Она не могла говорить.
— Почему я не сказал ему «до свидания»? — услышала она его сдавленный голос. — Почему ты не заставила меня сказать ему «до свидания»? — Она никогда еще не слышала в его голосе столько боли. Даже тогда, когда пришло известие о гибели их отца в битве у реки.
С болью в сердце Дианора поставила свечу на полку, где когда-то стоял бюст ее матери работы отца. Шагнула вперед и обняла брата, принимая в себя рыдания, сотрясающие его тело. Он никогда раньше не плакал. Или она никогда этого не видела. Она повела его в свою комнату и уложила на кровать, крепко обнимая. Они плакали вместе очень долго. Дианора понятия не имела, как долго.
Ее окно было открыто. Она слышала, как вздыхает ветер в молодых листьях. Пела птица, другая отвечала ей с противоположной стороны аллеи. Мир был полон сновидений или горестей, чего-то одного, или того и другого вместе. Под покровом ночи она медленно стянула через голову его тунику, стараясь не задеть раны, потом сняла с себя рубашку. Сердце ее стучало, словно у пойманного лесного зверька. Она ощутила стремительное биение его пульса, когда прикоснулась пальцами к его горлу. Обе луны закатились. Все листья шелестели от ветра.
И вот, в этой тьме, вокруг них, над ними, обнимающей их, в полной тьме безлунной ночи и во тьме их жизни, они стали искать друг в друге жалкое, преступное убежище среди гибели их мира.
— Что мы делаем? — один раз прошептал ее брат.
И потом, некоторое время спустя, когда их сердца снова забились медленнее и они лежали, прильнув друг к другу, после удовлетворения безрассудного, пугающего желания, он сказал, мягко положив руку на ее волосы:
— Что мы сделали?
И спустя все эти годы, одна в сейшане на острове, когда к ней вернулись эти самые потаенные воспоминания, Дианора вспомнила свой ответ.
— Ох, Баэрд, — сказала она. — А что сделали с нами?
После той первой ночи это продолжалось всю весну и часть лета. Грех богов — так называлось то, что они делали. Ибо Адаон и Эанна, как известно, в начале времен были братом и сестрой, а Мориан была их ребенком.
Дианора не ощущала себя богиней, и зеркало не оставляло ей иллюзий: всего лишь худое лицо с огромными, внимательными глазами. Она лишь знала, что ее счастье пугает, наполняет чувством вины и что любовь к Баэрду стала частью ее мира. И не меньше пугала та же глубина любви, та же ошеломляющая страсть в Баэрде. Сердце ее постоянно предчувствовало беду, даже в те минуты, когда они предавались своей мимолетной радости: слишком ярко горело это запретное пламя на земле, где любая яркость была потеряна или запрещена.
Он приходил к ней каждую ночь. Старуха спала внизу; их мать спала и просыпалась в своем собственном мире. В темноте спальни Дианоры они искали спасения друг в друге, тянулись через утраты и понимание своего греха в поисках невиновности.
Его все еще иногда тянуло из дома по ночам, и он бродил по пустынным улицам. Не так часто, как прежде, за что она была благодарна и находила в этом для себя некоторое оправдание. Многие молодые люди попались после наступления комендантского часа и погибли на колесах смерти той весной. Если то, что она делает, спасет ему жизнь, она готова предстать перед любым судом, ожидающим ее в Чертогах Мориан.
Однако не каждую ночь она могла его удержать. Иногда нужда, которой Дианора не могла разделить или по-настоящему понять, гнала его из дома. Он пытался объяснить, что город выглядит совсем иначе при свете двух лун, или одной из них, или при свете звезд. Как более мягкий свет и тени позволяют ему увидеть снова прежнюю Тигану. Как он молча спускается вниз, к морю, и подходит к темному дворцу, и как развалины и мусор благодаря темноте превращаются в его воображении опять в то, чем они были раньше.
Ему это необходимо, говорил он. Он никогда не дразнил солдат и обещал ей никогда этого не делать. Он даже не хочет их видеть, сказал он. Они разрушают те иллюзии, которые он ищет. Ему просто необходимо бродить среди воспоминаний о городе, который исчез. Иногда, сказал ей Баэрд, он проскальзывает через известные ему дыры в стенах гавани и бродит по берегу, слушая море.
Днем он трудился, худенький мальчик делал работу сильного мужчины, помогал восстанавливать то, что позволили восстановить. Богатые купцы из Корте — их старинные враги — получили разрешение селиться в городе, по дешевке скупать разрушенные здания и дворцы и перестраивать их для собственных нужд.
