Убийца вскочил с кровати, меч с лязгом упал на пол. Ох, Ящер, даже встать бесшумно не смог, — мелькнула мысль. Воры тоже немало растерялись, ведь были уверены, что все спят, а оказалось иначе. Тут же похватали первое, что попалось под руку, и рванули к окну. От шума проснулся Данила, еще не понимая в чем дело, увидел, как вор потянулся к его сумке, и не долго думая, саданул его кулаком в лоб. Неприятно хрустнуло, и вор упал. Два других уже не пытались ничего взять, улепетывали во все лопатки. Северьян прыгнул вперед, отрезая похитителей от окна и вдруг, не ожидая, получил прямой удар ногой в живот. Убийца упал на пол, дыхание перехватило.
— Держи их! — Крикнул он Даниле.
Тот совсем растерялся, но все же рванулся к окну, куда уже выползал один вор. Второй действовал почти так же, как Северьян, может без привычной грации. Сшиб подсечкой Данилу на пол, и с размаху саданул ногой под ребра. Северьян не дал ему нанести решающего удара. Бросок был молниеносным. Убийца ударил жестоко и беспощадно. Кулаком в солнечное сплетение, ногой с разворота в лицо, в живот. Вор дергался, как кукла в руках неумелого кукловода. Последним ударом Северьян пригвоздил его к стене. Данила лежал на полу и стонал.
— Падаль, он мне в живот, со всей дури…
Взгляд на окно. Северьян не терял времени, подбежал к оконному зеву, но успел увидеть лишь удаляющуюся тень. Яростно ударил кулаком в стену, так, что затрещали костяшки.
— Ушел, один ушел, — прохрипел убийца.
— Но он же только один, — не понял Данила. — Больше не вернется.
— Дурак! — В сердцах рявкнул Северьян. — У него моя сумка! А в сумке талисман!
С утра ходили злобные и насупленные. Данила все потирал ушибленные ребра, Северьян злобно косился на приходившего в себя вора. Одного он, к сожалению, зашиб, перестарался. Последний удар оказался решающим, шейные позвонки превратились в труху, а кадык съехал набок. Зато второй, которому саданул Данила, был вполне живехонек, не считая конечно огромного красновато-черного синяка на пол-лица.
Северьян был в ярости, ходил, скрипя зубами и лихорадочно думал, что же делать? Кому вообще пришло в голову их грабить? Неужели, мало было звероватого вида путников, или мечи на поясах им ничего не сказали? Самое обидное в том, что денег у Северьяна почти не было. В сумке-то и лежало всего ничего. Две баклажки с водой, кое-какая провизия, да еще черный булыжник в кошельке. Ужасно другое, воры, поняв что их дурачили, со злости могут и выкинуть Чернокамень, только куда именно они его денут? А если бросят в море? Там таких камней, как грязи. Что, все перебирать, да проверять на прочность? Так камень вообще штука прочная. И разбить его не так уж просто, особенно покатые, обглоданные, обсосанные волнами. Вот уж будет веселуха!
Пленник, наконец, пришел в себя. Открыл глаза и попросил воды. Северьян ударил его беззлобно, костяшками пальцев в лицо, так что еще несколько минут вор сплевывал на пол собственные зубы.
— Ну давай, говори, кто вас навел?
— Никто. Мы шами. — прошепелявил пленник. — В корчме у ваш был большой кошелек. Шамый большой.
Северьян рассвирепел. Так если бы он не показывал всем свой кошель, все было бы в порядке? Немыслимо, но факт! Получается, он сам подставил и себя и Данилу. От этого становилось лишь противней, и он еще раз ударил пленника. Передних зубов у него уже не осталось, потому он сплевывал лишь сгустки темной крови.
— Где ваше лежбище? Куда пошел твой приятель?
— Приятели. Ты хотел сказать приятели? — Ответил пленник вопросом на вопрос.
— Нет, — мстительно проговорил Северьян, — приятель. Второй не ушел. Я его убил.
— Но мы же никого не убивали, — противно застонал пленник. — Мы только грабили…
— А тебя в детстве не учили, что чужое брать — плохо? Так я научу сполна. Говори, куда ушел твой дружок?
— Я не могу. Честь вора превыше всего.
Северьян понимающе кивнул.
— Что же, я понимаю. И поэтому буду медленно отрезать у тебя палец за пальцем, затем вырву язык и выколю глаза. Нет, глаза я выколю потом. Сначала вспорю тебе живот, вытащу печень и съем ее у тебя на глазах.
— Ты не посмеешь, — пролепетал он. — Ты не из таких. Убить безоружного — грех. А тем более пытать.
— Посмею, — хищно улыбнулся Северьян. — Вот увидишь. Вернее, почувствуешь. Данила, дай-ка мне нож.
