Абсолютно.
– Возьми еще карту, – предложила Эшлин. На сей раз Тед вытянул Висельника.
– Тебе сегодня определенно повезет, – одобрила Теда Эшлин.
– Но ведь это Висельник!
– Ну и что?! Вот увидишь, все будет хорошо!
Концерт проходил в шумном людном клубе. Тед выступал где-то в середине программы, и, хотя другие, настоящие комики смешили народ вполне остроумно, Эшлин никак не могла расслабиться и получать удовольствие. Ей казалось, что Теда ждет неминуемый провал, если только выступление другого дебютанта будет мало-мальски успешным.
Дебютант номер один оказался нестриженым юнцом, отработавшим свой номер под Бивиса и Батхеда. Публика была безжалостна. Пока несчастному кричали: «Проваливай, козел!», у Эшлин щемило сердце за Теда.
И вот настал его выход. Под лучом прожектора Тед казался хрупким и беззащитным. Он рассеянно почесал живот, задрал футболку, продемонстрировав резинку трусов и темную поросль на груди. Эшлин одобрительно кивнула. Правильно, может, девушки заинтересуются.
– Входит сова в бар, – начал Тед. Зрители подняли лица. – Заказывает пинту молока, пакет чипсов и десять сигарет. Бармен говорит своему товарищу: «Смотри, говорящая сова».
Раздались редкие смешки, но все по-прежнему ждали развязки.
Тед занервничал и перешел к следующей шутке.
– У моей совы нет носа, – объявил он. Молчание. От напряжения Эшлин чуть не до крови впилась ногтями в ладони.
– У моей совы нет носа, – с легким отчаянием повторил Тед.
И тут Эшлин осенило.
– Как у нее с запахом? – севшим вдруг голосом спросила она.
– Ужасно!
Воздух сгустился от эмоций. Люди оглядывались друг на друга с искаженными мучительным недоумением лицами.
А Тед упрямо продолжал:
– Я встретил друга, а он мне и говорит: «Кто та дама, с которой я видел тебя на Грэфтон-стрит?» А я ему: «Это не дама, это моя сова!»
Вдруг до всех дошло. Смех, сначала тихий, становился все громче, набирал силу, гремел раскатами, и наконец зрительный зал просто лег. Справедливости ради надо отметить: была суббота, и все были пьяны.
Эшлин слышала, как за ее спиной громко шептались:
– Во дает! Полный отпад!
– Желтое и мудрое? – с хитрой улыбкой обратился к залу Тед.
Он уже держал зал, люди сидели, затаив дыхание, и ждали шутки. Тед победоносно улыбнулся.
– Сова, вывалявшаяся в креме!
От хохота чуть не снесло крышу клуба.
– Серое и с сундуком? Восхищенное молчание.
– Сова едет в отпуск. Серая сова, естественно. Зал снова дружно грохнул.
Маститые комики, выпустившие Теда на сцену в порядке великого одолжения, тревожно переглянулись.
– Уберите его, – прошипел Билли Велосипед. – Жалкий наглец…
– Мне пора, – грустно сообщил Тед публике, увидев, как Марк Диньян решительно проводит ребром ладони себе по горлу.
Зал разочарованно взвыл.
– Мы своими руками создали себе погибель! – шепнул Билли Велосипед Арчи Арчеру.
– Меня зовут Тед Маллинс, я рассказываю много старинных шуток. Или нет, может, совиных? – подмигнул Тед. – А вы – моя осовелая публика!
И ушел со сцены под хохот, свист, топанье ног и аплодисменты.
После концерта, проталкиваясь к выходу вместе со всеми, Эшлин слышала, как то тут, то там вспоминали Теда.
– Желтое и мудрое, прикинь? Я думал, умру от смеха.
– Этот Тед – чудо. Такая лапочка.
– А как он, помнишь…
– Задрал майку? Да, классно.
– Как думаешь, у него кто-нибудь есть?
– Да наверняка.
Вечеринка происходила в новом доме у набережной, в квартире Марка Диньяна. Поскольку и приглашенные тоже по большей части были комиками, Эшлин думала, что всю ночь будет корчиться от смеха, но особого веселья не наблюдалось, наоборот, царило какое-то странное уныние.
– Все жмутся, чтобы у них случайно идею не украли, – пояснила Джой, ветеран подобных сборищ. – Если им не платят, эти парни и под дулом пистолета шутить не будут… Так, ну и где он?
И пошла разыскивать человека-барсука. Эшлин налила себе вина. Сквозь толпу в гостиной она увидела Теда. Он гордо восседал в кресле, в порядке строгой очередности беседуя со смиренно ожидающими своего счастья девушками. У окна, безучастно глядя на маслянисто-черную воду реки, маячил сутулый парень. В его густых черных волосах виднелась седая прядь.
«Ага, – догадалась Эшлин, – таинственный и неуловимый человек-барсук собственной персоной!»
Джой вертелась поблизости, энергично его игнорируя.
Принимая во внимание человека-барсука, Эшлин решила не докучать подруге и отправилась бродить одна, потягивая вино. Навстречу ей попался Марк Диньян, и она сумела с ним немного поболтать.