Баэрд приходил домой в конце дня, иногда с ранами и свежими синяками, а однажды с полосой от удара кнута на плечах. Она знала, что если одна рота солдат перестала развлекаться с ним, то находились другие. Она слышала, что это происходит только здесь. В других местах солдаты сдерживаются, а король Играта правит осторожно, стараясь сплотить провинции против Барбадиора.
С Нижним Корте, однако, случай был особый. Они убили его сына.
Дианора видела эти следы на Баэрде, и у нее не хватало духу попросить его отказаться от ночных походов в исчезнувший город, куда его гнала неодолимая потребность. Хотя она переживала тысячи страхов и сотни смертей всякий раз, когда за ним закрывалась дверь после наступления темноты, пока не слышала снова, как открывается дверь и знакомые, долгожданные шаги на лестнице, потом на площадке, а потом он приходил к ней в спальню, чтобы заключить в свои объятия.
Это продолжалось и летом, а потом кончилось. Все кончилось, как предостерегало ее любящее сердце с того первого раза в темноте, когда она слушала пение птиц и шелест ветра в ветвях за окном.
Он вернулся домой не позднее обычного после прогулки по городу, однажды ночью, когда голубая Иларион одна плыла сквозь кружево облаков. Это была прекрасная ночь. Дианора допоздна сидела у окна, глядя на лунный свет, играющий на крышах. Однако к его приходу она уже лежала в постели, и сердце ее забилось быстрее от привычного смешанного чувства облегчения, вины и желания. Он пришел к ней в спальню.
Но не лег в постель, а опустился в кресло, в котором она раньше сидела у окна. Со странным, леденящим ощущением ужаса Дианора зажгла свечу. Села и посмотрела на него. Его лицо было очень бледным, она видела это даже при свете свечи. Она ничего не говорила. Ждала.
— Я был на берегу, — тихо сказал Баэрд. — И видел там ризелку.
Она всегда знала, что это кончится. Это должно было кончиться.
Машинально задала вопрос:
— Еще кто-нибудь ее видел?
Он покачал головой.
Они молча смотрели друг на друга. Она поразилась собственному спокойствию, ее руки, лежащие на одеяле, не дрожали. И в этой тишине до нее дошла правда, которую она, возможно, знала уже давно.
— Все равно, ты оставался здесь только ради меня, — сказала Дианора. Это было утверждение. В нем не было упрека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197
— Почему я не сказал ему «до свидания»? — услышала она его сдавленный голос. — Почему ты не заставила меня сказать ему «до свидания»? — Она никогда еще не слышала в его голосе столько боли. Даже тогда, когда пришло известие о гибели их отца в битве у реки.
С болью в сердце Дианора поставила свечу на полку, где когда-то стоял бюст ее матери работы отца. Шагнула вперед и обняла брата, принимая в себя рыдания, сотрясающие его тело. Он никогда раньше не плакал. Или она никогда этого не видела. Она повела его в свою комнату и уложила на кровать, крепко обнимая. Они плакали вместе очень долго. Дианора понятия не имела, как долго.
Ее окно было открыто. Она слышала, как вздыхает ветер в молодых листьях. Пела птица, другая отвечала ей с противоположной стороны аллеи. Мир был полон сновидений или горестей, чего-то одного, или того и другого вместе. Под покровом ночи она медленно стянула через голову его тунику, стараясь не задеть раны, потом сняла с себя рубашку. Сердце ее стучало, словно у пойманного лесного зверька. Она ощутила стремительное биение его пульса, когда прикоснулась пальцами к его горлу. Обе луны закатились. Все листья шелестели от ветра.
И вот, в этой тьме, вокруг них, над ними, обнимающей их, в полной тьме безлунной ночи и во тьме их жизни, они стали искать друг в друге жалкое, преступное убежище среди гибели их мира.
— Что мы делаем? — один раз прошептал ее брат.
И потом, некоторое время спустя, когда их сердца снова забились медленнее и они лежали, прильнув друг к другу, после удовлетворения безрассудного, пугающего желания, он сказал, мягко положив руку на ее волосы:
— Что мы сделали?
И спустя все эти годы, одна в сейшане на острове, когда к ней вернулись эти самые потаенные воспоминания, Дианора вспомнила свой ответ.
— Ох, Баэрд, — сказала она. — А что сделали с нами?
После той первой ночи это продолжалось всю весну и часть лета. Грех богов — так называлось то, что они делали. Ибо Адаон и Эанна, как известно, в начале времен были братом и сестрой, а Мориан была их ребенком.