Пленник задергался, как уж на сковороде, пытался развязать сцепленные за спиной руки.
— Слушай, а где это твой… мертвый друг научился так драться? — Спросил Северьян между прочим, пробуя нож на заточку.
— Ннне… знаю… — в ужасе пролепетал вор. — Нет, не режьте меня! Я скажу!
— Неужели ты так боишься умереть? — Усмехнулся убийца. — Ну, говори.
— Мы договорились встретиться сегодня в корчме у старого Устина.
— Это где?
— В соседней веси, там единственная корчма…
Пленник захлебывался словами. Из разбитого рта не переставая, текла кровь.
— Значит так, приятель, — тихо сказал Северьян, — твой друг поступил очень опрометчиво. Он взял нужную мне вещь. Деньги ладно, пусть оставит себе. Но если он не вернет мне кое-что еще, я тебя убью. Так что лучше постарайся и проводи нас до корчмы старого Устина.
— Я не хочу умирать из-за него, — закивал пленник. — Я все покажу!
Северьян повернулся к Даниле, подмигнул.
— Учись работать с людьми. Люди, они ласку любят.
И наотмашь ударил вора по лицу.
— А это за что? — Взвизгнул тот.
— Это тебе за компанию. Компания очень приятная.
Путники долго шли вдоль берега, ведомые новым, основательно избитым провожатым. Потом свернули в сторону леса, и долго брели через буреломы. Пленник один раз попытался убежать, но после хороших оздоровительных ударов под ребра перестал даже ходить. Пришлось помогать все теми же ударами. Теперь Северьяна раздражало все. И чистый морской воздух, и шум волн и пение птиц, и даже треск веток под ногами. А больше всего угнетало то, что с утра отплывает корабль. Корабль, на котором Северьян с Данилой должны уплыть в Царьград. Да только нет на руках амулета, и смысла нет ехать пока Чернокамень не отыщется. Только бы вор не выбросил его, только бы оставил.
— Как звать-то твоего приятеля? — Спросил Северьян у пленника.
— Остап.
— Ох, поймаю я этого Остапа, ну и достанется ему, — мечтательно протянул убийца.
Из груди рвался толи стон толи хрип. Остап бежал так, что пятки сверкали, да больно стучала по спине тяжеленная сумка. Что там, камни что ли носят? — Мелькнула мысль. — Зачем только вообще полезли в эту берлогу? Говорил же Гопану, доиграемся. И доигрались. Гопан, упал под ударом бугая первым, лишь раскинул руки. Зато уж Макар тянул до последнего, даже помнится, сбил одного с ног. Только почему-то так и не догнал Остапа. Сгинул, видать. Все же достали его проклятые странники. А может все же убег и скрывается?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
— Держи их! — Крикнул он Даниле.
Тот совсем растерялся, но все же рванулся к окну, куда уже выползал один вор. Второй действовал почти так же, как Северьян, может без привычной грации. Сшиб подсечкой Данилу на пол, и с размаху саданул ногой под ребра. Северьян не дал ему нанести решающего удара. Бросок был молниеносным. Убийца ударил жестоко и беспощадно. Кулаком в солнечное сплетение, ногой с разворота в лицо, в живот. Вор дергался, как кукла в руках неумелого кукловода. Последним ударом Северьян пригвоздил его к стене. Данила лежал на полу и стонал.
— Падаль, он мне в живот, со всей дури…
Взгляд на окно. Северьян не терял времени, подбежал к оконному зеву, но успел увидеть лишь удаляющуюся тень. Яростно ударил кулаком в стену, так, что затрещали костяшки.
— Ушел, один ушел, — прохрипел убийца.
— Но он же только один, — не понял Данила. — Больше не вернется.
— Дурак! — В сердцах рявкнул Северьян. — У него моя сумка! А в сумке талисман!
С утра ходили злобные и насупленные. Данила все потирал ушибленные ребра, Северьян злобно косился на приходившего в себя вора. Одного он, к сожалению, зашиб, перестарался. Последний удар оказался решающим, шейные позвонки превратились в труху, а кадык съехал набок. Зато второй, которому саданул Данила, был вполне живехонек, не считая конечно огромного красновато-черного синяка на пол-лица.
Северьян был в ярости, ходил, скрипя зубами и лихорадочно думал, что же делать? Кому вообще пришло в голову их грабить? Неужели, мало было звероватого вида путников, или мечи на поясах им ничего не сказали? Самое обидное в том, что денег у Северьяна почти не было. В сумке-то и лежало всего ничего. Две баклажки с водой, кое-какая провизия, да еще черный булыжник в кошельке. Ужасно другое, воры, поняв что их дурачили, со злости могут и выкинуть Чернокамень, только куда именно они его денут? А если бросят в море? Там таких камней, как грязи. Что, все перебирать, да проверять на прочность? Так камень вообще штука прочная. И разбить его не так уж просто, особенно покатые, обглоданные, обсосанные волнами. Вот уж будет веселуха!
