Огонь подбирался к выходу в туннель. Я усмехнулся. Теперь нас не спасет даже скорость. Туннель был закрыт такой же гладкой скалой, что и выход из колодца с винтовой лестницей.
Тереза бросилась к двери и коснулась ее руками. В камне начал медленно разгораться золотистый свет. Слишком медленно! Лава подползла к скале, коснулась камня и неуклонно подбиралась к подолу ее платья. И тогда скала треснула и осыпалась грудой мелких камней. Мы бросились в проем.
Туннель с гладкими стенами, точно такой же, как описывал Марк. Только за нашими спинами шипит и вспыхивает лавовый поток, отбрасывая на камень алые сполохи. Впереди должна быть лестница.
Я задыхался. Плантар с Вацлавом остановились у лестницы. Жан вернулся на десяток метров, подал руку Иоанну, чтобы тот мог на нее опереться, взял под руку меня и дотянул нас до лестницы.
— Теперь наверх!
Жан пропустил всех вперед и встал замыкающим, точнее погонщиком.
— Давай, давай, Пьер! А то нам обожжет пятки.
Мы оказались в покоях Эммануила перед огромным окном во всю стену. Я помнил эту комнату, здесь он провожал меня в Париж.
Окно пылало. Точнее, пылал Храм, и небо над ним пульсировало и билось алым. Из центра купола вырывался фонтан огня, и стеклянные стены преломляли и умножали это пламя, сияя гигантским костром.
— Смотрите! — закричал я.
Я обернулся. Жан, Вацлав, отец Иоанн. Тереза исчезла.
— Сейчас то же самое будет здесь, — сказал Плантар. — Пьер, как отсюда выйти?
— У дверей должна быть охрана. Пойдемте, я вас проведу.
У дверей стоял Алекс.
— Господин Болотов? — с некоторым удивлением спросил он и покосился на моих спутников. — Кто эти люди?
— Алекс! Ты что, ничего не знаешь? Храм горит! Смотри!
Я распахнул двери и втолкнул его в комнату.
— О, Господи! — прошептал он.
— Лава течет по подземным галереям. С минуты на минуту будет здесь. Оповести людей! Внутренняя связь работает?
— Пять минут назад работала.
— Хоть это в порядке! Все! Действуй!
— Слушаюсь!
— Пошли, — шепнул я остальным.
Мы выскочили на улицу вместе с толпой перепуганных людей. Никто уже не спрашивал, кто мы и зачем. Все думали только о спасении.
Наш микроавтобус остался у подножия Храмовой горы. Возвращаться туда — безумие. Скорее всего от него остался один обгоревший остов. Мои спутники были слишком праведны, чтобы сообразить угнать машину или заняться мародерством, воспользовавшись неразберихой. А посему мы шли пешком. Точнее, бежали.
За спиной послышался грохот. Я обернулся: в центре цитадели рванулся к небу такой же огненный фонтан, как над Храмом. Полетел пепел.
ГЛАВА 4
Где-то через полчаса я постиг пользу добродетели: все улицы были забиты пробками. Передвигаться на своих двоих оказалось наиболее разумным. За нами текла лава, поджигая город.
Мы поднялись на гору к западу от Иерусалима. Лава добралась до подножия и начала обтекать препятствие. Под нами лежал пылающий город.
Плантар что-то тихо говорил отцу Иоанну.
— Ты мог их не положить? — спросил святой.
— Я мог умереть вместе с ними.
— А нам прикажешь избирать нового короля? Сейчас, да? Самое время! Нашел, кого слушать!
Лава растекалась по долине. Я увидел, как она подобралась к Двараке, и летающий остров запылал. Я представил, как горят ее райские сады, и белые дворцы чернеют от гари и пепла.
Было холодно. Падал медленный мокрый снег, смешанный с пеплом. Рыцари Грааля сбросили верхнюю одежду перед сражением в жарком Эммануиловом подземелье. И она осталась там и сгорела в пламени огненной реки. Мне не довелось сражаться и незачем было избавляться от сковывающей движения куртки. Так что я оказался единственным обладателем таковой.
Вацлав посматривал то на мою куртку, то на порванную и окровавленную рубашку Плантара. Взгляд был очень выразительным. Я плюнул, снял куртку и накинул ее на плечи Жану.
— Мне не холодно, — сказал он. — Не надо, Пьер.
— Пневмонию заработаешь — твои ребятки меня живьем съедят.
— Не заработаю. У нас же Копье. Оно не только раны исцеляет.
— Да ладно! Дай мне возможность продемонстрировать им мое самоотречение. Пойдемте, здесь наверняка есть какой-нибудь грот.
Жан предпринял попытку перевесить мою куртку на отца Иоанна. Тот отказался. Ему-то пневмония по определению не грозит. Слава Богу, две тысячи лет без этой напасти, хотя погода бывала и похуже. А избирать нового короля — геморрой тот еще. Избавь уж нас, государь, от этой мороки.
