Пусть это делает кто-нибудь другой! Он перетупил через тело и твердым шагом пересек пещеру, над головой у него злобно шипели факелы, лившие голубоватый свет. Тень его, множась, плясала по стенам, словно демоны, насмехавшиеся над его горем.
Перед самым входом, отчаянно борясь со страхом, Толчук все же наклонил голову и… отчаянно нырнул в темноту.
Впереди слышались шарканье и вздохи древних огров, уходивших все дальше в невидимые глубины скал. Скоро последний отблеск факелов исчез, и за поворотом Толчука охватила полная беспросветная тьма. Дорогу ему теперь указывал только цокот когтей по гладким камням где-то там, впереди.
Наверное, именно по этой каменной глотке тащили тело его несчастного отца в страну мертвых. А теперь здесь приходится идти и его невезучему сыну, который оказался теперь мертвым для своей трибы ничуть не меньше, чем убитый Финшва.
То, что находилось в конце туннеля, ведомо только Триаде. Насколько он помнил, члены Триады никогда не менялись. Еще совсем малышом он как-то раз спросил у отца, что же случается, когда кто-то из них все-таки умирает. Тогда отец оттащил его в угол и прошептал, что не имеет об этом никакого понятия, поскольку на его веку никто из Триады никогда не умирал. Так ничего и не узнал об этом Толчук и в последующие годы. Об этом в трибе никогда не говорили, поскольку считали дурной приметой, почти такой же, как и всякое упоминание о мертвых.
Триада не менялась на протяжении сотен лет и хранила дух благополучия своего народа. Зачем говорить об этом еще что-то?
Итак, только они да мертвые знали, что ожидает вошедшего в том конце черного туннеля.
И страх все сильнее сжимал сердце Толчука. И он шел все медленнее; дыхания не хватало, грудь ныла, и еще более страшная боль, казалось, караулила его где-то поблизости. Он уже еле-еле полз по извилистому коридору, а воздух становился все более влажным и теплым. И в нем все явственнее ощущался запах соли, щекотавший его широко вывернутые ноздри.
Но все же юный огр полз, а туннель все сужался, словно хотел в конце концов сжать его и ни за что уже не выпустить из своих каменных объятий. Голова Толчука теперь постоянно задевала потолок, и от этих прикосновений по его телу пробегала дрожь. Вскоре ему пришлось и вовсе держать голову постоянно опущенной. Туннель явно спускался все ниже, он вел в самую сердцевину гор. Наконец, Толчук вынужден был ползти, просто вжавшись в каменное ложе и едва слыша шорох где-то далеко впереди.
Колени его уже совсем ободрались, когда впереди неожиданно слабо засветился зеленоватый свет. Постепенно свет становился все ярче, и Толчук, уже забыв о страхе, теперь рвался вперед, к этому таинственному свету.
Конец пути, видимо, был недалек.
Тропа снова стала расширяться, и при все усиливающемся свете Толчук обнаружил, что стены усыпаны светящимися червями размером с большой палец, излучавшими бледное зеленоватое свечение. Вся эта живая масса кишела, передвигалась, где группами, сплетаясь, словно древесные корни, где в одиночку, где парами.
Чем дальше, тем червей становилось все больше, они появлялись уже на полу и стали видны кучки мертвых, раздавленных, вероятно, недавно проползшими здесь старыми ограми. Толчук поднялся на ноги и старался идти, ступая след в след с Триадой. Кишение червей под его голыми ступнями внушало ему отвращение, а сам вид этой копошащейся массы вызывал тошноту.
Поглощенный наблюдением за червями, он не заметил, как оказался в большой пещере. Туннель кончился. Триада сбилась в кучу посередине, встав головами друг к другу и бормоча что-то непонятное.
Толчук увидел старцев, потом поднял глаза выше и обнаружил высокую арку, сложенную из грубо отесанного камня сердца. Он упал на колени. Камень сердца был драгоценностью, который горы редко кому открывали. Последний, найденный ограми такой камень, был размером не больше птичьего глаза — но и тот поднял такую сумятицу в трибе, что началась война за его обладание. Именно в этой войне и был убит его отец.
Триада сидела как раз под аркой, но, как ни старался Толчук, запрокидывая голову вверх, он так и не смог увидеть, где арка заканчивалась.
Мелко ограненная по всей вышине арка отражала свет червей таким бесчисленным количеством цветных бликов, что грубый язык огров не мог бы найти им описания. И Толчук безмолвно стоял, не в силах отвести глаз от этого чуда.