Пленник, наконец, пришел в себя. Открыл глаза и попросил воды. Северьян ударил его беззлобно, костяшками пальцев в лицо, так что еще несколько минут вор сплевывал на пол собственные зубы.
— Ну давай, говори, кто вас навел?
— Никто. Мы шами. — прошепелявил пленник. — В корчме у ваш был большой кошелек. Шамый большой.
Северьян рассвирепел. Так если бы он не показывал всем свой кошель, все было бы в порядке? Немыслимо, но факт! Получается, он сам подставил и себя и Данилу. От этого становилось лишь противней, и он еще раз ударил пленника. Передних зубов у него уже не осталось, потому он сплевывал лишь сгустки темной крови.
— Где ваше лежбище? Куда пошел твой приятель?
— Приятели. Ты хотел сказать приятели? — Ответил пленник вопросом на вопрос.
— Нет, — мстительно проговорил Северьян, — приятель. Второй не ушел. Я его убил.
— Но мы же никого не убивали, — противно застонал пленник. — Мы только грабили…
— А тебя в детстве не учили, что чужое брать — плохо? Так я научу сполна. Говори, куда ушел твой дружок?
— Я не могу. Честь вора превыше всего.
Северьян понимающе кивнул.
— Что же, я понимаю. И поэтому буду медленно отрезать у тебя палец за пальцем, затем вырву язык и выколю глаза. Нет, глаза я выколю потом. Сначала вспорю тебе живот, вытащу печень и съем ее у тебя на глазах.
— Ты не посмеешь, — пролепетал он. — Ты не из таких. Убить безоружного — грех. А тем более пытать.
— Посмею, — хищно улыбнулся Северьян. — Вот увидишь. Вернее, почувствуешь. Данила, дай-ка мне нож.
Пленник задергался, как уж на сковороде, пытался развязать сцепленные за спиной руки.
— Слушай, а где это твой… мертвый друг научился так драться? — Спросил Северьян между прочим, пробуя нож на заточку.
— Ннне… знаю… — в ужасе пролепетал вор. — Нет, не режьте меня! Я скажу!
— Неужели ты так боишься умереть? — Усмехнулся убийца. — Ну, говори.
— Мы договорились встретиться сегодня в корчме у старого Устина.
— Это где?
— В соседней веси, там единственная корчма…
Пленник захлебывался словами. Из разбитого рта не переставая, текла кровь.
— Значит так, приятель, — тихо сказал Северьян, — твой друг поступил очень опрометчиво. Он взял нужную мне вещь. Деньги ладно, пусть оставит себе. Но если он не вернет мне кое-что еще, я тебя убью. Так что лучше постарайся и проводи нас до корчмы старого Устина.
— Я не хочу умирать из-за него, — закивал пленник. — Я все покажу!
Северьян повернулся к Даниле, подмигнул.
— Учись работать с людьми. Люди, они ласку любят.
И наотмашь ударил вора по лицу.
— А это за что? — Взвизгнул тот.
— Это тебе за компанию. Компания очень приятная.
Путники долго шли вдоль берега, ведомые новым, основательно избитым провожатым. Потом свернули в сторону леса, и долго брели через буреломы. Пленник один раз попытался убежать, но после хороших оздоровительных ударов под ребра перестал даже ходить. Пришлось помогать все теми же ударами. Теперь Северьяна раздражало все. И чистый морской воздух, и шум волн и пение птиц, и даже треск веток под ногами. А больше всего угнетало то, что с утра отплывает корабль. Корабль, на котором Северьян с Данилой должны уплыть в Царьград. Да только нет на руках амулета, и смысла нет ехать пока Чернокамень не отыщется. Только бы вор не выбросил его, только бы оставил.
— Как звать-то твоего приятеля? — Спросил Северьян у пленника.
— Остап.
— Ох, поймаю я этого Остапа, ну и достанется ему, — мечтательно протянул убийца.
Из груди рвался толи стон толи хрип. Остап бежал так, что пятки сверкали, да больно стучала по спине тяжеленная сумка. Что там, камни что ли носят? — Мелькнула мысль. — Зачем только вообще полезли в эту берлогу? Говорил же Гопану, доиграемся. И доигрались. Гопан, упал под ударом бугая первым, лишь раскинул руки. Зато уж Макар тянул до последнего, даже помнится, сбил одного с ног. Только почему-то так и не догнал Остапа. Сгинул, видать. Все же достали его проклятые странники. А может все же убег и скрывается?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115