Теперь Диана смогла увидеть ее маленькие прекрасно сформированные конечности и торс, чуть измененные родами и восьмью-девятью годами, которые она ее не встречала. Она также увидела за сегодняшней более короткой прической длинные волосы, которые та всегда носила в прежние дни.
Но имя все равно не вспоминалось. Мгновение Диана проклинала спиртное, которое блокировало память, так же как больной артритом проклинает постоянный недуг, из-за которого он с болью вынимает пробку из бутылки.
Материнство делает женщину красивее, чем она когда-либо была. На лице этой женщины сияло счастье, столь чистое, что Диане почти хотелось отвести глаза, смущаясь перед таким совершенным счастьем.
Диана почувствовала, как у нее перехватило горло, когда прошлое взяло ее в свои объятья. Другое время, другой мир. Она сама могла источать сияние материнской любви и держать какого-то милого мальчика у себя на руках. Красота лебединой шеи матери, смеющихся глаз, наполненных материнской страстью, голоса, окрашенного юмором и радостью, могла быть ее собственной.
Но не в этом мире. В этом мире она могла лишь стоять как морщинистая старая карга и глазеть на такое немыслимое блаженство, как на сцену из сказки, магически воплощенную в жизнь в этом таинственном уголке парка.
И все же некогда знакомое имя не всплывало в ее памяти. Она могла только смотреть и слушать.
Мать все еще держала ребенка под собой.
– Я смотрю вверх, – проговорила она, вытягивая шею, чтобы заглянуть за деревья, – и вижу темно-синее небо и робкое облачко на нем.
– Это первое, которое вылезло, – предположил малыш, пощипывая ее шею.
– Да, – кивнула она. – Ты думаешь, быть первым это очень неловко, так как никто не составляет тебе компании?
– Оно застенчиво и чуточку покраснело, – согласился мальчик.
– Ты прав, оно розовое, правда ведь? – проговорила она, все еще глядя вверх…
– А что ты видишь, когда смотришь вниз? – спросил мальчик.
– Хм, – проговорила она, разглядывая его с таинственной улыбкой. – Когда я смотрю вниз, я вижу хорошенького… – шепот ветерка в листве заглушил последние слова.
Диана смотрела в изумлении. Со своими формами, подобная эльфу или нимфе, женщина казалась девочкой, и все же она благословенна бесконечной глубиной материнства. При звуках ее ласкающих слов у Дианы слезы навернулись на глаза.
Но теперь она видела ее лицо более отчетливо, и имя присоединилось к нему само, возникнув ниоткуда.
Лаура.
Диана стояла как громом пораженная. Имя звучало в ней, словно удары колокола, посылая сквозь память свое эхо. Лаура…
Последний раз она видела ее в тот день, когда вызвала в дом на Пятой авеню, чтобы разлучить с Хэлом. Так давно! Вечность…
Диана думала, что отстаивает то, что принадлежит ей по праву. А позднее, выйдя за Хэла замуж, она всегда смотрела на Лауру как на проигравшую, тем более, что во время их краткого разговора о Хэле, болезненного разговора, было отчаянно ясно, что Лауре он действительно дорог.
Но теперь калейдоскоп дней перевернулся, и все куски оказались на других местах. Жизнь Дианы с Хэлом всего лишь воспоминание, а ее жизнь женщины почти кончена. И вот Лаура: ее бывшая естественная прелесть расцвела в нечто прекрасное, почти непереносимое для взгляда, потому что судьба наградила ее сыном.
Диана стояла, слушая их бормотанье, нежный лирический шепот матери, общающейся со своим ребенком словами, положенными на музыку любви. Она старалась сохранить самообладание. Что-то в этой сцене было необъяснимое. Такое же загадочное, как нереальная тишина этого затерянного уголка парка, который она как будто бы хорошо знала.
На выручку ей пришла память и социальный нюх. Не вышла ли Лаура за кого-то, кто помог ей вести ее бизнес? Диана не могла припомнить его имени. Рослый ирландец с яркими и довольно сексуальными манерами. Он всячески защищал Лауру и был очень к ней внимателен.
Да. Теперь все сходилось. Диана видела объявление об их браке в газетах и показала его Хэлу. Она заметила, что обе свадьбы назначены на один день. Да, имя было ирландским – Риган, Роуен, Рирдон, Рейли.
Может быть, это мальчик от ирландца?
К этим мыслям в мозгу Дианы примешивались более запутанные и сложные. Она припомнила, что Лаура оставила проектирование моды, будучи на вершине славы. Диана была удивлена этим в то время, а позднее интересовалась, что с нею сталось.
Ну что ж – вот она.
