Новообращенному разочарование дается куда труднее, чем тому, кто никогда не знал никакой веры.
Быстрая ходьба была единственным средством дать выход накопившемуся неудовольствию — и я шел, не сбавляя темпа, изредка останавливаясь только для того, чтобы перекусить. Поглощенный своими переживаниями, я мало обращал внимания на окрестности и почти не замечал того, кто или что еще, кроме меня, передвигается по дороге. Когда ближе к полудню меня догнала какая-то запряженная лошадьми повозка, я, не глядя, посторонился, желая пропустить ее вперед.
— Эй, на козлах! Остановите карету, пожалуйста, — послышался женский голос.
Я упрямо шел дальше, не желая поворачивать головы, но женщина окликнула меня:
— Простите, сэр, эта дорога ведет к Готаму?
— Спросите кого-нибудь другого, — с неохотой отозвался я. — Я знаю только, что это где-то там, по ту сторону Титанов.
Черты ее лица не отличались правильностью, однако бойкий, зазывный взгляд невольно приковывал к себе внимание.
— Простите мое любопытство: мне хотелось у вас спросить — очевидно, вы совершаете вечернюю прогулку?
Почему она так спросила, догадаться было нетрудно. Стараниями Джонса я вырядился в один из лучших нарядов Равана — в костюм из черного бархата, отделанного серебряными украшениями. В нем меня легко было принять за неизвестного богача. Такие щеголи по пыльным дорогам пешком не путешествуют.
— Нет, — буркнул я. — Я просто иду из одного места в другое.
— Ах, вот оно что! — участливо воскликнула незнакомка. — Вы просто ходите из одного места в другое. Должно быть, это безумно интересно.
С губ у меня уже готово было слететь ироническое замечание, однако, вдруг сообразив, что к чему, я едва не споткнулся. Она потупила взор, когда я приблизился к карете, но ямочки на щеках были красноречивее всяких слов. Наши взгляды встретились — и я прочитал в ее глазах то, что было мне знакомо как нельзя лучше. Сколько разных девиц, случайно попадавшихся мне на пути, когда я жил еще у себя дома, смотрели на меня точно так же! Мне ясно было, что эта женщина, слишком искушенная и разборчивая, превыше всего ставит собственные прихоти. На моем лице в ответ без труда отобразилось то же самое выражение, о котором я и думать забыл после катастрофической переделки с Цирцеей.
— Еще бы! Конечно, интересно, — поддакнул я. — Но это смотря с кем.
Незнакомка помедлила, взвешивая мои слова.
— Вы не сочтете меня навязчивой, если я предложу вам проехаться в карете? Ходьба наверняка вас утомила.
— Не сочту. Не сочтите навязчивым и меня, — с готовностью откликнулся я. — Между прочим, я вовсе не так уж утомлен, как может показаться.
Вот так у нас сладилось дело с Бекки Кроули. Ей и в голову не пришло снимать с руки обручальное кольцо, когда вечером в гостинице она впустила меня к себе в комнату. А когда на рассвете я ее покидал, она только сонно улыбнулась и пошевелила в воздухе пальчиками в знак прощания.
С ней было легко и свободно: мы понимали друг друга с полуслова. Расставание не причинило мне ни малейшего огорчения — нельзя было и сравнивать с тем отчаянием, какое я испытывал после утраты Розалетты. Ничуть не походили мои чувства и на ту пылкую страсть, которая обуревала меня к Нимью. Однако мой роман с Бекки не доставил мне и того самозабвенного наслаждения, какое меня охватывало когда-то при одной мысли о тех двух женщинах. Мы провели вместе всего одну ночь — и этого оказалось вполне достаточно. Я слишком хорошо раскусил миссис Кроули, для того чтобы помышлять о продолжении нашей связи. Более того: покинув гостиницу и отнюдь не желая новой встречи (ведь Бекки могла нагнать меня в карете), я свернул с большой дороги на боковую у первой же развилки.
Надо сказать, что знакомство с особой, столь беспечно взиравшей на человеческие взаимоотношения, несколько меня успокоило. Я уже не испытывал прежней досады на Голиаса. Он воспользовался моими услугами, когда в них нуждался, и забыл обо мне в тот самый момент, когда необходимость миновала. Сам я всегда поступал точно так же. Именно такой образ действий я всегда, за исключением недавнего периода поврежденности в рассудке, считал нормой человеческого поведения. Теперь мне предстояло снова твердо стать на почву реальности и начисто выбросить из головы все эти бредни.
С тех самых пор, как я покинул Замок Ниграмус, дорога неуклонно вела вверх. К полудню я уже различил вдали отроги Титанов. Неожиданно путь мне преградил канал. Мост через него, по всем признакам, был разрушен очень давно. С неудовольствием я огляделся вокруг.
