жертвы. В конце концов, говорила она, они дали ей Починса.
Нахе нравилось приходить к Покахонтас, когда та приглашала своих друзей из Энрико или Бермуда-хандрид. Покахонтас поощряла ее, потому что Наха была единственной из ее народа, кто навещал англичан в любое время. Англичане же, со своей стороны, часто убегали, чтобы немного пожить среди паухэтанов. Во время своих приходов Наха сидела тихо и наблюдала, стараясь научиться английским манерам и пытаясь понять, о чем говорят.
Покахонтас сказала ей, что, когда ее английские Друзья узнают, что паухэтаны собираются навестить ее, они оспаривают друг у друга право принять их.
— Я поняла, что у себя на родине английские женщины не пользуются свободой, как мы, — рассказала Нахе Покахонтас. — Живя здесь, они видят, как мы независимы, как много у нас власти, как мы работаем вместе с нашими мужчинами и даже управляем ими. Поэтому им нравится наша земля и они хотят походить на нас. А мужчины не смеют жаловаться, потому что женщин слишком мало.
Наха заметила, что женщины любят принимать Покахонтас еще и потому, что она принцесса. Они любили ее за доброту, но она видела, что ее положение тоже важно для них.
Каждые несколько недель Покахонтас просила одного из пришедших из Веровокомоко передать отцу, что она хотела бы вскоре навестить его. Тогда отец высылал для нее сопровождение, и Покахонтас, облачившись в одежду из кожи оленя, вместе с ребенком уходила на несколько дней погостить к Паухэтану. Сразу по прибытии внука великий вождь кружил маленького Томаса в воздухе и уже больше ни на шаг не отпускал от себя, пока они не уходили. Он дал ребенку индейское имя — Пепсиконемех, — потому что считал, что боги будут оскорблены, если у мальчика не будет достойного имени на языке паухэтанов. Великий король спрашивал у Покахонтас, что выйдет из соединения двух кровей. Может, это будет похоже на смешение соленой морской воды и чистой влаги реки?
Покахонтас смеялась.
— Выйдет только хорошее, — отвечала она.
Возвращаясь после этих посещений, она бежала по лесу впереди своего эскорта, снова чувствуя себя юной девушкой. Она распахивала дверь Варины и звала Джона Ролфа. Иногда он подшучивал над ней, заставляя искать его по всему дому — открывать шкафы с одеждой, заглядывать за двери, искать на конюшне и в подвале. Она полюбила своего мужа и свою жизнь с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Сэр Эдвин подкинул в воздух несколько монеток, и тут же образовалась невообразимая свалка.
— Нам стоило бы отобрать сообразительных детей, отмыть их и отправить в Новый Свет, — Смит потянулся за поводьями своей лошади.
— Как раз это мы и собираемся сделать. Увидимся позже в Вестминстерском дворце.
Зал комитета палаты общин был переполнен. Все члены парламента собрались, чтобы обсудить вопрос о новой колонии. На особое заседание были допущены лишь несколько посторонних. Толстые стены Вестминстерского дворца все еще сохраняли зимний холод, что было более чем кстати в этот теплый майский день. За прорезанными в толстых стенах окнами приветливо текла Темза. Лодки, груженные товаром или полные пассажиров, плыли в поселок Челси или дальше — в Хэмптон-корт.
Сэр Эдвин повторил членам парламента новости о женитьбе Ролфа и установлении мира. Далее он сообщил о планах пригласить принцессу в Лондон. Вести из далекой колонии казались этим людям едва ли не излишне экзотичными, ибо они провели день, разбираясь с огромными долгами, образовавшимися из-за того, что король и его королева-датчанка Анна швыряли деньги на разные прихоти. При словах о мире они тем не менее обратились в слух.
— Означает ли это, что со стороны дикарей больше не последует нападений? — спросил один из членов парламента.
— Почему мы раз и навсегда не установим мир, уничтожив всех дикарей? — отозвался другой.
Еще несколько выразили свое согласие.
Один из парламентариев спросил, почему англичане должны беспокоиться и умиротворять этих дикарей, которые вмешиваются в дело создания колонии.
— На протяжении десяти лет они убивали и морили голодом наших людей. Нам нужны территории для расширения. Наши люди нужны нам там как рынок для сбыта товаров.
Смит и Сэндис упорно отстаивали необходимость мира. Члены комиссии разделились во мнениях, но в конце концов согласились, что надо посмотреть, что выйдет из перемирия. Покидая палату, Смит думал: «Глупцы, они даже не представляют, как трудно вести войну против мужественных и сильных паухэтанов».