Мы нашли маленькую пещеру и укрылись от ветра. Развели огонь. У Вацлава, курившего трубку, нашлась при себе зажигалка. От несерьезных веточек, росших по склонам, тепла было немного. Плантар сидел на камне у огня, в моей куртке, так и наброшенной на плечи, и укоризненно смотрел на Вацлава. Тот пожал плечами и зажег трубку. Его табак никак нельзя было назвать «смердящим зельем», он благоухал. Очень дорогой табак.
— Вацлав! — окликнул Иоанн.
— Последняя пачка, отче! Как кончится — так все.
Отец Иоанн вздохнул и отвернулся.
В свете костра я посмотрел на свои руки. Знак был на месте.
— Жан, почему?
Он проследил за моим взглядом, но промолчал.
— Жан! Разве я вам не помог?
— Помог, даже очень. Мы бы без тебя не вошли и не вышли, и застряли в колодце, а Филипп расстрелял бы нас по очереди.
— Тогда почему?
— Будь моя воля — я бы его убрал, но с Богом не торгуются, Пьер.
— Чего же еще? Я уже прошел через адское пламя. В колодце на лестнице, пока вы сражались. Ты бы знал, каково мне было! Этого мало?
— Это было не адское пламя, это божественная благодать, — улыбнулся Жан.
— Это? Божественная благодать?
— Ну-у, на кого изливается… Понимаешь, она выжигает дурную часть души. Поначалу всем плохо. Боль, смешанная с неземной радостью.
— Чем же я так плох? Я даже на службе у Эммануила людям помогал!
— Понятно, почему ты ему служил. У вас с ним грехи одинаковые. Родство душ.
— Гордыня, говоришь?
Он улыбнулся.
— Да ладно, Пьер. Все мы одинаковые.
— Кто «мы»?
— Люди.
Утром мы продолжили путь. Я посмотрел в долину: на месте святого города лежало черное базальтовое плато.
В центре, там, где когда-то был Храм, возник столб дыма. Оформился в темную колонну и пополз на запад. А в той же точке уже рос следующий.
— Джинны! — прошептал я.
Плантар оглянулся.
Вереница черных вихрей плыла к дороге на Тель-Авив, где еще стояла автомобильная пробка, не рассосавшаяся с ночи.
Черный вихрь наплыл на крайний автомобиль, вспыхнул красным, и раздался взрыв. Потом еще. Дорога, забитая автомобилями, превращалась в огненную реку. Я услышал крики. Отовсюду: с дороги и с гор. Мы были далеко не единственными, нашедшими здесь спасение.
Люди выпрыгивали из машин перед приближающимся пламенем и пытались бежать в пустыню. Войско джиннов выросло, словно нажравшись огня, черные вихри оформились в гигантские человеческие фигуры и налились пламенем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182
Тереза бросилась к двери и коснулась ее руками. В камне начал медленно разгораться золотистый свет. Слишком медленно! Лава подползла к скале, коснулась камня и неуклонно подбиралась к подолу ее платья. И тогда скала треснула и осыпалась грудой мелких камней. Мы бросились в проем.
Туннель с гладкими стенами, точно такой же, как описывал Марк. Только за нашими спинами шипит и вспыхивает лавовый поток, отбрасывая на камень алые сполохи. Впереди должна быть лестница.
Я задыхался. Плантар с Вацлавом остановились у лестницы. Жан вернулся на десяток метров, подал руку Иоанну, чтобы тот мог на нее опереться, взял под руку меня и дотянул нас до лестницы.
— Теперь наверх!
Жан пропустил всех вперед и встал замыкающим, точнее погонщиком.
— Давай, давай, Пьер! А то нам обожжет пятки.
Мы оказались в покоях Эммануила перед огромным окном во всю стену. Я помнил эту комнату, здесь он провожал меня в Париж.
Окно пылало. Точнее, пылал Храм, и небо над ним пульсировало и билось алым. Из центра купола вырывался фонтан огня, и стеклянные стены преломляли и умножали это пламя, сияя гигантским костром.
— Смотрите! — закричал я.
Я обернулся. Жан, Вацлав, отец Иоанн. Тереза исчезла.
— Сейчас то же самое будет здесь, — сказал Плантар. — Пьер, как отсюда выйти?
— У дверей должна быть охрана. Пойдемте, я вас проведу.
У дверей стоял Алекс.
— Господин Болотов? — с некоторым удивлением спросил он и покосился на моих спутников. — Кто эти люди?
— Алекс! Ты что, ничего не знаешь? Храм горит! Смотри!
Я распахнул двери и втолкнул его в комнату.
— О, Господи! — прошептал он.
— Лава течет по подземным галереям. С минуты на минуту будет здесь. Оповести людей! Внутренняя связь работает?
— Пять минут назад работала.
— Хоть это в порядке! Все! Действуй!
— Слушаюсь!
— Пошли, — шепнул я остальным.
Мы выскочили на улицу вместе с толпой перепуганных людей. Никто уже не спрашивал, кто мы и зачем. Все думали только о спасении.
Наш микроавтобус остался у подножия Храмовой горы. Возвращаться туда — безумие. Скорее всего от него остался один обгоревший остов. Мои спутники были слишком праведны, чтобы сообразить угнать машину или заняться мародерством, воспользовавшись неразберихой. А посему мы шли пешком. Точнее, бежали.