Окрестности глаз не радовали. Нелепая запущенность этих мест могла быть только плодом человеческой деятельности и очень напоминала мне неприглядность иных сельских клочков земли близ Чикаго. Здесь тоже были унылые заброшенные фермы: но нельзя было и помыслить, что на них некогда произрастало что-то полезное. Там и сям виднелись убогие домишки: непонятно, кто и ради чего вздумал здесь поселиться на жительство и чем добывает себе средства на пропитание. Осень обесцветила листву на редко попадавшихся деревьях, вместо того чтобы окрасить их убранство. В довершение всего на краю чахлой делянки красовался шест с предостерегающей надписью: «Охотникам и трапперам вход воспрещен!»
Канал, казалось, все еще использовался для судоходства, хотя вода цвела тиной. Направо от меня, к северу, не видно было ни души, а на юге маячило какое-то приближавшееся судно. Вскоре со мной поравнялась баржа, которую тянули мулы.
Несмотря на мрачный пейзаж и не самый приятный способ передвижения, пассажиры баржи, явно наслаждаясь путешествием, веселились вовсю — кричали, хохотали, размахивали руками. Их внешность тоже вполне соответствовала разнузданному поведению. Неухоженные мулы дико вращали глазами.
Я посторонился — дать им дорогу, потом решил поприветствовать баржу. Выждав, пока она проплывет мимо, я вгляделся в корму. Краска на ней облупилась, однако надпись еще вполне можно было разобрать:
«Менипп» из Наррагонии.
— Эй, на «Мениппе»! — крикнул я громче, чем требовалось. Большинство пассажиров располагались по другую сторону баржи, и пока что никто из них меня не замечал. На мой возглас обернулись разом едва ли не все, а их было до полусотни. Тотчас же многие покатились со смеху, тыча в меня пальцами.
— Гляньте-ка сюда!
— Позовите капитана!
— Где Лорель?
— Эй, застопорите ход: пускай капитан тоже повеселится вволю.
Без последнего распоряжения вполне можно было обойтись: возчик уже растянул рот до ушей в ухмылке, и мулы остановились сами собой. Теперь на меня можно было глазеть вволю — и передо мной возник выбор: либо сделаться предметом их насмешек, либо малодушно ретироваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Быстрая ходьба была единственным средством дать выход накопившемуся неудовольствию — и я шел, не сбавляя темпа, изредка останавливаясь только для того, чтобы перекусить. Поглощенный своими переживаниями, я мало обращал внимания на окрестности и почти не замечал того, кто или что еще, кроме меня, передвигается по дороге. Когда ближе к полудню меня догнала какая-то запряженная лошадьми повозка, я, не глядя, посторонился, желая пропустить ее вперед.
— Эй, на козлах! Остановите карету, пожалуйста, — послышался женский голос.
Я упрямо шел дальше, не желая поворачивать головы, но женщина окликнула меня:
— Простите, сэр, эта дорога ведет к Готаму?
— Спросите кого-нибудь другого, — с неохотой отозвался я. — Я знаю только, что это где-то там, по ту сторону Титанов.
Черты ее лица не отличались правильностью, однако бойкий, зазывный взгляд невольно приковывал к себе внимание.
— Простите мое любопытство: мне хотелось у вас спросить — очевидно, вы совершаете вечернюю прогулку?
Почему она так спросила, догадаться было нетрудно. Стараниями Джонса я вырядился в один из лучших нарядов Равана — в костюм из черного бархата, отделанного серебряными украшениями. В нем меня легко было принять за неизвестного богача. Такие щеголи по пыльным дорогам пешком не путешествуют.
— Нет, — буркнул я. — Я просто иду из одного места в другое.
— Ах, вот оно что! — участливо воскликнула незнакомка. — Вы просто ходите из одного места в другое. Должно быть, это безумно интересно.
С губ у меня уже готово было слететь ироническое замечание, однако, вдруг сообразив, что к чему, я едва не споткнулся. Она потупила взор, когда я приблизился к карете, но ямочки на щеках были красноречивее всяких слов. Наши взгляды встретились — и я прочитал в ее глазах то, что было мне знакомо как нельзя лучше. Сколько разных девиц, случайно попадавшихся мне на пути, когда я жил еще у себя дома, смотрели на меня точно так же! Мне ясно было, что эта женщина, слишком искушенная и разборчивая, превыше всего ставит собственные прихоти. На моем лице в ответ без труда отобразилось то же самое выражение, о котором я и думать забыл после катастрофической переделки с Цирцеей.
