— Удивилась Люта.
— Ничего хорошего, прелестница, — вздохнул Северьян. — Боюсь, им нужны мы.
— Ничего, перебьются, — молвил Данила. — А мы поможем.
Северьян одернул его.
— Не стоит ввязываться в драку. Збыслав не одобрил бы этого. Надо избегать ненужных ссор, а эти и не выглядят серьезными противниками. Может только и ждут, чтобы мы начали первыми, дали повод. Повод устроить погром в Славянском квартале. Попробуем пройти.
Но пройти им не дали. Вперед вышел здоровенный, заросший черной шерстью мужик. Вытянул вперед руку с дубиной, прохрипел:
— Стой, славянский собака. Дальше ты не пройти, моя тебя остановить!
Славянский явно давался ему с трудом, этому обормоту куда привычнее лаять на своем песьем языке. И не разберешь, что говорит, брехня одна.
— Отойди с дороги, — сказал Северьян. — А то сам отодвину.
Звероватый мужик покосился на убийцу.
— Ты давай идти отсюда. Ты не похож на славянский собака, тебя бить не буду.
— Но я друг этих славянских собак, — улыбнулся убийца. — Так что я, пожалуй, останусь, посмотрю… уж больно интересно мне. Скажу тебе одно, Збыслав будет очень недоволен…
Мужик разъярился.
— Плевать я на Збыслав! Плевать на русский свинья! Мы избить его человек, надругаться над женщина!
— Я тебе надругаюсь, всю надругалку поотрезаю! — Рявкнул Данила. — Давай, давай, иди сюда!
Северьян вздохнул. Думал обойтись без драк, а без драк не получается. Вот так всегда, и по-другому нельзя. Люди отчего-то любят делить друг друга по цвету кожи, волос, манере говорить и ходить. И нередко устраивают из-за этого ссоры, перерастающие в войны. Зачем? Северьян не мог этого понять и принять. Для него все люди были людьми, ни больше, ни меньше. Иначе просто нельзя.
Данила ждал до самого последнего момента. Но когда звероватый мужик бросился на него с кулаками, с размаху ударил мордоворота кулаком в челюсть, скривился. Бугай рухнул, как подкошенный. Остальные отчего-то не спешили нападать, шептались.
— Ну, чего стоите-то? Идите сюда, всем наваляю, мало не покажется.
— Не пойдут, — молвил Северьян. — Испугались. Они смелые, лишь, когда напором давят, больше языком молотят, а когда не поддаешься, выстоишь, разбегаются. Шакалы…
Четыре тени впереди вдруг бросились врассыпную. Уже через мгновение дорога была свободна.
— А они больше не вернутся? — Спросила Люта.
— Вернутся, добавим, — улыбнулся Данила, переступая через мордоворота.
У подхода к Славянскому кварталу их встретил Збыслав с дружинниками.
— Мне показалось, я слышал шум? — Спросил воин.-
Да так, — отмахнулся Северьян, — все уже нормально. Какие-то мелкие наглецы вон, к девушке приставали…
Збыслав добродушно улыбнулся, заметив Люту.
— Здравствуй, красавица. Рад приветствовать тебя…
— Еще не обрадуешься. К тебе сегодня еще несколько придут, ты уж устрой их как-нибудь, земляки все-таки. Не Ликуну же их возвращать.
— Никак нашли старого змея? — Восхитился Збыслав, — и ноги унесли, молодцы. А девушка, как я понимаю та самая?
— Ага, — довольно кивнул Данила. — Искал и все-таки нашел.
— Молодец, упорный ты! Да и правильно, за любовь надо биться даже с самим Ящером. Ладно, найдем мы место для беженок, никуда не денутся.
С этими словами Збыслав развернулся и вместе с дружинниками пошел в другую сторону Славянского квартала, поддерживать порядок. Путники же, усталые и голодные, направились прямиком в корчму.