Теперь мальчик вывернулся из-под матери и оказался на ней. Настала его очередь играть агрессора. Его руки были у нее на плечах, а маленькое личико поднято к небу.
– Я гляжу вверх… – начал он и тут увидел Диану.
Черные глазенки смотрели без выражения, оценивая ее с невинным детским любопытством. Диана разнервничалась. Она знала, что у нее всего несколько секунд, чтобы удрать, пока ребенок не укажет на нее матери. Она не могла дать Лауре понять, что шпионит за ней. Хуже того, она не была готова встретиться и разговаривать с ней и видеть в глазах Лауры, как она постигает, что сделали с Дианой годы.
И все же она не в силах была оторваться от взгляда мальчика. Казалось, что его глаза украли частицу солнечного блеска, когда он смотрел на нее, воспринимая ее с детской невинностью, как часть огромного широкого мира вокруг него. Радужки темные, нежные, и нечто в них гипнотизировало ее.
К облегчению Дианы, он ничего не сказал матери. Он просто отвернулся от незнакомки.
– И что ты видишь, когда смотришь вниз? – спросила Лаура.
– Ку-ку, – проговорил он. – Я тебя вижу!
Диана все еще не могла уйти. Она изучала темные волосы мальчика, такие темные и прекрасные, как у Лауры. А брови, подбородок, овал лица, казалось, скрывали тайну, почему она и не могла от него оторваться. Тем временем звук его голоса затронул в ней какую-то струну, столь далекую и смутную, как будто она услышала колыбельную, давно позабытую, но безошибочно узнаваемую при первых звуках, ибо она живет в сердце.
И теперь Диана понимала, что здесь что-то не так, даже очень не так. Навязчивая красота сцены говорила о стоящей за ней тайне, загадке, на которую искала ответ Диана.
Она вспомнила откуда-то, что брак с ирландцем Роуеном, Риганом, или как его там, не удался. Что-то там было уродливое. Развод…
И детей там не было. Брак закончился неприятностями, связанными с судом. Детей не было…
У Дианы перехватило дыхание. У нее закружилась голова, и она бросилась бежать по дорожке, надеясь, что они не заметят этого.
Но мальчик посмотрел на нее снова. Она увидела вспышечку в его глазах, осознание ее присутствия и ее поспешного отступления. Лежа на матери, он прижимался к ней, как новорожденный младенец, и в этой интимнейшей позе она бормотала ему о своей привязанности к нему.
Диана отвернулась, но слова рванулись у нее из сердца к губам, словно сами по себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Но имя все равно не вспоминалось. Мгновение Диана проклинала спиртное, которое блокировало память, так же как больной артритом проклинает постоянный недуг, из-за которого он с болью вынимает пробку из бутылки.
Материнство делает женщину красивее, чем она когда-либо была. На лице этой женщины сияло счастье, столь чистое, что Диане почти хотелось отвести глаза, смущаясь перед таким совершенным счастьем.
Диана почувствовала, как у нее перехватило горло, когда прошлое взяло ее в свои объятья. Другое время, другой мир. Она сама могла источать сияние материнской любви и держать какого-то милого мальчика у себя на руках. Красота лебединой шеи матери, смеющихся глаз, наполненных материнской страстью, голоса, окрашенного юмором и радостью, могла быть ее собственной.
Но не в этом мире. В этом мире она могла лишь стоять как морщинистая старая карга и глазеть на такое немыслимое блаженство, как на сцену из сказки, магически воплощенную в жизнь в этом таинственном уголке парка.
И все же некогда знакомое имя не всплывало в ее памяти. Она могла только смотреть и слушать.
Мать все еще держала ребенка под собой.
– Я смотрю вверх, – проговорила она, вытягивая шею, чтобы заглянуть за деревья, – и вижу темно-синее небо и робкое облачко на нем.
– Это первое, которое вылезло, – предположил малыш, пощипывая ее шею.
– Да, – кивнула она. – Ты думаешь, быть первым это очень неловко, так как никто не составляет тебе компании?
– Оно застенчиво и чуточку покраснело, – согласился мальчик.
– Ты прав, оно розовое, правда ведь? – проговорила она, все еще глядя вверх…
– А что ты видишь, когда смотришь вниз? – спросил мальчик.
– Хм, – проговорила она, разглядывая его с таинственной улыбкой. – Когда я смотрю вниз, я вижу хорошенького… – шепот ветерка в листве заглушил последние слова.
Диана смотрела в изумлении. Со своими формами, подобная эльфу или нимфе, женщина казалась девочкой, и все же она благословенна бесконечной глубиной материнства. При звуках ее ласкающих слов у Дианы слезы навернулись на глаза.
