Двенадцать лет назад. Он дотронулся до ее плеча и заставил повернуться к нему лицом. Внимательно посмотрев на девушку, Паскаль с легкой улыбкой поправил козырек ее шапки.
– Почему ты скрываешь себя, Джини? Мальчишеская кепка, мужской плащ, спрятала свои чудесные волосы… Брюки, ботинки. Ты пытаешься изменить свой пол?
– Да нет, нет, конечно, – она неуверенно, как бы защищаясь, подняла руку. – Просто не хочу выглядеть чересчур женственно, не более того. По крайней мере, в рабочее время. Я постоянно работаю с мужчинами и… Мне так проще, вот и все.
– Знаешь, твои глаза совсем не изменились.
– Не надо, Паскаль.
Она резко отстранилась и отвела глаза в сторону. Джини чувствовала на своем лице его взгляд. Падал мокрый снег. На другом конце двора заработал автомобильный мотор. Услышав в его голосе эти нотки – удивленные и нежные, она испугалась – воспоминания снова обрушились на нее. «Я не позволю, чтобы это произошло со мной снова, – твердила она себе. – Я не позволю».
Паскаль прошел несколько шагов и безнадежно махнул рукой.
– Ты права, – сказал он. – Конечно.
– Мы же можем работать вместе просто как друзья? – торопливо заговорила Джини. – Мы же всегда говорили, что так и будет, если нам еще суждено встретиться. Никаких сожалений, никаких обвинений.
– Мы на самом деле так говорили?
– На самом деле. Ты же сам помнишь. Примерно так.
– Может быть. Мне, правда, запомнилось другое. – Наступила его очередь отвернуться. Он посмотрел в небо и, поежившись, снова повернулся к Джини. – Друзья. Конечно, ты права. Репортеры. Коллеги. Tout a fait, les professioneis, toi et moi.
– Паскаль, прошу тебя, не говори по-французски.
– Ты сама когда-то говорила на этом языке, – улыбнулся он. – У тебя хромала грамматика, было не очень хорошее произношение, но ты все же говорила. Я до сих пор помню твои интонации, Джини…
– Нет! Не надо! Я не стану с тобой работать, если ты будешь продолжать это…
Она возвысила голос, и ее слова эхом разнеслись по двору. Паскаль, казалось, хотел что-то возразить, но передумал. «Он тоже изменился, – подумала Джини. – Раньше он обязательно стал бы спорить». Взглянув на его лицо, она увидела на нем выражение усталой, безрадостной покорности.
– Мне очень тяжело, – просто сказал он. – Очень тяжело встречаться с тобой вот так.
– Мне тоже, – сжала губы Джини. – Мне тоже. Но мы с этим справимся.
В ее голосе прозвучал вызов, но Паскаль не заметил его и ничего не ответил. Он медленно пошел к воротам. Джини двинулась следом. Позади них из окон редакции «Ньюс» в промозглый воздух просачивались потоки дрожащего света. Когда они дошли до ее древнего горбатого «фольксвагена», Паскаль произнес:
– А я развелся.
– Я знаю. Слышала. Кто-то в редакции говорил об этом. Я даже думала написать тебе, что мне очень жаль. Мне действительно жаль, Паскаль.
– Что ж, такое случается. – Его голос был ровным. Вдруг лицо его оживилось. – Конечно, я по-прежнему вижусь со своей дочкой. Марианне уже семь лет. Она живет с матерью, но мы видимся каждую неделю. По выходным… – Он помолчал. – А ты не вышла замуж?
– Нет, не вышла. Я живу одна. Возможно, я не из тех, кто выходит замуж. Знаешь, бывают ведь и такие.
Они вновь замолчали. «Какие мы неуклюжие, – подумала Джини, – и как банально звучит все, что мы говорим!» Открыв сумочку, она стала рыться в ней, пытаясь найти ключи от машины.
– Я думал о тебе, – внезапно сказал Паскаль. – Я читал твои статьи, я видел, что дела у тебя идут хорошо, и радовался. Я всегда очень хотел, чтобы ты добилась успеха, чтобы ты была счастлива. Я надеюсь, ты понимаешь, что тогда…
– Я счастлива, – быстро перебила его Джини. – У меня все прекрасно. Все складывается замечательно. Послушай, Паскаль, мне пора. У нас с тобой есть, чем заняться. Я, наверное, поеду сейчас в ассоциацию прессы и покопаюсь в газетных вырезках, посвященных Хоторнам, а тебе надо бы отвезти вещи в гостиницу. Хочешь, я тебя подброшу?
– Нет-нет, вон такси, я на нем и поеду.
Паскаль махнул рукой таксисту. Джини все еще рылась в набитой разными мелочами сумке и никак не могла найти ключи. Ее пальцы нащупали оберточную бумагу, коробку и холодный металл наручников. А она-то уж и забыла про посылку. Джини снова принялась перетряхивать сумку и, наконец, нашла ключи на самом ее дне. Подняв глаза, она увидела, что Паскаль все еще стоит и, хмурясь, смотрит на нее.
– Как поживает твой отец? Надеюсь, у него все в порядке?