Здесь стоял привычный пряный аромат жареного мяса и диковинный запах заморского вина. Народ уже собирался, стягивался, будто стая мух на свежую кучу. Недовольный хозяин протирал стойки. Близился вечер, а вечер здесь не обходится без драки.
— Никак явились? — Пробурчал он. — Да не одни? Нет, я третьего бесплатно кормить не буду…
Северьян молча подошел, высыпал на ладонь наглому мужику несколько монет.
— Если ты еще раз вякнешь, что тебе мало денег, жадная скотина, я тебе сломаю ноги, — улыбаясь, проговорил убийца.
Мужик побледнел, но промолчал. Северьян одним махом научил его держать язык за зубами. А убийца, как ни в чем не бывало, подошел к занявшим свободный стол Люте и Даниле.
— Проблемы улаживаются очень легко, если за них хорошо платишь и… немного помогаешь словами.
Данила весело усмехнулся.
— Вот Люта, это мой самый верный, да и, наверное единственный на всем белом свете друг.
Северьян улыбнулся в ответ.
— У нас в прошлом были разногласия, но это, я надеюсь в прошлом.
— Прости, доблестный воин, — пробормотала Люта, — но я о тебе ничего не знаю.
Данила нахмурился.
— А зря. Если бы не он, то меня никогда здесь не оказалось. И без него я бы не нашел тебя, моя ненаглядная…
Люта потупила взор, руки ее суматошно двигались, не находя себе места. Девушка нервничала.
— Я даже не знаю твоего имени, друг Данилы.
— Тебе незачем его знать, прелестница, — сказал Северьян. А прозвище, данное мне врагами не слишком хорошая замена имени. Если хочешь, называй меня… каликой.
— Хорошо… калика. Когда воин называет себя каликой, это звучит таинственно.
— Это потому что он сам таинственный, — подхватил Данила. — Загадочнее человека я еще не встречал на своем пути.
Вскоре, хмурый хозяин поставил перед ними поднос с изумительно пахнущими яствами. Здесь была и жареная рыба, и мясо с поджаристой корочкой, истекающее ароматным соком, и каша, наваристая, горячая.
— Как здорово! — Обрадовалась Люта. — Нас Ликун кормил все больше диковинными фруктами! А я так соскучилась по настоящей пище!
Мясо таяло во рту. Северьян откусывал кусок за кусочком, чувствуя, как лопается корочка и ароматный сок наполняет рот. Что и говорить, готовить эти ромеи умели, да так, что пальчики оближешь, да еще добавки попросишь, даже если сыт. Данила тоже беззаботно увлекся трапезой, поглощая рыбину за рыбиной, и перебрасывался словами со своей невестой. Люта ела за троих, набив полный рот, еще пыталась улыбаться и говорить одновременно. Ох уж эти женщины! Все у них ни как у людей, мужчин то есть.
Глава 47.
В корчму потихоньку стягивался народ. Места скучных и размеренных во всем ромеев заняли импульсивные славяне, привыкшие больше доверять чувствам, нежели разуму. Один за другим, веселые, подвыпившие мужики усаживались за столики, заказывали вино и мясо. Вскоре корчму наполнил знакомый приятный слуху гомон. Кто-то уже ругался, сотрясая чудовищными кулаками, кто-то затянул песню, которую сразу подхватили несколько глоток, а потом еще и еще. Северьян сам не заметил, как втянулся в нее, чувствуя каждую ноту, каждый звук. Песня была о далекой земле, о местах, в которых никто не разу не был, и они от этого были лишь прекраснее и заманчивее. А Северьяну отчего-то вспомнилась родина, маленький домик в селе, волхв Лукий, ставший для Северьяна отцом, и родное, красное, как пламя, солнце… Каким он его видел в последний раз, поднимающийся из-за непроходимой стены леса… Уголки глаз наполнились влагой, он и сам не заметил, мимоходом смахнув.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
— Ничего хорошего, прелестница, — вздохнул Северьян. — Боюсь, им нужны мы.
