– До нашего дома троллейбусы не ходят.
– Это так важно?
– Все может быть важно, – пробормотал он и присел рядом, собираясь с мыслями. Вернуться бы сейчас, туда, в квартиру в Якорном переулке, осмотреть все свежим взглядом, подчистить и подготовить «сцену» (если тело еще не обнаружили… А кому, собственно, обнаруживать?)
– Ты захлопнула за собой дверь?
– Я убежала черной лестницей. Там замок старый, не автоматический. А что?
– Тебе никто не попался навстречу? Тебя могли увидеть?
Внучку трясло. Он не надеялся на ответ, но она ответила:
– Да. Там, в квартире, был кто-то еще. И потом, этот кот…
– Что «кот»?
– Кот был на улице, в миске еда не тронута.
– При чем здесь это?
– Понимаешь, он, наверное, подумал, что пришел Феликс (дверь скрипнула). А это был убийца.,.
Они вдвоем сидели на кухне и пили горячее какао. Внучка слегка порозовела лицом, былой кошмар куда-то отодвинулся… Не убрался совсем, а словно позволил отдохнуть от себя: радуйтесь, мол…
– Я сидела в кресле, спиной к окну. Мне было видно трюмо в коридоре. Что-то отразилось в створке, какое-то движение. И шаги… Такой легкий топоток.
– Тебе могло почудиться под гипнозом, – отмахнулся он.
– Это было до того, как он меня загипнотизировал. А потом я очутилась в старой церкви…
– Вот уж к церкви я бы его на километр не подпустил…
– Но перед тем как отключиться, я увидела в прихожей…
– Кого?
– Мальчика, – потерянно произнесла она.
Он призадумался.
– Легкие шаги, маленький рост… Но это могла быть женщина!
Она пожала плечами.
– Все равно. Если меня кто-то видел в квартире (а видели обязательно), то за мной скоро придут из милиции.
Он в который раз подумал, что надо съездить туда… Многого он не успеет (годы, годы!), но хотя бы стереть отпечатки пальцев – не свои, а внучкины.
– Ты брала пистолет в руки?
– Нет, как ты мог подумать…
– Ну, хоть до чего-то дотрагивалась?
– Кажется, до шкатулки.
– Что за шкатулка?
– Старинная, из малахита, играет мелодию, если открыть.
– Еще? – требовательно спросил он.
– Крышка пианино, подсвечник, бокал с вином, подлокотник кресла…
– Короче, наследила, – вынес он неутешительный приговор.
– Да откуда я могла знать…
Она вдруг повернулась к нему, порывисто вскочила, взяла его морщинистые руки в свои, словно желая согреть… или согреться самой.
– Дед, скажи откровенно, почему ты боишься?
– Я боюсь? – растерянно повторил он.
– Прекрати переспрашивать! – она даже топнула ногой. – Сию минуту отвечай! Я не убивала, там все равно поймут и разберутся. Моих отпечатков на пистолете нет, мало ли кто мог прийти и застрелись Бронцева после моего ухода. Почему тебе страшно?
Выражение «сию минуту» – это у нее от бабушки Анны Алексеевны. Та точно так же хмурила брови и морщила носик, будто сердится и одновременно пытается не расплакаться. «Алечка, куда ты пропала? Домой, сию минуту!» Это когда внучка решила отметить свое четырехлетие первым самостоятельным походом в парк культуры за мороженым. Мороженое ей, конечно, и так покупали – она была единственным чадом в семье (если не считать взрослых чад – ее бестолковых родителей) и пользовалась всеми вытекающими привилегиями… Но одно дело, когда тебя водят за ручку – «Деда, купи!» – «А не замерзнешь? Пятая порция на сегодня». – «Ну де-е-ед!» Другое – когда ты сама, взрослая самостоятельная дама на воскресном променаде (черт, мороженого без денег не дадут). Пришлось взять с собой «кавалеров», соседских Димку и Петьку (братьям стукнуло по семь – той осенью в школу, если не отвертятся). Разрешения, само собой, не спросила: кто же позволит…
Встревоженный дед, словно молодой лось, забыв об одолевавших хворях, метался по городу, обзванивая отделения милиции, больницы, и – с нехорошо замиравшем сердцем – морги. Кричал в трубку Анне Алексеевне (та сидела возле телефона и пузырька с валокордином): «Пока ничего, ищем… Да не болтай ерунды, кто ее может похитить, с нас взять-то, кроме пенсии… Нет, машина не сбивала, иначе бы отвезли в больницу, а я только что оттуда. Нет, наезд был, но сбили какого-то мужика, он спьяну провалился в канализацию, вылез из люка посреди дороги. Да не успокаиваю я тебя, просто докладываю положение. Все, отбой…»
Уже под вечер, когда последние силы иссякли, он позвонил домой в очередной раз и сквозь рев на заднем плане и причитания на переднем услышал облегченное: «Они прибыли. Приезжай, полюбуйся на свое сокровище».
–Ну, щас я ей задам!
Конечно, увидев перемазанную мороженым внучку (живую и здоровую), дед позабыл о наказании. На радостях обнялись, заорали что-то победное. «Деда, да я же не одна…» – «Я тебе покажу, сатана такая! На сколько порций братьев раскрутила?» – «Чего раскрутила?» – «Да ничего. Хоть вкусно было?» – «Вкусно, вкусно! Я тебе кусочек принесла, по дороге не съела…»
А в общем и целом – росла девочка как девочка (с рабочей прописью, правда, были проблемы) – школа, белый фартук, бантики, позже – химическая завивка и помада, четверки-пятерки, институт, лекции и сессии… Они – взрослеют, мы – стареем.
И все же в ней чувствовалось нечто выделявшее ее из толпы. Про такого человека любимые дедом японцы говорили: он обладает сильным ВА – внутренней энергией. Пожалуй, были лишь двое, кто обладал этим даром, – любимый ученик и родная внучка. Поэтому он нисколько не удивился, когда они встретились…
– Ты ничего не брала из квартиры? – спросил он, возвращаясь в сегодняшний мир.
Она покачала головой.
– Я потеряла там свою ленточку для волос. Я думаю, ее взял он.
– Кто?
– Убийца. Он оставил след… – Она помолчала., – Черный сгусток, очень плотный, почти осязаемый. Не могу лучше объяснить.
Ее опять затрясло. Он успокаивающе обнял ее, заставил лечь на диван и укрыл ноги клетчатым пледом.
– Тебе надо прийти в себя. Отвлечься.
– Да как я смогу?
– Сможешь.
Он еще что-то шептал на непонятном языке, касаясь кончиками пальцев ее висков, мочек ушей, точки над переносицей – нехитрая методика, которой он выучился от одного старика – курильщика опиума в Бирме, в крошечной деревушке посреди живописной бамбуковой рощи…
Она вдруг произнесла в полусне: :
– Я не сказала тебе еще об одном. Я звонила по телефону – оттуда, из квартиры.
–Кому?
– Мне нужна была помощь. Я боялась, что меня тоже убьют.
– Кто?
– Тот, кто меня заколдовал.
Глава 8
ДОМ, ГДЕ НЕТ ПАУТИНЫ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
За окнами была глубокая ночь. Шумы и шорохи стихии, и мы втроем, точно добрые соседи, расположились в глубоких креслах в чужой гостиной: в одном кресле я (Слава Комиссаров, позевывая, примостился на широком подлокотнике), в другом – Маргарита Павловна, слегка осунувшаяся, с печальными складками в уголках губ…
– Вы не устали? – в очередной раз спросил я, и она в очередной раз покачала головой, всматриваясь в тускло светившийся экран.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109