И если от мутного света червей его тошнило, то их отраженный свет буквально проникал через его толстую кожу и достигал до самого мозга костей. Что-то поднялось в его груди, и первый раз в жизни Толчук почувствовал себя цельным, пронизанным духом до каждой клеточки своего тела. Струи света, стекая, словно водопад, легко смывали позор и грусть не только с его тела, но и с души. Он ощутил, что выпрямляется все больше и больше, что мышцы его становятся гибкими и податливыми, а руки сами тянутся вверх.
Он не был больше проклятым выродком с куцым неполноценным духом! Он был настоящим и цельным!
Слезы покатились по его лицу, и он ощутил всю свою красоту и значительность. Толчук вдыхал пьянящий воздух, упивался им и сам, как ему казалось, начинал, светиться, как камень сердца. Двигаться больше не хотелось — хотелось просто умереть, не сходя с места.
«Пусть Триада теперь перережет мне горло, — думал он. — Пусть крови моей напьются мерзкие черви под ногами. Что из того, когда тело — только вместилище духа, прекрасного духа, который нельзя убить ни топором, ни кинжалом. Он цельный и останется таким, каков есть, навеки!»
Он ничего не хотел больше, но вдруг с неудовольствием услышал голос, звавший его по имени:
— Толчук!
Это имя вновь всколыхнуло гладь его успокоенной души.
— Толчук! — услышал он снова.
Огр повернулся по направлению, откуда шел голос, и спокойствие его оказалось окончательно нарушенным. Он тряхнул головой, мучительно пытаясь вернуться, но что-то ушло безвозвратно. Арка продолжала светиться и сиять, но теперь это было всего лишь светом, не более.
На него смотрели три пары глаз, и ноги Толчука стали медленно подгибаться.
— Начинается, — услышал он скорее не слово, а стон. Толчук опустился еще ниже, и сердце его застучало от страха. Один из Триады приблизился к нему, и Толчук ощутил на своем запястье костлявые пальцы. Руку подняли и вложили в нее что-то холодное и твердое. Старец тут же отошел.
— Смотри! — приказал голос, и снова Толчуку показалось, будто голос исходит сразу от всех троих и напоминает свист ветра меж узких скал.
Он посмотрел на то, что лежало в его ладони, — это был кусок камня сердца размером с козью голову.
— Что? Что это? — его собственный голос прозвучал в мертвой тишине неожиданно громко. Толчук даже пригнулся.
— Это Сердце огров, — ответил голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Перед самым входом, отчаянно борясь со страхом, Толчук все же наклонил голову и… отчаянно нырнул в темноту.
Впереди слышались шарканье и вздохи древних огров, уходивших все дальше в невидимые глубины скал. Скоро последний отблеск факелов исчез, и за поворотом Толчука охватила полная беспросветная тьма. Дорогу ему теперь указывал только цокот когтей по гладким камням где-то там, впереди.
Наверное, именно по этой каменной глотке тащили тело его несчастного отца в страну мертвых. А теперь здесь приходится идти и его невезучему сыну, который оказался теперь мертвым для своей трибы ничуть не меньше, чем убитый Финшва.
То, что находилось в конце туннеля, ведомо только Триаде. Насколько он помнил, члены Триады никогда не менялись. Еще совсем малышом он как-то раз спросил у отца, что же случается, когда кто-то из них все-таки умирает. Тогда отец оттащил его в угол и прошептал, что не имеет об этом никакого понятия, поскольку на его веку никто из Триады никогда не умирал. Так ничего и не узнал об этом Толчук и в последующие годы. Об этом в трибе никогда не говорили, поскольку считали дурной приметой, почти такой же, как и всякое упоминание о мертвых.
Триада не менялась на протяжении сотен лет и хранила дух благополучия своего народа. Зачем говорить об этом еще что-то?
Итак, только они да мертвые знали, что ожидает вошедшего в том конце черного туннеля.
И страх все сильнее сжимал сердце Толчука. И он шел все медленнее; дыхания не хватало, грудь ныла, и еще более страшная боль, казалось, караулила его где-то поблизости. Он уже еле-еле полз по извилистому коридору, а воздух становился все более влажным и теплым. И в нем все явственнее ощущался запах соли, щекотавший его широко вывернутые ноздри.
Но все же юный огр полз, а туннель все сужался, словно хотел в конце концов сжать его и ни за что уже не выпустить из своих каменных объятий. Голова Толчука теперь постоянно задевала потолок, и от этих прикосновений по его телу пробегала дрожь. Вскоре ему пришлось и вовсе держать голову постоянно опущенной. Туннель явно спускался все ниже, он вел в самую сердцевину гор. Наконец, Толчук вынужден был ползти, просто вжавшись в каменное ложе и едва слыша шорох где-то далеко впереди.