Но теперь она видела ее лицо более отчетливо, и имя присоединилось к нему само, возникнув ниоткуда.
Лаура.
Диана стояла как громом пораженная. Имя звучало в ней, словно удары колокола, посылая сквозь память свое эхо. Лаура…
Последний раз она видела ее в тот день, когда вызвала в дом на Пятой авеню, чтобы разлучить с Хэлом. Так давно! Вечность…
Диана думала, что отстаивает то, что принадлежит ей по праву. А позднее, выйдя за Хэла замуж, она всегда смотрела на Лауру как на проигравшую, тем более, что во время их краткого разговора о Хэле, болезненного разговора, было отчаянно ясно, что Лауре он действительно дорог.
Но теперь калейдоскоп дней перевернулся, и все куски оказались на других местах. Жизнь Дианы с Хэлом всего лишь воспоминание, а ее жизнь женщины почти кончена. И вот Лаура: ее бывшая естественная прелесть расцвела в нечто прекрасное, почти непереносимое для взгляда, потому что судьба наградила ее сыном.
Диана стояла, слушая их бормотанье, нежный лирический шепот матери, общающейся со своим ребенком словами, положенными на музыку любви. Она старалась сохранить самообладание. Что-то в этой сцене было необъяснимое. Такое же загадочное, как нереальная тишина этого затерянного уголка парка, который она как будто бы хорошо знала.
На выручку ей пришла память и социальный нюх. Не вышла ли Лаура за кого-то, кто помог ей вести ее бизнес? Диана не могла припомнить его имени. Рослый ирландец с яркими и довольно сексуальными манерами. Он всячески защищал Лауру и был очень к ней внимателен.
Да. Теперь все сходилось. Диана видела объявление об их браке в газетах и показала его Хэлу. Она заметила, что обе свадьбы назначены на один день. Да, имя было ирландским – Риган, Роуен, Рирдон, Рейли.
Может быть, это мальчик от ирландца?
К этим мыслям в мозгу Дианы примешивались более запутанные и сложные. Она припомнила, что Лаура оставила проектирование моды, будучи на вершине славы. Диана была удивлена этим в то время, а позднее интересовалась, что с нею сталось.
Ну что ж – вот она.
Теперь мальчик вывернулся из-под матери и оказался на ней. Настала его очередь играть агрессора. Его руки были у нее на плечах, а маленькое личико поднято к небу.
– Я гляжу вверх… – начал он и тут увидел Диану.
Черные глазенки смотрели без выражения, оценивая ее с невинным детским любопытством. Диана разнервничалась. Она знала, что у нее всего несколько секунд, чтобы удрать, пока ребенок не укажет на нее матери. Она не могла дать Лауре понять, что шпионит за ней. Хуже того, она не была готова встретиться и разговаривать с ней и видеть в глазах Лауры, как она постигает, что сделали с Дианой годы.
И все же она не в силах была оторваться от взгляда мальчика. Казалось, что его глаза украли частицу солнечного блеска, когда он смотрел на нее, воспринимая ее с детской невинностью, как часть огромного широкого мира вокруг него. Радужки темные, нежные, и нечто в них гипнотизировало ее.
К облегчению Дианы, он ничего не сказал матери. Он просто отвернулся от незнакомки.
– И что ты видишь, когда смотришь вниз? – спросила Лаура.
– Ку-ку, – проговорил он. – Я тебя вижу!
Диана все еще не могла уйти. Она изучала темные волосы мальчика, такие темные и прекрасные, как у Лауры. А брови, подбородок, овал лица, казалось, скрывали тайну, почему она и не могла от него оторваться. Тем временем звук его голоса затронул в ней какую-то струну, столь далекую и смутную, как будто она услышала колыбельную, давно позабытую, но безошибочно узнаваемую при первых звуках, ибо она живет в сердце.
И теперь Диана понимала, что здесь что-то не так, даже очень не так. Навязчивая красота сцены говорила о стоящей за ней тайне, загадке, на которую искала ответ Диана.
Она вспомнила откуда-то, что брак с ирландцем Роуеном, Риганом, или как его там, не удался. Что-то там было уродливое. Развод…
И детей там не было. Брак закончился неприятностями, связанными с судом. Детей не было…
У Дианы перехватило дыхание. У нее закружилась голова, и она бросилась бежать по дорожке, надеясь, что они не заметят этого.
Но мальчик посмотрел на нее снова. Она увидела вспышечку в его глазах, осознание ее присутствия и ее поспешного отступления. Лежа на матери, он прижимался к ней, как новорожденный младенец, и в этой интимнейшей позе она бормотала ему о своей привязанности к нему.
Диана отвернулась, но слова рванулись у нее из сердца к губам, словно сами по себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115