– Может, потанцуем? – неожиданно предложил Марк, прерывая разговор.
– Что? Здесь? – удивленно переспросила Эшлин. Сто лет ее не приглашали танцевать незнакомые мужчины. – Нет, спасибо, я не настолько пьяна.
– Ладно, подойду через часик, – усмехнулся Марк.
– Отлично! – неискренне воскликнула Эшлин. Немного спустя она заметила, что Джой упоенно целуется с человеком-барсуком.
Потом она еще немного побродила по квартире. Вечеринка была скучнее некуда, но Эшлин с удивлением обнаружила, что ей нравится здесь. Такой душевный комфорт был для нее редкостью: она почти никогда не ощущала себя независимой единицей. Даже в самые благополучные моменты в глубине души таился крохотный осколок пустоты.
Но сегодня ей было покойно и не одиноко. И пусть даже тот единственный, кто к ней подошел, был не в ее вкусе, собираясь домой, Эшлин не чувствовала себя неудачницей.
У дверей ей навстречу снова попался тот же энергичный юноша.
– Уже уходишь? Подожди минутку.
Он нацарапал что-то на клочке бумаги и дал ей.
Только выйдя на улицу, Эшлин развернула сложенную вдвое бумажку и прочла имя – Маркус Валентайн, – телефонный номер и инструкцию: «Позвони муа!»
Пешком до дома за десять минут – хорошо хоть дождь перестал. Прямо у подъезда, на пороге спал человек.
Тот же самый, об которого она чуть не споткнулась накануне. Только он оказался моложе, чем ей показалось вначале. Бледный, тощий, он лежал, плотно завернувшись в свое грубое оранжевое одеяло, – скорее брошенный ребенок, чем взрослый бродяга.
Порывшись в рюкзачке, Эшлин достала фунт и молча положила ему в изголовье. Нет, так украдут. Засунула деньги под одеяло и, перешагнув через спящего, вошла в дом.
Когда она закрывала дверь, до нее донеслось еле слышное «спасибо», такое слабое и невнятное, что, может, это ей и почудилось.
Пока Тед срывал бурные аплодисменты на «Фанни Фарм», Джек Дивайн отпирал дверь своего дома в Рингсенде, на берегу моря.
– Ты почему мне не позвонил? – спросила Мэй. – На меня у тебя никогда не хватает времени.
Протиснувшись мимо него, она зацокала каблучками вверх по лестнице, на ходу расстегивая джинсы.
Джек молча смотрел на море, на почти черную ночную гладь, такую же непроницаемую, как его глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
– Возьми еще карту, – предложила Эшлин. На сей раз Тед вытянул Висельника.
– Тебе сегодня определенно повезет, – одобрила Теда Эшлин.
– Но ведь это Висельник!
– Ну и что?! Вот увидишь, все будет хорошо!
Концерт проходил в шумном людном клубе. Тед выступал где-то в середине программы, и, хотя другие, настоящие комики смешили народ вполне остроумно, Эшлин никак не могла расслабиться и получать удовольствие. Ей казалось, что Теда ждет неминуемый провал, если только выступление другого дебютанта будет мало-мальски успешным.
Дебютант номер один оказался нестриженым юнцом, отработавшим свой номер под Бивиса и Батхеда. Публика была безжалостна. Пока несчастному кричали: «Проваливай, козел!», у Эшлин щемило сердце за Теда.
И вот настал его выход. Под лучом прожектора Тед казался хрупким и беззащитным. Он рассеянно почесал живот, задрал футболку, продемонстрировав резинку трусов и темную поросль на груди. Эшлин одобрительно кивнула. Правильно, может, девушки заинтересуются.
– Входит сова в бар, – начал Тед. Зрители подняли лица. – Заказывает пинту молока, пакет чипсов и десять сигарет. Бармен говорит своему товарищу: «Смотри, говорящая сова».
Раздались редкие смешки, но все по-прежнему ждали развязки.
Тед занервничал и перешел к следующей шутке.
– У моей совы нет носа, – объявил он. Молчание. От напряжения Эшлин чуть не до крови впилась ногтями в ладони.
– У моей совы нет носа, – с легким отчаянием повторил Тед.
И тут Эшлин осенило.
– Как у нее с запахом? – севшим вдруг голосом спросила она.
– Ужасно!
Воздух сгустился от эмоций. Люди оглядывались друг на друга с искаженными мучительным недоумением лицами.
А Тед упрямо продолжал:
– Я встретил друга, а он мне и говорит: «Кто та дама, с которой я видел тебя на Грэфтон-стрит?» А я ему: «Это не дама, это моя сова!»
Вдруг до всех дошло. Смех, сначала тихий, становился все громче, набирал силу, гремел раскатами, и наконец зрительный зал просто лег. Справедливости ради надо отметить: была суббота, и все были пьяны.
Эшлин слышала, как за ее спиной громко шептались:
– Во дает! Полный отпад!
– Желтое и мудрое? – с хитрой улыбкой обратился к залу Тед.
Он уже держал зал, люди сидели, затаив дыхание, и ждали шутки. Тед победоносно улыбнулся.
