Высокие своды центрального купола принесли Таринье не меньшее, почти физическое облегчение, чем глоток чистого кислорода. Однако сама конструкция подвесных дорожек, паутиной поднимавшихся к экстравагантной смотровой площадке под самым потолком, на несколько мгновений отвлекла его до опасной степени. Тенета дорожек и подвесок были сплошь увиты зелеными лозами, чьи побеги свисали так призывно… а при низком тяготении на Маганосе юноша без труда мог бы до них допрыгнуть. Что у них тут — закусочная?
Кто-то из прохожих вздохнул изумленно, напомнив юноше о необходимости поддерживать телепатическую защиту. «Ты ничего не видела», внушил он, подбавив «У тебя срочное дело где-то не здесь», чтобы побыстрее расстаться с ненужной свидетельницей.
Безрогая самка торопливо усеменила куда-то. Позже она рассказывала своей соседке по отделу приема и отгрузки, что, проходя через Центральный, столкнулась с невероятно красивым парнем, и непременно бы остановилась с ним поболтать, если бы так не задержалась с ежемесячным отчетом, на что соседка тревожно на нее покосилась и заметила, что до сдачи отчета еще шесть смен, и не сходить ли тебе к врачу, подруга?
Отступив к слегка изогнутой стене, Таринье усилил телепатический щит и понаблюдал немного за снующими туда-сюда варварами, покуда не пришел с некоторой неохотой к выводу, что зелень служит исключительно средством регенерации воздуха, а не закуской, потому что никто не покушался на маняще-свежую листву.
«Таринье, проглот ты этакий! Ты же собирался искать ‘Кхорнью, а не закуску на обед!»
«Да, да, я помню, но, Нева, ты бы видела эти листья!»
Однако, повинуясь долгу, Таринье оторвал от болтающихся прямо перед глазами сочных побегов голодный взгляд, и мысленно обшарил центральный купол в поисках сородичей.
Но он не ощутил ничего, кроме мутного потока спутанных мыслей тысяч чужаков, замкнутых каждый в собственной скорлупке. Большей частью эти сигналы были слишком слабы и невнятны, чтобы восприниматься раздельно, но порой среди них проскальзывал образ, усиленный изумлением или другим сильным чувством: «Ох, Юсси, почему ты меня бросила?… бу-бу-бу… на той смене зарплата, и НОГИ отсюда делать… бу-бу-бу… Лукия, госпожа Света, помоги мне!».
Ошеломленный Таринье обернулся, пытаясь поймать взглядом источник этой мысли — неряшливого мальчишку, петляющего под ногами у взрослых так ловко, что юноша вовсе потерял бы его из виду, когда б не сила его молитвы. Слова ничего не значили для Таринье, но сопровождавший их образ сияющей девы-линьяри в белоснежных шелках приковал внимание юноши.
Выхваченное из сумятицы мыслей «Святые угодники, ЭТ-ТО еще что?!», сопровожденное отражением самого Таринье, увеличенным до десяти футов роста и обрамленным бледным нимбом, напомнило юноше, что мысленный щит следует поддерживать, даже пробираясь в толпе вслед мальчишке, столь явственно вспоминавшего о девушке-линьяри. Юноша до сих пор не мог уловить и следа присутствия своей соплеменницы на этой тесной, вонючей базе, но детеныш определенно сталкивался с ‘Кхорньей когда-то, раз ее облик так четко запечатлелся в его памяти.
Горняк, призывавший на помощь святых, оглянулся вслед Таринье, но не увидел ничего примечательного в бурлящей толпе. Рамон Тринидад утер лоб и решил, что никому из товарищей не расскажет, что ему примерещилась Акорна. И так уже его все подкалывают, оттого, что он на пульт своей операторской кабины в грузовом доке прилепил суперклеем образок Святой Девы Гваделупской. Если он заявит, что ему видения являются, то покоя не будет до смертного часа. И все-таки Дева не просто так ему явилась на миг, во вспышке света, чтобы тут же исчезнуть. Она предупреждала его, наверное — говорила, что он избран для чего-то важного.
И Рамон Тринидад зашагал по коридору, ведущему к шахте номер 3-Д, веселей, чем когда-либо со дня прибытия на Маганос. Поначалу он наивно думал, будто эта работа — учить беспризорников из трущоб Кездета управляться с горнопроходческим оборудованием — станет сущей синекурой. Потом серьезно собирался уволиться, напомнив отделу кадров, что он горняк, а не воспитатель в детском саду. А потом, к своему изумлению, привязался к своим подопечным. Кроме того, они-то не смеялись, когда он призывал на помощь Святую Деву и всех святых всякий раз, заходя в длинные, слабо защищенные коридоры новых разработок. У этих детей были свои святые — Лукия-госпожа Света, Эпона, Сита Рам…
Мальчишка, за которым следовал Таринье, тоже направлялся в шахту номер 3-Д, и отчаянно молился о том, чтобы добраться туда прежде Рамона Тринидада. Так что образ Лукии, госпожи Света, не покидал его мыслей, притягивая линьяри, словно магнит.
Наскучив наблюдать за Рафиком, самозабвенно изучавшим звездные карты, спроецированные на стены личного кабинета Дельзаки Ли, Гилл поднялся — размять ноги, а заодно присмотреться к той единственной стене, которую не покрывали карты изведанных и неизвестных окраин Галактики. Воспользоваться и ею Рафик не мог, потому что ее сплошь занимали видеоэкраны, позволявшие заглянуть в разные места лунной базы. Дельзаки Ли испытывал большое удовольствие, наблюдая за повседневной жизнью Маганоса — от школы для беспризорников до самых дальних дальних штреков, за исключением только жилых комнат. Прежде, чем прогрессирующий паралич отнял у старика способность шевелить правой рукой, система позволяла ему вызывать на экраны любое место по желанию, одним касанием сенсорной панели. Когда это короткое движение стало для Ли слишком изнурительным, инженеры предложили ему перевести экраны на управление голосом, как новое антигравитационное кресло, но старик отказался, заметив, что лишние слова и так даются ему с превеликим трудом, и попросил вместо того переключать камеры наблюдения в случайном порядке. И теперь изображения на двадцати с лишком экранах постоянно сменялись, в порядке, диктуемом генератором случайных чисел, составляя бесконечно изменчивую панораму лунной базы Маганос.
Гилл взирал невидящими глазами на центральный купол Маганоса, на многогранный хрустальный свод, увитый изнутри лозами, покуда тот не сменила пекарня, где кондитер вынимал из печи подносы свежих булочек в ожидании пересменки на руднике, а потом — на панорамный обзор четырех главных карьеров с вершины срединного купола. Эти случайные кадры угнетали его, напоминая о неуклонном распространении паралича, сковавшего дряхлое тело Дельзаки Ли. Успеет ли Акорна, вернувшись, застать своего благодетеля в живых? Образ ее запечатлелся в сердце горняка так явственно, что на миг ему показалось, что это память поместила его на один из экранов. А потом Гилл заорал так, что Рафик от испуга уронил лазерную указку, которой чертил по карте возможный путь «Акадецки» для Пала Кендоро и мистера Ли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82