Глава 24
Энрико, октябрь 1615 года
Покахонтас смотрела на своего маленького сына, лежавшего в колыбели. «Это правда, — думала она, — он уже сейчас похож на меня и нисколько на Джона». Еще до его рождения она приняла решение обращаться с ним, как с английским младенцем. В течение первых месяцев она не стала туго пеленать его в шкуры, как делают паухэтаны, чтобы спинка у ребенка была крепкая и прямая. И все равно тело мальчика было ровненьким, как стрела. Почти все жители Джеймстауна пришли на крестины. Назвали его Томасом в честь сэра Томаса Дейла. У нее всегда теплело на сердце, когда она думала о заботе и внимании, которые все проявляли к ее ребенку. Она понимала, что частично это было вызвано тем, что мальчик явился символом согласия между паухэтанами и англичанами.
«Каким будет другой мой ребенок?» — подумала она. Будет ли он тоже похож на нее или унаследует светлые волосы и глаза цвета неба? Теперь она меньше думала о Смите, и боль в ее сердце притупилась, но она не смогла бы поручиться за себя, если бы однажды он сошел на берег.
Она оставила ребенка и подошла к окну. Прекрасное утро — небо ярко-синее, деревья горят красным и желтым огнем. Табак вырос великолепный, и она с гордостью стояла рядом с мужем, когда тюки листьев грузили на корабль и отправляли в Лондон. При выведении нового сорта табака ее познания оказались весьма существенным вкладом. Она не заметила, как все в колонии стали обращаться к ней за советом, и не только по части земледелия, но и охоты и рыбной ловли. Поселенцы знали, что если она затруднится с ответом, то попросит помощи у кого-вибудь из своих родственников или других паухэтанов. Колокольчик на дверях Варины звонил не умолкая. Звенел он и сейчас.
Жена Починса, Наха, стояла у дверей.
Здороваясь с подругой, Покахонтас знала, что Наха сразу же захочет примерить ее английскую одежду. Ей нравилось жить в Джеймстауне и вести английский образ жизни. Она перенимала у Покахонтас фасоны платьев, но отказывалась иметь что-либо общее с Богом англичан. Она была счастлива с Ахонэ и даже с Океусом и продолжала приносить им жертвы. В конце концов, говорила она, они дали ей Починса.
Нахе нравилось приходить к Покахонтас, когда та приглашала своих друзей из Энрико или Бермуда-хандрид. Покахонтас поощряла ее, потому что Наха была единственной из ее народа, кто навещал англичан в любое время. Англичане же, со своей стороны, часто убегали, чтобы немного пожить среди паухэтанов. Во время своих приходов Наха сидела тихо и наблюдала, стараясь научиться английским манерам и пытаясь понять, о чем говорят.
Покахонтас сказала ей, что, когда ее английские Друзья узнают, что паухэтаны собираются навестить ее, они оспаривают друг у друга право принять их.
— Я поняла, что у себя на родине английские женщины не пользуются свободой, как мы, — рассказала Нахе Покахонтас. — Живя здесь, они видят, как мы независимы, как много у нас власти, как мы работаем вместе с нашими мужчинами и даже управляем ими. Поэтому им нравится наша земля и они хотят походить на нас. А мужчины не смеют жаловаться, потому что женщин слишком мало.
Наха заметила, что женщины любят принимать Покахонтас еще и потому, что она принцесса. Они любили ее за доброту, но она видела, что ее положение тоже важно для них.
Каждые несколько недель Покахонтас просила одного из пришедших из Веровокомоко передать отцу, что она хотела бы вскоре навестить его. Тогда отец высылал для нее сопровождение, и Покахонтас, облачившись в одежду из кожи оленя, вместе с ребенком уходила на несколько дней погостить к Паухэтану. Сразу по прибытии внука великий вождь кружил маленького Томаса в воздухе и уже больше ни на шаг не отпускал от себя, пока они не уходили. Он дал ребенку индейское имя — Пепсиконемех, — потому что считал, что боги будут оскорблены, если у мальчика не будет достойного имени на языке паухэтанов. Великий король спрашивал у Покахонтас, что выйдет из соединения двух кровей. Может, это будет похоже на смешение соленой морской воды и чистой влаги реки?
Покахонтас смеялась.
— Выйдет только хорошее, — отвечала она.
Возвращаясь после этих посещений, она бежала по лесу впереди своего эскорта, снова чувствуя себя юной девушкой. Она распахивала дверь Варины и звала Джона Ролфа. Иногда он подшучивал над ней, заставляя искать его по всему дому — открывать шкафы с одеждой, заглядывать за двери, искать на конюшне и в подвале. Она полюбила своего мужа и свою жизнь с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96