Как и Кеннеди, Ланкастер вырос в богатой и влиятельной семье, хотя республиканцев Ланкастеров, уже давно обладавших большими деньгами, вряд ли можно сравнить с самостоятельно сколотившим свое состояние ирландским кланом политиков Кеннеди.
Интересно, что слабое место Ланкастера то же, что и у Рокфеллера: он разведен и у него есть вторая жена, бывшая миссис Уинтроп Бонд IV. Если бы общество стало на защиту его раннего брака с Дианой Столворт, то, вполне возможно, что развод Ланкастера подпортил бы его отношения с избирателями. Но первоначально по этому поводу существовали разноречивые сведения. Миссис Бесс Ланкастер была привлекательным и красноречивым компаньоном своего мужа. Обозреватели думают, что после выборов Кеннеди, первого президента-католика, взгляды публики стали более свободными. В ноябре у американцев не будет споров по поводу того, что выбирать предстоит между разведенным Рокфеллером и разведенным Ланкастером.
Битва обещает быть ожесточенной и интересной. Или Рокфеллер, или Голдуотер, оба они принадлежат к сильным организациям, выступят против молодого государственного деятеля Ланкастера, героя войны. Его особенная политическая позиция, не совпадающая с позициями всех остальных политиков, и брачные истории, казалось, только увеличили его популярность. Республиканцы чувствуют, что их шанс вырвать Белый дом из рук демократов появился раньше, чем они ожидали. Но Ланкастер, который с налета смог завоевать популярность у остальной части избирателей и стать по крайней мере равным Джону Ф. Кеннеди, если не превзойти его, может с такой же быстротой войти в список самых страшных врагов республиканцев, с которыми им удавалось встречаться за последние годы.
Разве только что-нибудь случится в ближайшее время, что запятнает светящийся ореол славы Ланкастера».
II
МУЗЕЙ СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА С ГОРДОСТЬЮ ОБЪЯВЛЯЕТ ОБ ОТКРЫТИИ ВЫСТАВКИ ФОТОГРАФИЙ ЛАУРЫ БЛЭЙК «ЯЩИК ПАНДОРЫ».
15 апреля – 1 июля 1964 года
– Ку-ку! Я тебя вижу.
Она стояла в дверях. На нее падал свет из холла, создавая светящийся ореол вокруг ее стройного тела. Ее образ был золотым и теплым, а темный силуэт ее лица только придавал очарование создавшейся картине.
Мальчик захихикал и зашевелился под своим одеялом. Он чувствовал, что на ее лице сияла улыбка, когда она направилась туда, где он прятался. Ее веселье, казалось, распространилось и передалось ему через комнату, и, несмотря на то расстояние, которое было между ними, он почувствовал ее тепло и ласку.
За дверью, с внешней стороны, к стене был прикреплен плакат, который как-то обновил их дом. Он знал, что этот плакат означает что-то очень важное для его матери, потому что она водила его в музей и показывала три большие комнаты, наполненные фотографиями, сделанными ею. Сами фотографии были для него как старые друзья, потому что он жил с ними почти столько времени, сколько помнил себя. Но те работы, что висели в музее, были увеличены до огромных размеров. В безмолвной пустынной галерее они немного пугали его.
Она продолжала медленно двигаться вперед. Такое случалось почти каждый вечер. Сначала ему было приятно слушать ее отдаленные шаги, когда она искала его в гостиной или открывала дверь серванта на кухне. Затем он испытывал восхитительное чувство ожидания, когда ее шаги становились громче по мере того, как она приближалась к нему и искала уже в холле. И, наконец, он чувствовал этот упоительный поток тепла и любви, когда она заходила в комнату и брала его на руки.
– Ты готов? – спрашивала она. – Скоро начнутся волшебные сны.
Он кивал головой.
Теперь она подошла к нему и взяла на руки. Когда она делала это, ее тень сливалась с тенью, которую отбрасывал на потолок маленький человечек, нарисованный на ночной лампе, стоявшей около его кровати.
Она нарисовала его сама, много лет назад. Мальчик тогда был еще слишком маленьким и не помнил этого. С потолка глядело личико любопытного эльфа, которого после многочисленных обсуждений решено было назвать Феликсом. Лицо у него было радостное и озорное, если смотреть прямо на стеклянный абажур. Но иногда он отбрасывал какую-то зловещую тень лилового, красного и зеленого оттенков на всю стену.
Когда мальчик был совсем маленьким и боялся чудовищ, у него сначала было не очень хорошее мнение о Феликсе.
