Мой второй разговор с Плантаром не то чтобы получился, но был все же лучше первого. Но тогда я обладал властью и, следовательно, мог пригодиться. А теперь — кому я нужен? Кому я нужен, кроме Антихриста?
Я Эммануилов, я его. И бороться с этим так же нелепо, как со сменой времен года. Данность, непреложный факт. Может быть, в начале я и мог бы уйти. Теперь — нет. Уйти невозможно! Марк попробовал…
Вариант Марка. Попилиться, что ли, перочинным ножом? Нет смысла. Антихристу все равно, живым он найдет меня или мертвым. Марк не желает мне зла, потому что больше не считает злом то, что с ним случилось. Надо просто сесть и дождаться Марка.
Церковный хорал больше не звучал. Я рассеянно посмотрел в ту сторону. И отсветов на потолке больше не было. Вняли доброму совету — убрались. Куда, интересно?
Костер догорел, только угли переливались и вспыхивали. Светало. Рассвет, как догорающие угли. Или разверстая пасть Зверя. Того самого, Зверя из Бездны. Кровавая пасть.
У костра сидела Тереза и держала руки над огнем. Угли потухли.
Я даже не удивился ее появлению.
— Пойдем! — сказала она.
— Оставь меня! Зачем ты подаешь мне надежду, которой нет и быть не может!
— Не может не быть надежды! Пойдем!
Гул вертолета, визг сирен, свет фар. От догоревшего костра поднималась струйка дыма. Они не могли не заметить.
Она поднялась, протянула мне руку.
— Пойдем же! Проклят тот, кто отчаялся!
Мне слишком хотелось коснуться ее руки. Полно, да можно ли ее коснуться?
Я принял ее ладошку в свою ладонь, словно хотел поцеловать или пригласить на танец. И чуть не задохнулся от боли. Знак! Словно клеймо. Каленое железо. Не то приятное легкое жжение, что от прикосновения воскрешенных Эммануилом, не ощущение покалывания от рукопожатия другого обладателя Солнца Правды. Нет! Дикая, всепоглощающая боль. Я вскрикнул и выпустил ее руку.
— Прости…
Послышались шаги. Гром солдатских ботинок по бетону, эхо по перекрытиям. Голоса. Переговоры полицейских, короткие приказы.
— Пойдем! Все равно пойдем! Вставай же!
Она больше не подала мне руки. Просто стояла надо мной и умоляла: «Вставай!»
Я поднялся на ноги. Невозможно было не подняться.
— Ну! Скорее же!
Она метнулась к лестнице в подвал. Я бросился за ней. Если спасение предлагает призрак — почему бы нет? Жизнь стоит того, чтобы ради спасения заставить служить себе все силы, земные и небесные.
— Ну здравствуй, Петр!
Я обернулся у края лестницы.
Марк стоял в пяти шагах от меня и поднимал пистолет. Холодный взгляд Марка, который уже не Марк. И дуло пистолета.
— В сердце, Петр, так быстрее всего. Лучше героина.
Боль в Знаке. Я упал на колени. Тереза тянула меня за руку. Выстрел. Потом еще. Я не почувствовал боли, только рубашка намокла и прилипла к телу. И боль в Знаке стала затихать, отошла и распалась на отдельные волны. Я где-то читал, что в момент стресса в организме выделяются морфиноподобные вещества.
Я скатился по лестнице и, к своему удивлению, смог встать. Тереза не выпускала мою руку, но боли больше не было. Мы промчались через зал, где проходила месса, темный и опустевший. Оказались в каменном туннеле, освещенном только сиянием, исходившим от лица и волос моей проводницы. Туннель упирался в решетку, похожую на вентиляционную. Я подергал — заперта. Тереза коснулась ее рукой, и решетка упала.
Она протолкнула меня туда. Мы были в каменной кишке со старинной кладкой. Да, дом новый. Но что может быть новым на Святой Земле? Здесь под любым офисом могут оказаться древние катакомбы. Потом были люк и тяжелая дубовая дверь, которую моя спасительница открыла так же легко, как решетку. Все плыло перед глазами, меня подташнивало. За дверью я упал и потерял сознание.
Надо мною был каменный свод пещеры — белый с желтыми разводами, на который ложились красноватые отблески. Наверное, рассвет или закат.
Я попытался приподняться на локте, и меня пронзила боль.
— Отец Иоанн! — надо мной склонилась девушка с черными вьющимися волосами и носом с горбинкой. Наверное, красивая. Но не в моем вкусе.
Иоанн подошел и положил руку на повязку у меня на плече. Там боль утихла, зато Знак словно залило пламенем. Я взвыл.
Он отдернул руку.
— Не стоит. Ему это не поможет, Мария.
Я посмотрел на девушку. Может быть, одна из тех Марий, что знали Христа. Нет. Смертная.
Боль в плечо вернулась. Я закусил губу.
— У нас плохо с лекарствами, — извиняющимся тоном сказала Мария.
Я осторожно приподнял правую руку. Знак был, конечно. А я уж думал, что меня излечило прикосновение Терезы, сожгло на моей руке Эммануилову печать. Как бы не так! Если ни колесо Екатерины, ни содранная кожа апостола Варфоломея, ни стрелы другого Варфоломея не аргумент для Него — как может быть аргументом такая мелочь!
— Есть водка, — добавила девушка.
Да, лекарство, конечно. Правда, по моему глубокому убеждению, исключительно наружное.
— Давайте что есть, — хрипло сказал я.
Боли это практически не сняло, но я заснул. И там в моем сне тоже была боль.
Когда я проснулся, голова раскалывалась. Да, отвык я от вина дешевле десяти солидов за бутылку. При этом по-прежнему ныло раненое плечо.
— Мы тут достали немного для вас, — сказала вчерашняя девушка и сделала мне укол.
Это помогло. Следующее мое пробуждение было менее неприятным. Меня накормили куриным бульоном и консервами не лучшего качества. Но по тому, с каким видом их подала Мария, я понял: от себя отрывают. Возможно, последнее. Есть было совестно, но необходимо для того, чтобы выжить.
Девушка улыбнулась, встала, крикнула кому-то:
— Государь!
И передо мной возник Жан Плантар. В потрепанных джинсах и рубашке, когда-то явно недешевой, но пережившей не одну стирку. Юный д'Артаньян, отправляющийся в Париж из своей Гаскони. По одежде. По чертам лица. Но не по глазам: слишком много мудрости и скорби. Д'Артаньян с глазами Христа. Я вспомнил Эммануила на развалинах Лубянки. Опять ведусь! Да хватит уж! До сих пор Плантар не производил на меня такого впечатления. Наверное, последствия обезболивания.
— Вы искали со мной встречи?
— Да… Кстати, как я здесь оказался?
— Вынесли по подземному ходу, потом перевезли сюда.
— Как?
Он пожал плечами:
— На машине.
— Это Иудейские горы?
— Да.
— Откуда у вас все это? Машины, продукты, лекарства. Все же денег стоит.
Он улыбнулся.
— У слуг Сатаны есть одна приятная особенность: они берут взятки.
Как ни странно, эта фраза очень расположила меня к нему. Так мог бы сказать Эммануил. Все-таки Плантар. реалист, хоть и рядится в одежды мистика. Значит, найдём общий язык.
— Зачем брать взятки? Имущество «погибших» все равно подлежит конфискации.
— Конфискованное идет в казну, а взятка — в карман.
— Логично. Но ведь не все берут.
— Где-нибудь совсем наверху, ближайшие приближенные Эммануила, может быть, и не берут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182