– Он сейчас работает в вашингтонском бюро. Пьет даже больше, чем раньше. Мы редко видимся, так что твоя вежливость в данном случае необязательна.
– А твоя мачеха? Она до сих пор живет в деревне?
– Нет, в Лондоне. Несколько лет назад она снова вышла замуж, причем очень удачно, но год назад ее муж умер. Для нее это был тяжелый удар. Однако она не сдается. Она у меня такая. – Джини помолчала. – Я думаю, Мэри тебе понравится. Тебе в любом случае придется с ней встретиться.
– Придется? Мне? – удивленно переспросил Паскаль.
– Непременно. Она может нам очень помочь. Именно поэтому Николас и привлек меня к этому расследованию. Ведь она и есть тот самый «контакт», о котором он упоминал.
– Твоя мачеха?
– Да. Мэри знакома с семейством Хоторнов по крайней мере сорок лет. Они старинные друзья и очень близки с Джоном Хоторном. Именно через нее я и встречалась с ним: в ее доме, на устроенном ею приеме.
По лицу Паскаля пробежала тень.
– Ну да, конечно, – произнес он. – Все эти твои семейные связи… Доступ повсюду.
– Я не выставляю их напоказ, Паскаль.
– Ясное дело.
– В любом случае, Мэри не такая, как мой отец. А отец… – на секунду она умолкла. – Ты не должен винить его, Паскаль.
– А я его и не виню, – резко ответил он. – Я виню только самого себя.
Таксист нетерпеливо посигналил.
– Черт, он уже дергается! – обернулся Паскаль. – Мне пора. А ты, если хочешь просмотреть вырезки по Хоторну, лучше поторопись. Эти папки, наверное, сантиметров по тридцать толщиной. Так что… – Паскаль повернул голову и взглянул на Джини. – Как мы поступим? Хочешь, встретимся попозже? Может быть, поужинаем вечером?
– Нет, только не сегодня. У меня еще дела. Давай начнем с завтрашнего утра. Позвони мне. У тебя есть мой телефон?
Она замолчала. В ее мозгу всплыло еще одно воспоминание. На секунду она ощутила на своей коже тепло бейрутского лета. Иногда, когда того требовала работа, Паскаль мог отсутствовать всю ночь. Если такое случалось, он обязательно звонил ей на следующее утро в гостиницу. Он всегда звонил ровно в восемь, и она всегда поднимала трубку после первого звонка. Это было их ритуалом. «Милая, ты сможешь сейчас приехать? Я сделал снимки. Со мной все в порядке. Я целехонек».
Паскаль постоял еще немного, словно хотел сказать что-то еще, но, так и не решившись, повернулся и направился к ожидавшему такси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Почему ты скрываешь себя, Джини? Мальчишеская кепка, мужской плащ, спрятала свои чудесные волосы… Брюки, ботинки. Ты пытаешься изменить свой пол?
– Да нет, нет, конечно, – она неуверенно, как бы защищаясь, подняла руку. – Просто не хочу выглядеть чересчур женственно, не более того. По крайней мере, в рабочее время. Я постоянно работаю с мужчинами и… Мне так проще, вот и все.
– Знаешь, твои глаза совсем не изменились.
– Не надо, Паскаль.
Она резко отстранилась и отвела глаза в сторону. Джини чувствовала на своем лице его взгляд. Падал мокрый снег. На другом конце двора заработал автомобильный мотор. Услышав в его голосе эти нотки – удивленные и нежные, она испугалась – воспоминания снова обрушились на нее. «Я не позволю, чтобы это произошло со мной снова, – твердила она себе. – Я не позволю».
Паскаль прошел несколько шагов и безнадежно махнул рукой.
– Ты права, – сказал он. – Конечно.
– Мы же можем работать вместе просто как друзья? – торопливо заговорила Джини. – Мы же всегда говорили, что так и будет, если нам еще суждено встретиться. Никаких сожалений, никаких обвинений.
– Мы на самом деле так говорили?
– На самом деле. Ты же сам помнишь. Примерно так.
– Может быть. Мне, правда, запомнилось другое. – Наступила его очередь отвернуться. Он посмотрел в небо и, поежившись, снова повернулся к Джини. – Друзья. Конечно, ты права. Репортеры. Коллеги. Tout a fait, les professioneis, toi et moi.
– Паскаль, прошу тебя, не говори по-французски.
– Ты сама когда-то говорила на этом языке, – улыбнулся он. – У тебя хромала грамматика, было не очень хорошее произношение, но ты все же говорила. Я до сих пор помню твои интонации, Джини…
– Нет! Не надо! Я не стану с тобой работать, если ты будешь продолжать это…
Она возвысила голос, и ее слова эхом разнеслись по двору. Паскаль, казалось, хотел что-то возразить, но передумал. «Он тоже изменился, – подумала Джини. – Раньше он обязательно стал бы спорить». Взглянув на его лицо, она увидела на нем выражение усталой, безрадостной покорности.
– Мне очень тяжело, – просто сказал он. – Очень тяжело встречаться с тобой вот так.
– Мне тоже, – сжала губы Джини. – Мне тоже. Но мы с этим справимся.