– Сова, вывалявшаяся в креме!
От хохота чуть не снесло крышу клуба.
– Серое и с сундуком? Восхищенное молчание.
– Сова едет в отпуск. Серая сова, естественно. Зал снова дружно грохнул.
Маститые комики, выпустившие Теда на сцену в порядке великого одолжения, тревожно переглянулись.
– Уберите его, – прошипел Билли Велосипед. – Жалкий наглец…
– Мне пора, – грустно сообщил Тед публике, увидев, как Марк Диньян решительно проводит ребром ладони себе по горлу.
Зал разочарованно взвыл.
– Мы своими руками создали себе погибель! – шепнул Билли Велосипед Арчи Арчеру.
– Меня зовут Тед Маллинс, я рассказываю много старинных шуток. Или нет, может, совиных? – подмигнул Тед. – А вы – моя осовелая публика!
И ушел со сцены под хохот, свист, топанье ног и аплодисменты.
После концерта, проталкиваясь к выходу вместе со всеми, Эшлин слышала, как то тут, то там вспоминали Теда.
– Желтое и мудрое, прикинь? Я думал, умру от смеха.
– Этот Тед – чудо. Такая лапочка.
– А как он, помнишь…
– Задрал майку? Да, классно.
– Как думаешь, у него кто-нибудь есть?
– Да наверняка.
Вечеринка происходила в новом доме у набережной, в квартире Марка Диньяна. Поскольку и приглашенные тоже по большей части были комиками, Эшлин думала, что всю ночь будет корчиться от смеха, но особого веселья не наблюдалось, наоборот, царило какое-то странное уныние.
– Все жмутся, чтобы у них случайно идею не украли, – пояснила Джой, ветеран подобных сборищ. – Если им не платят, эти парни и под дулом пистолета шутить не будут… Так, ну и где он?
И пошла разыскивать человека-барсука. Эшлин налила себе вина. Сквозь толпу в гостиной она увидела Теда. Он гордо восседал в кресле, в порядке строгой очередности беседуя со смиренно ожидающими своего счастья девушками. У окна, безучастно глядя на маслянисто-черную воду реки, маячил сутулый парень. В его густых черных волосах виднелась седая прядь.
«Ага, – догадалась Эшлин, – таинственный и неуловимый человек-барсук собственной персоной!»
Джой вертелась поблизости, энергично его игнорируя.
Принимая во внимание человека-барсука, Эшлин решила не докучать подруге и отправилась бродить одна, потягивая вино. Навстречу ей попался Марк Диньян, и она сумела с ним немного поболтать.
– Может, потанцуем? – неожиданно предложил Марк, прерывая разговор.
– Что? Здесь? – удивленно переспросила Эшлин. Сто лет ее не приглашали танцевать незнакомые мужчины. – Нет, спасибо, я не настолько пьяна.
– Ладно, подойду через часик, – усмехнулся Марк.
– Отлично! – неискренне воскликнула Эшлин. Немного спустя она заметила, что Джой упоенно целуется с человеком-барсуком.
Потом она еще немного побродила по квартире. Вечеринка была скучнее некуда, но Эшлин с удивлением обнаружила, что ей нравится здесь. Такой душевный комфорт был для нее редкостью: она почти никогда не ощущала себя независимой единицей. Даже в самые благополучные моменты в глубине души таился крохотный осколок пустоты.
Но сегодня ей было покойно и не одиноко. И пусть даже тот единственный, кто к ней подошел, был не в ее вкусе, собираясь домой, Эшлин не чувствовала себя неудачницей.
У дверей ей навстречу снова попался тот же энергичный юноша.
– Уже уходишь? Подожди минутку.
Он нацарапал что-то на клочке бумаги и дал ей.
Только выйдя на улицу, Эшлин развернула сложенную вдвое бумажку и прочла имя – Маркус Валентайн, – телефонный номер и инструкцию: «Позвони муа!»
Пешком до дома за десять минут – хорошо хоть дождь перестал. Прямо у подъезда, на пороге спал человек.
Тот же самый, об которого она чуть не споткнулась накануне. Только он оказался моложе, чем ей показалось вначале. Бледный, тощий, он лежал, плотно завернувшись в свое грубое оранжевое одеяло, – скорее брошенный ребенок, чем взрослый бродяга.
Порывшись в рюкзачке, Эшлин достала фунт и молча положила ему в изголовье. Нет, так украдут. Засунула деньги под одеяло и, перешагнув через спящего, вошла в дом.
Когда она закрывала дверь, до нее донеслось еле слышное «спасибо», такое слабое и невнятное, что, может, это ей и почудилось.
Пока Тед срывал бурные аплодисменты на «Фанни Фарм», Джек Дивайн отпирал дверь своего дома в Рингсенде, на берегу моря.
– Ты почему мне не позвонил? – спросила Мэй. – На меня у тебя никогда не хватает времени.
Протиснувшись мимо него, она зацокала каблучками вверх по лестнице, на ходу расстегивая джинсы.
Джек молча смотрел на море, на почти черную ночную гладь, такую же непроницаемую, как его глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118