Тергис вновь подошел к нам.
— Покажите-ка купчую, удостоверяющую покупку вами этой скотины, — потребовал он.
— А прошлогоднего снега ты не хочешь? — беззлобно спросил Голиас. Его нож уперся хозяину в брюхо. Тергис отскочил.
— Осел находился в номере, значит, он собственность гостиницы. Вы пытались его украсть. Я вас отдам под стражу.
Пока Тергис ждал, что мы ответим, Голиас спокойно положил в рот последний кусок и поднялся из-за стола.
— Встретимся на улице, Шендон, — небрежно сказал он мне и выскочил через окно. Осел едва успел убрать свою голову.
— Луций, бежим! — рявкнул Голиас снаружи. Хозяин растерялся. Он не знал, как ему поступить. Послать погоню за Голиасом и ослом или же схватить меня как заложника? Но, прежде чем он решил, что лучше синица в руках, я вскочил из-за стола.
— Держите его! — завопил хозяин. И неспроста. Я как раз повел на него боковую атаку. Мощный удар в скулу — и он перелетел через стол.
Оба слуги и один посетитель из тех, что вечно лезут не в свое дело, — отрезали меня от двери. Я бросился на них со всего размаху. Отшвырнув в сторону двоих, вместе с третьим вылетел в прихожую. Мы упали на пол, я подмял противника под себя. Он ослабил хватку, и через секунду я уже был на улице.
Казалось, все жители округи преследуют нас, вопя и указывая пальцем. Конечно, многие просто забавлялись, но я, едва не в каждом видя наемника разъяренного Тергиса, подналегал что есть мочи. Раздавались крики: «Стража!.. Стража!..» Постепенно преследователи отстали, и за нами бежал один только мистер Тергис. Однако настроен он был на более мирный лад.
— Погодите! — кричал он. — Мне не нужен ваш осел! Оплатите хотя бы счет!..
Я уже догнал своих друзей, и мчаться сломя голову не имело смысла.
— Он требует, чтобы мы оплатили счета, — сказал Голиас Луцию. — Ты способен с ним рассчитаться?
— Вас — вы — помните? — было — трое! — запыхавшись, заговорил Тергис. — Я — не — знаю — где — третий, но…
Он так задыхался, что говорить для него было сущей мукой. Однако лекарство оказалось под рукой. Мы стояли к Тергису лицом, но Луций продолжал стоять задом. Он только слегка повернул голову. Едва хозяин приблизился, он радостно взревел и лягнул его в живот.
— Расписки не требуется, — сказал Голиас. Судя по ликующему трубному реву, Луций остался доволен развязкой. Несомненно, он даже отвлекся от мыслей о своем несчастье. Да и я на радостях позабыл о завтраке, которого он меня лишил. Но не успели мы и несколько шагов шагнуть, как желудок мой забастовал.
— Мне необходимо подкрепиться, — заявил я Голиасу, — да и наш собрат Джонс не откажется от дополнительной порции. Только надо соблюдать осторожность.
— Навряд ли кто-то опять будет требовать, чтобы мы подтвердили свои права на него, — отвечал Голиас. — Однако его могут у нас украсть. Робин Тергис, кстати, напомнил мне, что осел не входит в перечень нашего имущества.
Он повернулся к Луцию.
— Хочешь сенца? Уши серого опустились.
— А крылышко цесарки?
Длинные уши вновь встали торчком. Осел облизнулся.
— Что ж, это будет повкусней. И, наверное, ты не откажешься от хлеба? — продолжал Голиас. Осел копытом провел шесть черточек на дороге.
— Ах, шесть кусков. И кружку эля, чтобы промочить горло?
Осел протрубил одобрительно, и Голиас махнул рукой.
— Настоящее представление бродячего цирка. Правда, Шендон?
Похоже, идея эта пришлась ему по душе. Я не разделял его восторга. Мне хотелось поскорее покинуть город, где на каждом углу нас подстерегали несчастья.
— Поторопимся. Не стоит дожидаться, пока нас оберут, — предложил я. — Кажется, на соседней улице есть постоялый двор.
Мы наскоро перекусили. Не забыли и про Луция, которому тайком принесли еду в стойло. После завтрака немедленно отправились в путь. Паруар остался позади.
За пределами города Голиас, искусный игрок в кости, оказался без заработка. О путешествии в карете нечего было и думать. Я опасался, что Голиас купит лошадей для езды верхом, вытряхнув всю нашу мошну. Но, как он сам заметил, проще нам плестись за ослом, чем заставить кобылу умерить шаг ради его неторопливой поступи.
Джонса не надо было вести за собой на веревке. Однако, чтобы не привлекать внимания, Голиас все же купил веревку и обвил ее вокруг ослиной шеи. Еще когда мы вели нашего четвероногого спутника по узким улочкам Паруара, я проникся к нему сочувствием. Побывав однажды в шкуре животного, я понимал всю глубину трагедии Джонса. Я также сознавал, что предо мною не просто человек в ослиной шкуре. Я знал, что его ум, его душа находятся в состоянии войны с ослиным обликом. Но человеческие силы в такой борьбе со временем иссякают. Против человека восстает не только пятая колонна ослиных инстинктов, но гораздо более опасный враг. Деградация наступает незаметно. Сначала вы всецело воспринимаете ваше новое положение как позорное. Затем вы осознаете его неестественность только разумом, так как новые ощущения становятся привычными. И, наконец, вам перестает казаться, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Вы стали животным и не сомневаетесь, что это в порядке вещей. У меня сжалось сердце, когда Джонс вдруг стал упираться, не желая сворачивать за угол. Упрямился-то вовсе не Луций. Осел брал верх над человеком.
На следующее утро, пройдя Эрек, мы переправились через темные, беспокойные воды Лонг Ривер — реки примерно в милю шириной. Эрек считался большим городом, но западный берег реки был малонаселен. Дорогу с обеих сторон обступали густые заросли.
— Стрелка на перекрестке показывает, что до Тройновонта двадцать миль, — заметил я. — Как ты думаешь, мы успеем к обеду?
— Если будем так ползти — конечно, нет. Взбодрись-ка, Луций. Или, клянусь Шейлоком, я вырежу из тебя кусок мяса.
К моему сожалению, дорога, хоть и была проложена вдоль реки, но на значительном от нее расстоянии. Местность была равнинная. Идти было легко, но скучно. И на дороге мы не встретили никого интересного. Только одна особа запомнилась надолго.
Женщину эту окружала целая свита, но взор ваш поневоле приковывался только к ней. Разве можно не заметить на небе полную луну? А она блистала, как полная луна. Она была ослепительна, как луна зимней ночью, и знойна, как солнце над полем летним полднем. Лениво развалясь, она покоилась в пестро изукрашенной будке на спине слона. Ее красота ошеломляла. В сердце ее царил холод, а очи были полны жаркой страсти. Насурьмлена и нарумянена она была донельзя и, с ювелирной лавкой в смоляных волосах, могла бы выглядеть нелепо. Но была прекрасна. Сразу понятно, что это не продажная куртизанка, но хищная птица высокого полета.
Мне захотелось спрятаться за спину дуэньи, если бы таковые оберегали мужчин. Мы посторонились, чтобы дать место процессии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105