Дианора не ощущала себя богиней, и зеркало не оставляло ей иллюзий: всего лишь худое лицо с огромными, внимательными глазами. Она лишь знала, что ее счастье пугает, наполняет чувством вины и что любовь к Баэрду стала частью ее мира. И не меньше пугала та же глубина любви, та же ошеломляющая страсть в Баэрде. Сердце ее постоянно предчувствовало беду, даже в те минуты, когда они предавались своей мимолетной радости: слишком ярко горело это запретное пламя на земле, где любая яркость была потеряна или запрещена.
Он приходил к ней каждую ночь. Старуха спала внизу; их мать спала и просыпалась в своем собственном мире. В темноте спальни Дианоры они искали спасения друг в друге, тянулись через утраты и понимание своего греха в поисках невиновности.
Его все еще иногда тянуло из дома по ночам, и он бродил по пустынным улицам. Не так часто, как прежде, за что она была благодарна и находила в этом для себя некоторое оправдание. Многие молодые люди попались после наступления комендантского часа и погибли на колесах смерти той весной. Если то, что она делает, спасет ему жизнь, она готова предстать перед любым судом, ожидающим ее в Чертогах Мориан.
Однако не каждую ночь она могла его удержать. Иногда нужда, которой Дианора не могла разделить или по-настоящему понять, гнала его из дома. Он пытался объяснить, что город выглядит совсем иначе при свете двух лун, или одной из них, или при свете звезд. Как более мягкий свет и тени позволяют ему увидеть снова прежнюю Тигану. Как он молча спускается вниз, к морю, и подходит к темному дворцу, и как развалины и мусор благодаря темноте превращаются в его воображении опять в то, чем они были раньше.
Ему это необходимо, говорил он. Он никогда не дразнил солдат и обещал ей никогда этого не делать. Он даже не хочет их видеть, сказал он. Они разрушают те иллюзии, которые он ищет. Ему просто необходимо бродить среди воспоминаний о городе, который исчез. Иногда, сказал ей Баэрд, он проскальзывает через известные ему дыры в стенах гавани и бродит по берегу, слушая море.
Днем он трудился, худенький мальчик делал работу сильного мужчины, помогал восстанавливать то, что позволили восстановить. Богатые купцы из Корте — их старинные враги — получили разрешение селиться в городе, по дешевке скупать разрушенные здания и дворцы и перестраивать их для собственных нужд.
Баэрд приходил домой в конце дня, иногда с ранами и свежими синяками, а однажды с полосой от удара кнута на плечах. Она знала, что если одна рота солдат перестала развлекаться с ним, то находились другие. Она слышала, что это происходит только здесь. В других местах солдаты сдерживаются, а король Играта правит осторожно, стараясь сплотить провинции против Барбадиора.
С Нижним Корте, однако, случай был особый. Они убили его сына.
Дианора видела эти следы на Баэрде, и у нее не хватало духу попросить его отказаться от ночных походов в исчезнувший город, куда его гнала неодолимая потребность. Хотя она переживала тысячи страхов и сотни смертей всякий раз, когда за ним закрывалась дверь после наступления темноты, пока не слышала снова, как открывается дверь и знакомые, долгожданные шаги на лестнице, потом на площадке, а потом он приходил к ней в спальню, чтобы заключить в свои объятия.
Это продолжалось и летом, а потом кончилось. Все кончилось, как предостерегало ее любящее сердце с того первого раза в темноте, когда она слушала пение птиц и шелест ветра в ветвях за окном.
Он вернулся домой не позднее обычного после прогулки по городу, однажды ночью, когда голубая Иларион одна плыла сквозь кружево облаков. Это была прекрасная ночь. Дианора допоздна сидела у окна, глядя на лунный свет, играющий на крышах. Однако к его приходу она уже лежала в постели, и сердце ее забилось быстрее от привычного смешанного чувства облегчения, вины и желания. Он пришел к ней в спальню.
Но не лег в постель, а опустился в кресло, в котором она раньше сидела у окна. Со странным, леденящим ощущением ужаса Дианора зажгла свечу. Села и посмотрела на него. Его лицо было очень бледным, она видела это даже при свете свечи. Она ничего не говорила. Ждала.
— Я был на берегу, — тихо сказал Баэрд. — И видел там ризелку.
Она всегда знала, что это кончится. Это должно было кончиться.
Машинально задала вопрос:
— Еще кто-нибудь ее видел?
Он покачал головой.
Они молча смотрели друг на друга. Она поразилась собственному спокойствию, ее руки, лежащие на одеяле, не дрожали. И в этой тишине до нее дошла правда, которую она, возможно, знала уже давно.
— Все равно, ты оставался здесь только ради меня, — сказала Дианора. Это было утверждение. В нем не было упрека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197