– Ты не должен бояться Феликса, – говорила она ему, – хотя бы потому, что он отпугнет любых чудовищ, если они захотят войти в эту комнату. Монстры боятся эльфов. И, кроме того, ему будет больно, если он поймет, что не нравится тебе.
Таким образом, ему пришлось полюбить это маленькое, скалящее зубы лицо, которое превращалось из-за игры тени и света в огромную светящуюся маску веселья. И когда его мама приходила ночью в комнату, знакомый Феликс пристраивал свои очертания, отражавшиеся на потолке, к ее собственной тени точно так же, как она, подходя, присоединяла часть своей души к его.
Теперь она села на краешек кровати рядом с мальчиком. Он слышал нежный шелест ее блузки и чувствовал, как под тяжестью ее тела прогнулся матрас и на кровати образовался небольшой склон. И каждую ночь он ощущал, как скатывается по этому небольшому склону ближе к ней, пока она желает ему спокойной ночи. Поначалу это было не совсем удобно, но затем он совсем забыл об этом неудобстве, как будто восторг от того, что находишься рядом с ней, затмевал все остальное.
Когда она вставала, кровать выпрямлялась, и он опять лежал ровно, но теперь уже один. И какое-то мгновение ему не хватало этого склона, который был частью его общения с ней.
Ему не хватало того момента, когда она садилась на краешек кровати, и он радостно катился ей навстречу. Затем он засыпал и забывал весь этот милый ритуал до тех пор, пока не наступала следующая ночь. И даже то, что он забывал обо всем этом на время, было частью того, что делало дни его жизни так сладко похожими друг на друга.
– Ну, скажи, – заговорила она, взяв его руку в свою, гладя тем временем другой рукой его по голове. – Ты хорошо провел этот день?
Он закивал.
– Мне понравилась моя картинка.
– И мне тоже.
Он нарисовал ее портрет на своих дошкольных занятиях по рисованию. Теперь этот портрет висел на холодильнике, присоединившись к его предыдущим работам, для которых она нашла новое место среди своих фотографий на стенах галереи.
Этот день был очень типичным. Она встала намного раньше его и занималась своей работой в темной комнате, чтобы освободиться к тому времени, когда он проснется, и поболтать с ним за завтраком. Потом она тепло одевала его, потому что на улице было прохладно и воздух был еще по зимнему морозен. Собравшись, они отправлялись в школу, где он проводил время до обеда. А она уходила в Музей современного искусства, где вовсю шла подготовка к приближающейся выставке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Интересно, что слабое место Ланкастера то же, что и у Рокфеллера: он разведен и у него есть вторая жена, бывшая миссис Уинтроп Бонд IV. Если бы общество стало на защиту его раннего брака с Дианой Столворт, то, вполне возможно, что развод Ланкастера подпортил бы его отношения с избирателями. Но первоначально по этому поводу существовали разноречивые сведения. Миссис Бесс Ланкастер была привлекательным и красноречивым компаньоном своего мужа. Обозреватели думают, что после выборов Кеннеди, первого президента-католика, взгляды публики стали более свободными. В ноябре у американцев не будет споров по поводу того, что выбирать предстоит между разведенным Рокфеллером и разведенным Ланкастером.
Битва обещает быть ожесточенной и интересной. Или Рокфеллер, или Голдуотер, оба они принадлежат к сильным организациям, выступят против молодого государственного деятеля Ланкастера, героя войны. Его особенная политическая позиция, не совпадающая с позициями всех остальных политиков, и брачные истории, казалось, только увеличили его популярность. Республиканцы чувствуют, что их шанс вырвать Белый дом из рук демократов появился раньше, чем они ожидали. Но Ланкастер, который с налета смог завоевать популярность у остальной части избирателей и стать по крайней мере равным Джону Ф. Кеннеди, если не превзойти его, может с такой же быстротой войти в список самых страшных врагов республиканцев, с которыми им удавалось встречаться за последние годы.
Разве только что-нибудь случится в ближайшее время, что запятнает светящийся ореол славы Ланкастера».
II
МУЗЕЙ СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА С ГОРДОСТЬЮ ОБЪЯВЛЯЕТ ОБ ОТКРЫТИИ ВЫСТАВКИ ФОТОГРАФИЙ ЛАУРЫ БЛЭЙК «ЯЩИК ПАНДОРЫ».
15 апреля – 1 июля 1964 года
– Ку-ку! Я тебя вижу.
Она стояла в дверях. На нее падал свет из холла, создавая светящийся ореол вокруг ее стройного тела. Ее образ был золотым и теплым, а темный силуэт ее лица только придавал очарование создавшейся картине.