За спиной послышался грохот. Я обернулся: в центре цитадели рванулся к небу такой же огненный фонтан, как над Храмом. Полетел пепел.
ГЛАВА 4
Где-то через полчаса я постиг пользу добродетели: все улицы были забиты пробками. Передвигаться на своих двоих оказалось наиболее разумным. За нами текла лава, поджигая город.
Мы поднялись на гору к западу от Иерусалима. Лава добралась до подножия и начала обтекать препятствие. Под нами лежал пылающий город.
Плантар что-то тихо говорил отцу Иоанну.
— Ты мог их не положить? — спросил святой.
— Я мог умереть вместе с ними.
— А нам прикажешь избирать нового короля? Сейчас, да? Самое время! Нашел, кого слушать!
Лава растекалась по долине. Я увидел, как она подобралась к Двараке, и летающий остров запылал. Я представил, как горят ее райские сады, и белые дворцы чернеют от гари и пепла.
Было холодно. Падал медленный мокрый снег, смешанный с пеплом. Рыцари Грааля сбросили верхнюю одежду перед сражением в жарком Эммануиловом подземелье. И она осталась там и сгорела в пламени огненной реки. Мне не довелось сражаться и незачем было избавляться от сковывающей движения куртки. Так что я оказался единственным обладателем таковой.
Вацлав посматривал то на мою куртку, то на порванную и окровавленную рубашку Плантара. Взгляд был очень выразительным. Я плюнул, снял куртку и накинул ее на плечи Жану.
— Мне не холодно, — сказал он. — Не надо, Пьер.
— Пневмонию заработаешь — твои ребятки меня живьем съедят.
— Не заработаю. У нас же Копье. Оно не только раны исцеляет.
— Да ладно! Дай мне возможность продемонстрировать им мое самоотречение. Пойдемте, здесь наверняка есть какой-нибудь грот.
Жан предпринял попытку перевесить мою куртку на отца Иоанна. Тот отказался. Ему-то пневмония по определению не грозит. Слава Богу, две тысячи лет без этой напасти, хотя погода бывала и похуже. А избирать нового короля — геморрой тот еще. Избавь уж нас, государь, от этой мороки.
Мы нашли маленькую пещеру и укрылись от ветра. Развели огонь. У Вацлава, курившего трубку, нашлась при себе зажигалка. От несерьезных веточек, росших по склонам, тепла было немного. Плантар сидел на камне у огня, в моей куртке, так и наброшенной на плечи, и укоризненно смотрел на Вацлава. Тот пожал плечами и зажег трубку. Его табак никак нельзя было назвать «смердящим зельем», он благоухал. Очень дорогой табак.
— Вацлав! — окликнул Иоанн.
— Последняя пачка, отче! Как кончится — так все.
Отец Иоанн вздохнул и отвернулся.
В свете костра я посмотрел на свои руки. Знак был на месте.
— Жан, почему?
Он проследил за моим взглядом, но промолчал.
— Жан! Разве я вам не помог?
— Помог, даже очень. Мы бы без тебя не вошли и не вышли, и застряли в колодце, а Филипп расстрелял бы нас по очереди.
— Тогда почему?
— Будь моя воля — я бы его убрал, но с Богом не торгуются, Пьер.
— Чего же еще? Я уже прошел через адское пламя. В колодце на лестнице, пока вы сражались. Ты бы знал, каково мне было! Этого мало?
— Это было не адское пламя, это божественная благодать, — улыбнулся Жан.
— Это? Божественная благодать?
— Ну-у, на кого изливается… Понимаешь, она выжигает дурную часть души. Поначалу всем плохо. Боль, смешанная с неземной радостью.
— Чем же я так плох? Я даже на службе у Эммануила людям помогал!
— Понятно, почему ты ему служил. У вас с ним грехи одинаковые. Родство душ.
— Гордыня, говоришь?
Он улыбнулся.
— Да ладно, Пьер. Все мы одинаковые.
— Кто «мы»?
— Люди.
Утром мы продолжили путь. Я посмотрел в долину: на месте святого города лежало черное базальтовое плато.
В центре, там, где когда-то был Храм, возник столб дыма. Оформился в темную колонну и пополз на запад. А в той же точке уже рос следующий.
— Джинны! — прошептал я.
Плантар оглянулся.
Вереница черных вихрей плыла к дороге на Тель-Авив, где еще стояла автомобильная пробка, не рассосавшаяся с ночи.
Черный вихрь наплыл на крайний автомобиль, вспыхнул красным, и раздался взрыв. Потом еще. Дорога, забитая автомобилями, превращалась в огненную реку. Я услышал крики. Отовсюду: с дороги и с гор. Мы были далеко не единственными, нашедшими здесь спасение.
Люди выпрыгивали из машин перед приближающимся пламенем и пытались бежать в пустыню. Войско джиннов выросло, словно нажравшись огня, черные вихри оформились в гигантские человеческие фигуры и налились пламенем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182