— Еще бы! Конечно, интересно, — поддакнул я. — Но это смотря с кем.
Незнакомка помедлила, взвешивая мои слова.
— Вы не сочтете меня навязчивой, если я предложу вам проехаться в карете? Ходьба наверняка вас утомила.
— Не сочту. Не сочтите навязчивым и меня, — с готовностью откликнулся я. — Между прочим, я вовсе не так уж утомлен, как может показаться.
Вот так у нас сладилось дело с Бекки Кроули. Ей и в голову не пришло снимать с руки обручальное кольцо, когда вечером в гостинице она впустила меня к себе в комнату. А когда на рассвете я ее покидал, она только сонно улыбнулась и пошевелила в воздухе пальчиками в знак прощания.
С ней было легко и свободно: мы понимали друг друга с полуслова. Расставание не причинило мне ни малейшего огорчения — нельзя было и сравнивать с тем отчаянием, какое я испытывал после утраты Розалетты. Ничуть не походили мои чувства и на ту пылкую страсть, которая обуревала меня к Нимью. Однако мой роман с Бекки не доставил мне и того самозабвенного наслаждения, какое меня охватывало когда-то при одной мысли о тех двух женщинах. Мы провели вместе всего одну ночь — и этого оказалось вполне достаточно. Я слишком хорошо раскусил миссис Кроули, для того чтобы помышлять о продолжении нашей связи. Более того: покинув гостиницу и отнюдь не желая новой встречи (ведь Бекки могла нагнать меня в карете), я свернул с большой дороги на боковую у первой же развилки.
Надо сказать, что знакомство с особой, столь беспечно взиравшей на человеческие взаимоотношения, несколько меня успокоило. Я уже не испытывал прежней досады на Голиаса. Он воспользовался моими услугами, когда в них нуждался, и забыл обо мне в тот самый момент, когда необходимость миновала. Сам я всегда поступал точно так же. Именно такой образ действий я всегда, за исключением недавнего периода поврежденности в рассудке, считал нормой человеческого поведения. Теперь мне предстояло снова твердо стать на почву реальности и начисто выбросить из головы все эти бредни.
С тех самых пор, как я покинул Замок Ниграмус, дорога неуклонно вела вверх. К полудню я уже различил вдали отроги Титанов. Неожиданно путь мне преградил канал. Мост через него, по всем признакам, был разрушен очень давно. С неудовольствием я огляделся вокруг.
Окрестности глаз не радовали. Нелепая запущенность этих мест могла быть только плодом человеческой деятельности и очень напоминала мне неприглядность иных сельских клочков земли близ Чикаго. Здесь тоже были унылые заброшенные фермы: но нельзя было и помыслить, что на них некогда произрастало что-то полезное. Там и сям виднелись убогие домишки: непонятно, кто и ради чего вздумал здесь поселиться на жительство и чем добывает себе средства на пропитание. Осень обесцветила листву на редко попадавшихся деревьях, вместо того чтобы окрасить их убранство. В довершение всего на краю чахлой делянки красовался шест с предостерегающей надписью: «Охотникам и трапперам вход воспрещен!»
Канал, казалось, все еще использовался для судоходства, хотя вода цвела тиной. Направо от меня, к северу, не видно было ни души, а на юге маячило какое-то приближавшееся судно. Вскоре со мной поравнялась баржа, которую тянули мулы.
Несмотря на мрачный пейзаж и не самый приятный способ передвижения, пассажиры баржи, явно наслаждаясь путешествием, веселились вовсю — кричали, хохотали, размахивали руками. Их внешность тоже вполне соответствовала разнузданному поведению. Неухоженные мулы дико вращали глазами.
Я посторонился — дать им дорогу, потом решил поприветствовать баржу. Выждав, пока она проплывет мимо, я вгляделся в корму. Краска на ней облупилась, однако надпись еще вполне можно было разобрать:
«Менипп» из Наррагонии.
— Эй, на «Мениппе»! — крикнул я громче, чем требовалось. Большинство пассажиров располагались по другую сторону баржи, и пока что никто из них меня не замечал. На мой возглас обернулись разом едва ли не все, а их было до полусотни. Тотчас же многие покатились со смеху, тыча в меня пальцами.
— Гляньте-ка сюда!
— Позовите капитана!
— Где Лорель?
— Эй, застопорите ход: пускай капитан тоже повеселится вволю.
Без последнего распоряжения вполне можно было обойтись: возчик уже растянул рот до ушей в ухмылке, и мулы остановились сами собой. Теперь на меня можно было глазеть вволю — и передо мной возник выбор: либо сделаться предметом их насмешек, либо малодушно ретироваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105