Колени его уже совсем ободрались, когда впереди неожиданно слабо засветился зеленоватый свет. Постепенно свет становился все ярче, и Толчук, уже забыв о страхе, теперь рвался вперед, к этому таинственному свету.
Конец пути, видимо, был недалек.
Тропа снова стала расширяться, и при все усиливающемся свете Толчук обнаружил, что стены усыпаны светящимися червями размером с большой палец, излучавшими бледное зеленоватое свечение. Вся эта живая масса кишела, передвигалась, где группами, сплетаясь, словно древесные корни, где в одиночку, где парами.
Чем дальше, тем червей становилось все больше, они появлялись уже на полу и стали видны кучки мертвых, раздавленных, вероятно, недавно проползшими здесь старыми ограми. Толчук поднялся на ноги и старался идти, ступая след в след с Триадой. Кишение червей под его голыми ступнями внушало ему отвращение, а сам вид этой копошащейся массы вызывал тошноту.
Поглощенный наблюдением за червями, он не заметил, как оказался в большой пещере. Туннель кончился. Триада сбилась в кучу посередине, встав головами друг к другу и бормоча что-то непонятное.
Толчук увидел старцев, потом поднял глаза выше и обнаружил высокую арку, сложенную из грубо отесанного камня сердца. Он упал на колени. Камень сердца был драгоценностью, который горы редко кому открывали. Последний, найденный ограми такой камень, был размером не больше птичьего глаза — но и тот поднял такую сумятицу в трибе, что началась война за его обладание. Именно в этой войне и был убит его отец.
Триада сидела как раз под аркой, но, как ни старался Толчук, запрокидывая голову вверх, он так и не смог увидеть, где арка заканчивалась.
Мелко ограненная по всей вышине арка отражала свет червей таким бесчисленным количеством цветных бликов, что грубый язык огров не мог бы найти им описания. И Толчук безмолвно стоял, не в силах отвести глаз от этого чуда.
И если от мутного света червей его тошнило, то их отраженный свет буквально проникал через его толстую кожу и достигал до самого мозга костей. Что-то поднялось в его груди, и первый раз в жизни Толчук почувствовал себя цельным, пронизанным духом до каждой клеточки своего тела. Струи света, стекая, словно водопад, легко смывали позор и грусть не только с его тела, но и с души. Он ощутил, что выпрямляется все больше и больше, что мышцы его становятся гибкими и податливыми, а руки сами тянутся вверх.
Он не был больше проклятым выродком с куцым неполноценным духом! Он был настоящим и цельным!
Слезы покатились по его лицу, и он ощутил всю свою красоту и значительность. Толчук вдыхал пьянящий воздух, упивался им и сам, как ему казалось, начинал, светиться, как камень сердца. Двигаться больше не хотелось — хотелось просто умереть, не сходя с места.
«Пусть Триада теперь перережет мне горло, — думал он. — Пусть крови моей напьются мерзкие черви под ногами. Что из того, когда тело — только вместилище духа, прекрасного духа, который нельзя убить ни топором, ни кинжалом. Он цельный и останется таким, каков есть, навеки!»
Он ничего не хотел больше, но вдруг с неудовольствием услышал голос, звавший его по имени:
— Толчук!
Это имя вновь всколыхнуло гладь его успокоенной души.
— Толчук! — услышал он снова.
Огр повернулся по направлению, откуда шел голос, и спокойствие его оказалось окончательно нарушенным. Он тряхнул головой, мучительно пытаясь вернуться, но что-то ушло безвозвратно. Арка продолжала светиться и сиять, но теперь это было всего лишь светом, не более.
На него смотрели три пары глаз, и ноги Толчука стали медленно подгибаться.
— Начинается, — услышал он скорее не слово, а стон. Толчук опустился еще ниже, и сердце его застучало от страха. Один из Триады приблизился к нему, и Толчук ощутил на своем запястье костлявые пальцы. Руку подняли и вложили в нее что-то холодное и твердое. Старец тут же отошел.
— Смотри! — приказал голос, и снова Толчуку показалось, будто голос исходит сразу от всех троих и напоминает свист ветра меж узких скал.
Он посмотрел на то, что лежало в его ладони, — это был кусок камня сердца размером с козью голову.
— Что? Что это? — его собственный голос прозвучал в мертвой тишине неожиданно громко. Толчук даже пригнулся.
— Это Сердце огров, — ответил голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109