Третий был рыж. Рыж, весел, непоседлив. Именно он начинал все игры, устраивал драки, он был непоседлив и быстр, словно у его сандалий выросли крылья.
А еще он был сероглаз, глаза, словно льдинки, смотрели, тая в глубине веселье и хитринку. У мальчишки, несмотря на юный возраст, были тонкие, точеные черты.
Вздрогнув, женщина перевела взгляд на Имрэна, и ей почудилось, будто тот ей подмигнул.
Выйдя из комнаты, чувствуя, что волнение подступает к горлу, Гресс прислонилась к стене и, услышав шаги, прозвучавшие за спиной, оглянулась.
— Имрэн? — спросила тихо, наугад.
— Да, — ответил юноша, — я.
— Что вы хотите?
— Поговорить. Один на один. Пойдемте в сад.
— Там дождь.
— Не бойтесь, он теплый.
Юноша взял ее под руку и повел, осторожно спускаясь по ступеням. Выйдя в сад, они пошли по дорожке, залитой водой, ступая прямо по лужам. Имрэн не ошибся, дождь был теплым, хоть и лил стеной.
Чувствуя, как намокает одежда, прилипая к коже, Гресси поежилась, и набросила край шелка на голову, что б вода не лила в глаза.
— Да, — проговорил Имрэн, срывая с дерева, плод, — я читаю мысли. И ваши, разумеется, тоже.
— Даже так, — проговорила женщина задумчиво.
— Даже так, — отозвался Имрэн, — прошу простить, но от меня это не зависит, это происходит непроизвольно. И всегда.
— И о чем же мы будем говорить? — проговорила женщина с иронией, — раз вам открыты мои мысли?
— Ну, мои-то, вам не прочесть. А мне есть что сказать.
— И что же? — она вздохнула и отерла воду, стекавшую по лицу.
— Ну, хотя бы то, что выход есть. Если и нельзя уйти из системы тройной, то, собственно, из этого мира, с этого корабля можно уйти.
— Куда? Как? Пешком по звездам?
— Здесь должен быть выход, — упрямо повторил Имрэн, — пришли же сюда как-то этот контрабандист и его друзья. И он не мог исчезнуть или закрыться. Так просто не бывает. Даже если нельзя, не привлекая внимания, уйти из системы Ками-Еиль-Ергу, то можно уйти тем путем.
— На Рэну?
— Наверное, — ответил Имри. — раз они оттуда пришли.
— Я в это не верю.
— А в то, о чем подумали, вы верите?
— Во что?
— Иридэ, — тихо отозвался Имрэн, — в то, что это именно он?
— Глупость, — тихо обронила женщина, откидывая с волос намокший шелк, отирая воду с лица.
— Нет. — возразил парнишка, — Это — истина. Но я знаю. Знаю, от Юфнаресса. А вот вы догадались. Вы почувствовали. И боитесь признаться себе.
— И что с того?
— Да ничего... — ответил Имрэн, — ничего.
Он несколько секунд помолчал, посмотрел ввысь, где молнии смешивались с яркими, летящими ниже облаков, яркими искрами золотых, огненных, не меркнущих шаров, полных сияющего света, соперничающих яркостью со сполохами молний. Женщина повернулась, готовясь уйти.
— Подождите, — попросил он, — я не все сказал. Я не сказал главного. Я, не могу уйти отсюда, как вы, я заперт здесь, в этом мире, что существует посреди неведомой Вселенной. Иной Вселенной, Гресс. Здесь иначе течет время, поверьте, каждый день, что мы проводим тут, там, в нашем мире, в том, где Лига, где Империя, где существуют Рэна и Ирдал, там, за каждый местный день, утекает месяц.
— Как? — произнесла женщина, удивленно.
— Аюми, — проговорил он, — хоть и похожи на людей, на самом деле — иные. Я еще помню их. Наверно, потому, что сам — Аюми, пусть наполовину. Но это не имеет значения. Имеет значения то, что хоть они и посетили значительную часть Вселенной, в той Вселенной им места не нашлось. Хоть мир и огромен.
— Почему?
— Вы еще спрашиваете? — удивился Имри, — вы же видели....
— Аюми?
Он кивнул. А она вспомнила высокую фигуру, что, приближаясь к замку, выходя из степи, так неожиданно встретилась ей на пути. Вспомнила ощущение огня, пронизывающего тело, ощущение собственной никчемности, незначительности, ничтожества. Имрэн кивнул.
— Да, — проговорили его губы. — наша раса была такой. Ни на одной планете людей мы не могли обойтись без маски. Не могли пройти рядом, так, что б нам не стали поклоняться или проклинать. Но и это не все. Мы не желали людям зла. Наши женщины были лекарками, целительницами, они лечили и учили, отдавая знания, что доставались нам легко. Легче, чем ты думаешь. Но мужчины, — этот дар, как проклятье, — не каждый способен вынести присутствие Аюми рядом. И не умереть. Мы — оружие, — прошептал он, — оружие, созданное мечтой об абсолютной власти. Оружие, что некогда выковала Эрмэ. Мечта и боль, любовь и смерть — вот что способны были Аюми принести в мир. Накал чувств, шквал безумия, захлестывающий разум. Ты можешь это понять?