— Ничего, перебьются, — молвил Данила. — А мы поможем.
Северьян одернул его.
— Не стоит ввязываться в драку. Збыслав не одобрил бы этого. Надо избегать ненужных ссор, а эти и не выглядят серьезными противниками. Может только и ждут, чтобы мы начали первыми, дали повод. Повод устроить погром в Славянском квартале. Попробуем пройти.
Но пройти им не дали. Вперед вышел здоровенный, заросший черной шерстью мужик. Вытянул вперед руку с дубиной, прохрипел:
— Стой, славянский собака. Дальше ты не пройти, моя тебя остановить!
Славянский явно давался ему с трудом, этому обормоту куда привычнее лаять на своем песьем языке. И не разберешь, что говорит, брехня одна.
— Отойди с дороги, — сказал Северьян. — А то сам отодвину.
Звероватый мужик покосился на убийцу.
— Ты давай идти отсюда. Ты не похож на славянский собака, тебя бить не буду.
— Но я друг этих славянских собак, — улыбнулся убийца. — Так что я, пожалуй, останусь, посмотрю… уж больно интересно мне. Скажу тебе одно, Збыслав будет очень недоволен…
Мужик разъярился.
— Плевать я на Збыслав! Плевать на русский свинья! Мы избить его человек, надругаться над женщина!
— Я тебе надругаюсь, всю надругалку поотрезаю! — Рявкнул Данила. — Давай, давай, иди сюда!
Северьян вздохнул. Думал обойтись без драк, а без драк не получается. Вот так всегда, и по-другому нельзя. Люди отчего-то любят делить друг друга по цвету кожи, волос, манере говорить и ходить. И нередко устраивают из-за этого ссоры, перерастающие в войны. Зачем? Северьян не мог этого понять и принять. Для него все люди были людьми, ни больше, ни меньше. Иначе просто нельзя.
Данила ждал до самого последнего момента. Но когда звероватый мужик бросился на него с кулаками, с размаху ударил мордоворота кулаком в челюсть, скривился. Бугай рухнул, как подкошенный. Остальные отчего-то не спешили нападать, шептались.
— Ну, чего стоите-то? Идите сюда, всем наваляю, мало не покажется.
— Не пойдут, — молвил Северьян. — Испугались. Они смелые, лишь, когда напором давят, больше языком молотят, а когда не поддаешься, выстоишь, разбегаются. Шакалы…
Четыре тени впереди вдруг бросились врассыпную. Уже через мгновение дорога была свободна.
— А они больше не вернутся? — Спросила Люта.
— Вернутся, добавим, — улыбнулся Данила, переступая через мордоворота.
У подхода к Славянскому кварталу их встретил Збыслав с дружинниками.
— Мне показалось, я слышал шум? — Спросил воин.-
Да так, — отмахнулся Северьян, — все уже нормально. Какие-то мелкие наглецы вон, к девушке приставали…
Збыслав добродушно улыбнулся, заметив Люту.
— Здравствуй, красавица. Рад приветствовать тебя…
— Еще не обрадуешься. К тебе сегодня еще несколько придут, ты уж устрой их как-нибудь, земляки все-таки. Не Ликуну же их возвращать.
— Никак нашли старого змея? — Восхитился Збыслав, — и ноги унесли, молодцы. А девушка, как я понимаю та самая?
— Ага, — довольно кивнул Данила. — Искал и все-таки нашел.
— Молодец, упорный ты! Да и правильно, за любовь надо биться даже с самим Ящером. Ладно, найдем мы место для беженок, никуда не денутся.
С этими словами Збыслав развернулся и вместе с дружинниками пошел в другую сторону Славянского квартала, поддерживать порядок. Путники же, усталые и голодные, направились прямиком в корчму.
