— Но может быть и так, что он сначала выстрелил им в голову, а потом уж в сердце.
— Тогда почему бы заодно и не девушке? Нет, он стреляет в лицо одному убитому, потом осознает, что обнаруживает свои намерения, и стреляет во второго.
— Тогда возвращаю вопрос, — Левин встал. — Почему же заодно не в девушку?
— Не знаю.
— Как эксперт, каковым вы не являетесь, говорю вам, что пуля такого калибра не может так обезобразить, что нельзя было бы опознать человека. К тому же этот мясник начисто срезал их лица.
— Как эксперт, скажите, чего он достиг этими выстрелами?
— Если оба мужчины были уже мертвы, — скрестив руки на груди, ответил Левин, — главным образом локализованных повреждений в области зубов, которыми мы уже занимались.
Аркадий промолчал. Левин рывком открыл ящик и достал коробки, помеченные «ПГ-1» и «ПГ-2». Из коробки ПГ-1 он вытряхнул на ладонь два почти целых передних зуба.
— Крепкие зубы, — заметил Левин. — Такими можно грызть орехи.
Зубам в коробке ПГ-2 не повезло. Один разбитый вдребезги резец и в отдельном пакетике мелкие осколки и пыль.
— Почти все остатки одного зуба пропали в снегу. Но анализ все же показывает эмаль, дентин, цемент, обезвоженную пульпу, налет табака и следы свинца.
— Пломба? — спросил Аркадий.
— Девять граммов, — ответил Левин, имея в виду пулю. — Удовлетворены?
— Значит, это Рыжий, парень, который красил волосы?
— ПГ-2, черт вас побери!
…Рыжий находился внизу, в холодильнике. Тело привезли в прозекторскую. Аркадий нещадно задымил.
— Отойдите от света, — оттолкнул его локтем Левин. — Мне казалось, что вы терпеть не можете таких вещей.
В середине верхней челюсти зияла дыра, по краям которой торчали прокуренные боковые резцы. Левин выковыривал кусочки челюсти и складывал на влажное стекло. Когда кусочки покрыли его, он зашагал к стоящему на столе микроскопу.
— Знаете ли вы, что ищете, или просто догадываетесь? — спросил он Аркадия.
— Догадываюсь, но никто не станет грабить заведомо пустой сейф.
— Вы правы, — патологоанатом наклонился к микроскопу, двигая кусочки кости на стекле. Начав с десятикратного увеличения, он вращал линзы окуляра. Аркадий подвинул стул и сел спиной к трупу. Левин по одной снимал со стекла крупинки кости.
— Я послал к вам заключение, которое, возможно, вы еще не видели, — сказал Левин, — Кончики пальцев срезаны большими ножницами. На обеих сторонах ран отчетливо видны вдавлины. Ткани лица удалены не скальпелем, разрезы не такие тонкие, на кости глубокие царапины. Я бы сказал, ножом, очень острым охотничьим ножом. — На стекле осталась только мелкая пыль. — Взгляните-ка.
Увеличенная в двести раз, пыль казалась обломками слоновой кости вперемешку с кусками розовой древесины.
— Это что?
— Гуттаперча. Зуб был мертвый и хрупкий, потому и рассыпался. Нерв был удален, канал запломбирован гуттаперчей.
— Я не знал, что есть такой материал.
— У нас нет. И в Европе гуттаперчей не пользуются, только в Америке, — Левин насмешливо ухмыльнулся в ответ на широкую улыбку Аркадия. — Нечем гордиться — просто повезло.
— Да я и не горжусь.
Вернувшись на Новокузнецкую, Аркадий, не раздеваясь, напечатал:
"К заключению об убийствах в Парке имени Горького.
В результате анатомического исследования жертвы ПГ-2 в канале верхнего правого резца обнаружены остатки гуттаперчевой пломбы. Патологоанатом утверждает, что данный материал не характерен для советской и европейской зубоврачебной практики и обычно применяется в США.
ПГ-2 — это тот убитый, который изменил свою внешность, перекрасив рыжие волосы в каштановый цвет".
Он поставил подпись и дату, вынул рапорт из машинки, оставил себе копию, и бережно, словно постановление о помиловании, взяв в руки оригинал, понес его в соседний корпус. Ямского не было на месте. Аркадий положил рапорт на середину прокурорского стола.
Когда днем вернулся Паша, следователь сидел в рубашке, листая какой-то журнал. Паша поставил свой старый громоздкий магнитофон и с размаху уселся на стул.
— Никак, подали в отставку?
— Не угадал, Паша. Я чувствую себя как поднимающийся к небу воздушный шарик, мыльный пузырь, как свободно парящий орел — короче, как человек, успешно увильнувший от ответственности.
— О чем вы говорите? Я же раскусил, в чем дело.
— Дела больше нет.
Аркадий рассказал о зубе убитого.
— Американский шпион?
— Какое нам дело, Паша? Нам годится любой мертвый американец. Теперь Приблуде придется взять дело к себе.
— И приписать себе все заслуги!
— Теперь-то мы его подставим. Это дело должно было отойти к нему с самого начала. Тройное убийство нашим уголовникам не свойственно.
— Знаю я КГБ. Этих костоломов. После того, как мы сделали всю работу…
— Какую работу? Мы даже не знаем, кого убили, не говоря уж об убийце.
— Они получают вдвое больше нас, у них свои магазины, шикарные спортклубы, — Паша сел на любимого конька. — Можете вы мне сказать, чем они лучше меня, почему мне никогда не предлагали там работу? Стал я хуже от того, что по воле случая оказался внуком князя? Видите ли, им нужно, чтобы у тебя в роду было десять поколений пота и грязи или чтобы ты говорил на десяти языках.
— Что касается пота и грязи, то Приблуда даст тебе сто очков вперед. Но я не уверен, что он знает больше одного языка.
— Будь возможность, я бы выучил французский и китайский, — продолжал свое Паша.
— Ты же знаешь немецкий.
— Всё знают немецкий. И биография у меня, как у всех. Теперь вся слава достанется им. И это после того, как мы докопались до… как его?
— Зуба.
— …твою мать. — Национальное ругательство не звучало оскорблением, а лишь выражало расстроенные чувства.
Оставив захандрившего Пашу, Аркадий пошел к Никитину. Старшего следователя по контролю за соблюдением постановлений правительства не было на месте. Ключом от стола Никитина он открыл деревянный шкаф, в котором кроме телефонного справочника стояли четыре бутылки водки. Он взял только одну.
— Значит, тебе больше хочется быть сопливым костоломом, чем хорошим сыщиком, — вернувшись, упрекнул он Пашу. Сыщик безутешно уставился глазами в пол. Аркадий разлил водку по стаканам.
— Пей.
— За что? — пробормотал Паша.
— За твоего деда, за князя! — предложил Аркадий.
Глядя на открытую дверь, Паша в замешательстве покраснел.
— За царя! — добавил Аркадий.
— Да вы что? — Паша закрыл дверь.
— Пей, не трусь.
После нескольких глотков Паша уже не чувствовал себя таким несчастным. Они выпили за криминалистический талант капитана Левина, за неизбежное торжество советского правосудия и за открытие навигации во Владивостоке.
— За единственного порядочного человека в Москве, — сказал Паша.
— За кого же? — спросил Аркадий, ожидая шутки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118