Гресс слабо кивнула.
— Но ты же — Аюми, — возразила так же слабо, — почему ты не таков...?
— Я — ребенок, вечное дитя, — улыбнулся Имри. — как ни скажет отец. Я боюсь этого дара, и предпочел бы никогда не взрослеть. Никогда. Потому, что, я не рожден для одиночества, а только оно и будет, стоит мне повзрослеть, и принять этот дар. — он вздохнул, стерев улыбку с лица, пожал кончиками пальцев ее руку. Пожатие было слабым и теплым.
Гресс посмотрела в черты лица, прикрытые темнотой, покрытые тонкой пленкой воды, стекавшей с его волос, текущей по щекам и подбородку. Глядя на него, чуть, снизу вверх отмечала совершенную гармонию черт, взгляда, жестов.
— Знаешь, — проговорил он тихо, — но все, что мы несли людям, есть только отражение. Отражение людских страстей, пороков, надежд и любви. Мы — зеркало. Только зеркало, что показывает человеку его самого, возвращает мысли и чувства. Что может получить человек, если в нем только ненависть? Если недоверие и страх живут в душе?
— А если Любовь? — проговорила Гресс, упрямо.
Имрэн промолчал, прислонившись к ветвям дерева. В воздухе повисло молчание, и только раскаты грома нарушали тишину. Гресс смотрела на мальчишку, чувствуя замешательство.
— Перестань лгать самой себе, — попросил Имри, проигнорировав ее вопрос, — так будет лучше.
— Это и есть то главное, что ты хотел мне сказать?
— Да, — ответил он, — мир Аюми не терпит людской лжи. И если вы хотите уйти отсюда, то вам всем придется измениться. Иначе никто и никогда не найдет отсюда выхода. Перестаньте себе лгать, это единственное, что требуется. — он помолчал несколько мгновений, — Возможно, — проговорил, решившись, — я не смогу тебе объяснить всего, но попытаюсь. Эти миры — отчасти виртуальны, Гресс. Они откликаются на любое движение разума, считывая узор мысли, они достраивают из памяти и желания то, что ты хочешь увидеть, поэтому здесь столько меняющихся черт. Тысячи лет назад, когда погибла наша цивилизация, эти миры умерли тоже, застыли, законсервировались, и не было никого, кто их бы разбудил. Я бы мог, но я их не искал. Повторюсь, я не искал одиночества, лучше жить не понятому, чем жить в одиночестве. По-видимому, корабли проснулись, ожили, когда их вновь нашли люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
А еще он был сероглаз, глаза, словно льдинки, смотрели, тая в глубине веселье и хитринку. У мальчишки, несмотря на юный возраст, были тонкие, точеные черты.
Вздрогнув, женщина перевела взгляд на Имрэна, и ей почудилось, будто тот ей подмигнул.
Выйдя из комнаты, чувствуя, что волнение подступает к горлу, Гресс прислонилась к стене и, услышав шаги, прозвучавшие за спиной, оглянулась.
— Имрэн? — спросила тихо, наугад.
— Да, — ответил юноша, — я.
— Что вы хотите?
— Поговорить. Один на один. Пойдемте в сад.
— Там дождь.
— Не бойтесь, он теплый.
Юноша взял ее под руку и повел, осторожно спускаясь по ступеням. Выйдя в сад, они пошли по дорожке, залитой водой, ступая прямо по лужам. Имрэн не ошибся, дождь был теплым, хоть и лил стеной.
Чувствуя, как намокает одежда, прилипая к коже, Гресси поежилась, и набросила край шелка на голову, что б вода не лила в глаза.
— Да, — проговорил Имрэн, срывая с дерева, плод, — я читаю мысли. И ваши, разумеется, тоже.
— Даже так, — проговорила женщина задумчиво.
— Даже так, — отозвался Имрэн, — прошу простить, но от меня это не зависит, это происходит непроизвольно. И всегда.
— И о чем же мы будем говорить? — проговорила женщина с иронией, — раз вам открыты мои мысли?
— Ну, мои-то, вам не прочесть. А мне есть что сказать.
— И что же? — она вздохнула и отерла воду, стекавшую по лицу.
— Ну, хотя бы то, что выход есть. Если и нельзя уйти из системы тройной, то, собственно, из этого мира, с этого корабля можно уйти.
— Куда? Как? Пешком по звездам?
— Здесь должен быть выход, — упрямо повторил Имрэн, — пришли же сюда как-то этот контрабандист и его друзья. И он не мог исчезнуть или закрыться. Так просто не бывает. Даже если нельзя, не привлекая внимания, уйти из системы Ками-Еиль-Ергу, то можно уйти тем путем.
— На Рэну?
— Наверное, — ответил Имри. — раз они оттуда пришли.
— Я в это не верю.
— А в то, о чем подумали, вы верите?
— Во что?
— Иридэ, — тихо отозвался Имрэн, — в то, что это именно он?