Мальчик захихикал и зашевелился под своим одеялом. Он чувствовал, что на ее лице сияла улыбка, когда она направилась туда, где он прятался. Ее веселье, казалось, распространилось и передалось ему через комнату, и, несмотря на то расстояние, которое было между ними, он почувствовал ее тепло и ласку.
За дверью, с внешней стороны, к стене был прикреплен плакат, который как-то обновил их дом. Он знал, что этот плакат означает что-то очень важное для его матери, потому что она водила его в музей и показывала три большие комнаты, наполненные фотографиями, сделанными ею. Сами фотографии были для него как старые друзья, потому что он жил с ними почти столько времени, сколько помнил себя. Но те работы, что висели в музее, были увеличены до огромных размеров. В безмолвной пустынной галерее они немного пугали его.
Она продолжала медленно двигаться вперед. Такое случалось почти каждый вечер. Сначала ему было приятно слушать ее отдаленные шаги, когда она искала его в гостиной или открывала дверь серванта на кухне. Затем он испытывал восхитительное чувство ожидания, когда ее шаги становились громче по мере того, как она приближалась к нему и искала уже в холле. И, наконец, он чувствовал этот упоительный поток тепла и любви, когда она заходила в комнату и брала его на руки.
– Ты готов? – спрашивала она. – Скоро начнутся волшебные сны.
Он кивал головой.
Теперь она подошла к нему и взяла на руки. Когда она делала это, ее тень сливалась с тенью, которую отбрасывал на потолок маленький человечек, нарисованный на ночной лампе, стоявшей около его кровати.
Она нарисовала его сама, много лет назад. Мальчик тогда был еще слишком маленьким и не помнил этого. С потолка глядело личико любопытного эльфа, которого после многочисленных обсуждений решено было назвать Феликсом. Лицо у него было радостное и озорное, если смотреть прямо на стеклянный абажур. Но иногда он отбрасывал какую-то зловещую тень лилового, красного и зеленого оттенков на всю стену.
Когда мальчик был совсем маленьким и боялся чудовищ, у него сначала было не очень хорошее мнение о Феликсе.
– Ты не должен бояться Феликса, – говорила она ему, – хотя бы потому, что он отпугнет любых чудовищ, если они захотят войти в эту комнату. Монстры боятся эльфов. И, кроме того, ему будет больно, если он поймет, что не нравится тебе.
Таким образом, ему пришлось полюбить это маленькое, скалящее зубы лицо, которое превращалось из-за игры тени и света в огромную светящуюся маску веселья. И когда его мама приходила ночью в комнату, знакомый Феликс пристраивал свои очертания, отражавшиеся на потолке, к ее собственной тени точно так же, как она, подходя, присоединяла часть своей души к его.
Теперь она села на краешек кровати рядом с мальчиком. Он слышал нежный шелест ее блузки и чувствовал, как под тяжестью ее тела прогнулся матрас и на кровати образовался небольшой склон. И каждую ночь он ощущал, как скатывается по этому небольшому склону ближе к ней, пока она желает ему спокойной ночи. Поначалу это было не совсем удобно, но затем он совсем забыл об этом неудобстве, как будто восторг от того, что находишься рядом с ней, затмевал все остальное.
Когда она вставала, кровать выпрямлялась, и он опять лежал ровно, но теперь уже один. И какое-то мгновение ему не хватало этого склона, который был частью его общения с ней.
Ему не хватало того момента, когда она садилась на краешек кровати, и он радостно катился ей навстречу. Затем он засыпал и забывал весь этот милый ритуал до тех пор, пока не наступала следующая ночь. И даже то, что он забывал обо всем этом на время, было частью того, что делало дни его жизни так сладко похожими друг на друга.
– Ну, скажи, – заговорила она, взяв его руку в свою, гладя тем временем другой рукой его по голове. – Ты хорошо провел этот день?
Он закивал.
– Мне понравилась моя картинка.
– И мне тоже.
Он нарисовал ее портрет на своих дошкольных занятиях по рисованию. Теперь этот портрет висел на холодильнике, присоединившись к его предыдущим работам, для которых она нашла новое место среди своих фотографий на стенах галереи.
Этот день был очень типичным. Она встала намного раньше его и занималась своей работой в темной комнате, чтобы освободиться к тому времени, когда он проснется, и поболтать с ним за завтраком. Потом она тепло одевала его, потому что на улице было прохладно и воздух был еще по зимнему морозен. Собравшись, они отправлялись в школу, где он проводил время до обеда. А она уходила в Музей современного искусства, где вовсю шла подготовка к приближающейся выставке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115