Здесь стоял привычный пряный аромат жареного мяса и диковинный запах заморского вина. Народ уже собирался, стягивался, будто стая мух на свежую кучу. Недовольный хозяин протирал стойки. Близился вечер, а вечер здесь не обходится без драки.
— Никак явились? — Пробурчал он. — Да не одни? Нет, я третьего бесплатно кормить не буду…
Северьян молча подошел, высыпал на ладонь наглому мужику несколько монет.
— Если ты еще раз вякнешь, что тебе мало денег, жадная скотина, я тебе сломаю ноги, — улыбаясь, проговорил убийца.
Мужик побледнел, но промолчал. Северьян одним махом научил его держать язык за зубами. А убийца, как ни в чем не бывало, подошел к занявшим свободный стол Люте и Даниле.
— Проблемы улаживаются очень легко, если за них хорошо платишь и… немного помогаешь словами.
Данила весело усмехнулся.
— Вот Люта, это мой самый верный, да и, наверное единственный на всем белом свете друг.
Северьян улыбнулся в ответ.
— У нас в прошлом были разногласия, но это, я надеюсь в прошлом.
— Прости, доблестный воин, — пробормотала Люта, — но я о тебе ничего не знаю.
Данила нахмурился.
— А зря. Если бы не он, то меня никогда здесь не оказалось. И без него я бы не нашел тебя, моя ненаглядная…
Люта потупила взор, руки ее суматошно двигались, не находя себе места. Девушка нервничала.
— Я даже не знаю твоего имени, друг Данилы.
— Тебе незачем его знать, прелестница, — сказал Северьян. А прозвище, данное мне врагами не слишком хорошая замена имени. Если хочешь, называй меня… каликой.
— Хорошо… калика. Когда воин называет себя каликой, это звучит таинственно.
— Это потому что он сам таинственный, — подхватил Данила. — Загадочнее человека я еще не встречал на своем пути.
Вскоре, хмурый хозяин поставил перед ними поднос с изумительно пахнущими яствами. Здесь была и жареная рыба, и мясо с поджаристой корочкой, истекающее ароматным соком, и каша, наваристая, горячая.
— Как здорово! — Обрадовалась Люта. — Нас Ликун кормил все больше диковинными фруктами! А я так соскучилась по настоящей пище!
Мясо таяло во рту. Северьян откусывал кусок за кусочком, чувствуя, как лопается корочка и ароматный сок наполняет рот. Что и говорить, готовить эти ромеи умели, да так, что пальчики оближешь, да еще добавки попросишь, даже если сыт. Данила тоже беззаботно увлекся трапезой, поглощая рыбину за рыбиной, и перебрасывался словами со своей невестой. Люта ела за троих, набив полный рот, еще пыталась улыбаться и говорить одновременно. Ох уж эти женщины! Все у них ни как у людей, мужчин то есть.
Глава 47.
В корчму потихоньку стягивался народ. Места скучных и размеренных во всем ромеев заняли импульсивные славяне, привыкшие больше доверять чувствам, нежели разуму. Один за другим, веселые, подвыпившие мужики усаживались за столики, заказывали вино и мясо. Вскоре корчму наполнил знакомый приятный слуху гомон. Кто-то уже ругался, сотрясая чудовищными кулаками, кто-то затянул песню, которую сразу подхватили несколько глоток, а потом еще и еще. Северьян сам не заметил, как втянулся в нее, чувствуя каждую ноту, каждый звук. Песня была о далекой земле, о местах, в которых никто не разу не был, и они от этого были лишь прекраснее и заманчивее. А Северьяну отчего-то вспомнилась родина, маленький домик в селе, волхв Лукий, ставший для Северьяна отцом, и родное, красное, как пламя, солнце… Каким он его видел в последний раз, поднимающийся из-за непроходимой стены леса… Уголки глаз наполнились влагой, он и сам не заметил, мимоходом смахнув.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115