— Глупость, — тихо обронила женщина, откидывая с волос намокший шелк, отирая воду с лица.
— Нет. — возразил парнишка, — Это — истина. Но я знаю. Знаю, от Юфнаресса. А вот вы догадались. Вы почувствовали. И боитесь признаться себе.
— И что с того?
— Да ничего... — ответил Имрэн, — ничего.
Он несколько секунд помолчал, посмотрел ввысь, где молнии смешивались с яркими, летящими ниже облаков, яркими искрами золотых, огненных, не меркнущих шаров, полных сияющего света, соперничающих яркостью со сполохами молний. Женщина повернулась, готовясь уйти.
— Подождите, — попросил он, — я не все сказал. Я не сказал главного. Я, не могу уйти отсюда, как вы, я заперт здесь, в этом мире, что существует посреди неведомой Вселенной. Иной Вселенной, Гресс. Здесь иначе течет время, поверьте, каждый день, что мы проводим тут, там, в нашем мире, в том, где Лига, где Империя, где существуют Рэна и Ирдал, там, за каждый местный день, утекает месяц.
— Как? — произнесла женщина, удивленно.
— Аюми, — проговорил он, — хоть и похожи на людей, на самом деле — иные. Я еще помню их. Наверно, потому, что сам — Аюми, пусть наполовину. Но это не имеет значения. Имеет значения то, что хоть они и посетили значительную часть Вселенной, в той Вселенной им места не нашлось. Хоть мир и огромен.
— Почему?
— Вы еще спрашиваете? — удивился Имри, — вы же видели....
— Аюми?
Он кивнул. А она вспомнила высокую фигуру, что, приближаясь к замку, выходя из степи, так неожиданно встретилась ей на пути. Вспомнила ощущение огня, пронизывающего тело, ощущение собственной никчемности, незначительности, ничтожества. Имрэн кивнул.
— Да, — проговорили его губы. — наша раса была такой. Ни на одной планете людей мы не могли обойтись без маски. Не могли пройти рядом, так, что б нам не стали поклоняться или проклинать. Но и это не все. Мы не желали людям зла. Наши женщины были лекарками, целительницами, они лечили и учили, отдавая знания, что доставались нам легко. Легче, чем ты думаешь. Но мужчины, — этот дар, как проклятье, — не каждый способен вынести присутствие Аюми рядом. И не умереть. Мы — оружие, — прошептал он, — оружие, созданное мечтой об абсолютной власти. Оружие, что некогда выковала Эрмэ. Мечта и боль, любовь и смерть — вот что способны были Аюми принести в мир. Накал чувств, шквал безумия, захлестывающий разум. Ты можешь это понять?
Гресс слабо кивнула.
— Но ты же — Аюми, — возразила так же слабо, — почему ты не таков...?
— Я — ребенок, вечное дитя, — улыбнулся Имри. — как ни скажет отец. Я боюсь этого дара, и предпочел бы никогда не взрослеть. Никогда. Потому, что, я не рожден для одиночества, а только оно и будет, стоит мне повзрослеть, и принять этот дар. — он вздохнул, стерев улыбку с лица, пожал кончиками пальцев ее руку. Пожатие было слабым и теплым.
Гресс посмотрела в черты лица, прикрытые темнотой, покрытые тонкой пленкой воды, стекавшей с его волос, текущей по щекам и подбородку. Глядя на него, чуть, снизу вверх отмечала совершенную гармонию черт, взгляда, жестов.
— Знаешь, — проговорил он тихо, — но все, что мы несли людям, есть только отражение. Отражение людских страстей, пороков, надежд и любви. Мы — зеркало. Только зеркало, что показывает человеку его самого, возвращает мысли и чувства. Что может получить человек, если в нем только ненависть? Если недоверие и страх живут в душе?
— А если Любовь? — проговорила Гресс, упрямо.
Имрэн промолчал, прислонившись к ветвям дерева. В воздухе повисло молчание, и только раскаты грома нарушали тишину. Гресс смотрела на мальчишку, чувствуя замешательство.
— Перестань лгать самой себе, — попросил Имри, проигнорировав ее вопрос, — так будет лучше.
— Это и есть то главное, что ты хотел мне сказать?
— Да, — ответил он, — мир Аюми не терпит людской лжи. И если вы хотите уйти отсюда, то вам всем придется измениться. Иначе никто и никогда не найдет отсюда выхода. Перестаньте себе лгать, это единственное, что требуется. — он помолчал несколько мгновений, — Возможно, — проговорил, решившись, — я не смогу тебе объяснить всего, но попытаюсь. Эти миры — отчасти виртуальны, Гресс. Они откликаются на любое движение разума, считывая узор мысли, они достраивают из памяти и желания то, что ты хочешь увидеть, поэтому здесь столько меняющихся черт. Тысячи лет назад, когда погибла наша цивилизация, эти миры умерли тоже, застыли, законсервировались, и не было никого, кто их бы разбудил. Я бы мог, но я их не искал. Повторюсь, я не искал одиночества, лучше жить не понятому, чем жить в одиночестве. По-видимому, корабли проснулись, ожили, когда их вновь нашли люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181