В ее голосе прозвучал вызов, но Паскаль не заметил его и ничего не ответил. Он медленно пошел к воротам. Джини двинулась следом. Позади них из окон редакции «Ньюс» в промозглый воздух просачивались потоки дрожащего света. Когда они дошли до ее древнего горбатого «фольксвагена», Паскаль произнес:
– А я развелся.
– Я знаю. Слышала. Кто-то в редакции говорил об этом. Я даже думала написать тебе, что мне очень жаль. Мне действительно жаль, Паскаль.
– Что ж, такое случается. – Его голос был ровным. Вдруг лицо его оживилось. – Конечно, я по-прежнему вижусь со своей дочкой. Марианне уже семь лет. Она живет с матерью, но мы видимся каждую неделю. По выходным… – Он помолчал. – А ты не вышла замуж?
– Нет, не вышла. Я живу одна. Возможно, я не из тех, кто выходит замуж. Знаешь, бывают ведь и такие.
Они вновь замолчали. «Какие мы неуклюжие, – подумала Джини, – и как банально звучит все, что мы говорим!» Открыв сумочку, она стала рыться в ней, пытаясь найти ключи от машины.
– Я думал о тебе, – внезапно сказал Паскаль. – Я читал твои статьи, я видел, что дела у тебя идут хорошо, и радовался. Я всегда очень хотел, чтобы ты добилась успеха, чтобы ты была счастлива. Я надеюсь, ты понимаешь, что тогда…
– Я счастлива, – быстро перебила его Джини. – У меня все прекрасно. Все складывается замечательно. Послушай, Паскаль, мне пора. У нас с тобой есть, чем заняться. Я, наверное, поеду сейчас в ассоциацию прессы и покопаюсь в газетных вырезках, посвященных Хоторнам, а тебе надо бы отвезти вещи в гостиницу. Хочешь, я тебя подброшу?
– Нет-нет, вон такси, я на нем и поеду.
Паскаль махнул рукой таксисту. Джини все еще рылась в набитой разными мелочами сумке и никак не могла найти ключи. Ее пальцы нащупали оберточную бумагу, коробку и холодный металл наручников. А она-то уж и забыла про посылку. Джини снова принялась перетряхивать сумку и, наконец, нашла ключи на самом ее дне. Подняв глаза, она увидела, что Паскаль все еще стоит и, хмурясь, смотрит на нее.
– Как поживает твой отец? Надеюсь, у него все в порядке?
– Он сейчас работает в вашингтонском бюро. Пьет даже больше, чем раньше. Мы редко видимся, так что твоя вежливость в данном случае необязательна.
– А твоя мачеха? Она до сих пор живет в деревне?
– Нет, в Лондоне. Несколько лет назад она снова вышла замуж, причем очень удачно, но год назад ее муж умер. Для нее это был тяжелый удар. Однако она не сдается. Она у меня такая. – Джини помолчала. – Я думаю, Мэри тебе понравится. Тебе в любом случае придется с ней встретиться.
– Придется? Мне? – удивленно переспросил Паскаль.
– Непременно. Она может нам очень помочь. Именно поэтому Николас и привлек меня к этому расследованию. Ведь она и есть тот самый «контакт», о котором он упоминал.
– Твоя мачеха?
– Да. Мэри знакома с семейством Хоторнов по крайней мере сорок лет. Они старинные друзья и очень близки с Джоном Хоторном. Именно через нее я и встречалась с ним: в ее доме, на устроенном ею приеме.
По лицу Паскаля пробежала тень.
– Ну да, конечно, – произнес он. – Все эти твои семейные связи… Доступ повсюду.
– Я не выставляю их напоказ, Паскаль.
– Ясное дело.
– В любом случае, Мэри не такая, как мой отец. А отец… – на секунду она умолкла. – Ты не должен винить его, Паскаль.
– А я его и не виню, – резко ответил он. – Я виню только самого себя.
Таксист нетерпеливо посигналил.
– Черт, он уже дергается! – обернулся Паскаль. – Мне пора. А ты, если хочешь просмотреть вырезки по Хоторну, лучше поторопись. Эти папки, наверное, сантиметров по тридцать толщиной. Так что… – Паскаль повернул голову и взглянул на Джини. – Как мы поступим? Хочешь, встретимся попозже? Может быть, поужинаем вечером?
– Нет, только не сегодня. У меня еще дела. Давай начнем с завтрашнего утра. Позвони мне. У тебя есть мой телефон?
Она замолчала. В ее мозгу всплыло еще одно воспоминание. На секунду она ощутила на своей коже тепло бейрутского лета. Иногда, когда того требовала работа, Паскаль мог отсутствовать всю ночь. Если такое случалось, он обязательно звонил ей на следующее утро в гостиницу. Он всегда звонил ровно в восемь, и она всегда поднимала трубку после первого звонка. Это было их ритуалом. «Милая, ты сможешь сейчас приехать? Я сделал снимки. Со мной все в порядке. Я целехонек».
Паскаль постоял еще немного, словно хотел сказать что-то еще, но, так и не решившись, повернулся и направился к ожидавшему такси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107