Сейчас наступит темнота, а потом я окажусь без сознания в больничной палате, без рук и ног, но живой и готовый прожить еще несколько десятилетий жалкой, несчастной жизни калеки. Об этом я узнаю, когда приду в себя и открою глаза. Вот потому-то и надо попытаться пролежать без сознания как можно дольше — чтобы как можно позже об этом узнать…
Грохот железа вмиг превратился из слухового ощущения в тактильное, а потом погожий солнечный день стал темным зверем, навалившимся ему на грудь и парализовавшим все органы чувств.
Пролежать без сознания как можно дольше. …
Свет уже пробивался между его закрытых век, он знал, что вокруг него та самая больничная палата; боязно было шевелиться — сразу бы обнаружилось отсутствие рук и ног. Он слышал голоса медсестер и врачей.
— Приходит в себя, — констатировал отчего-то знакомый ему голос. Рональд пустился в секундное путешествие по всем закоулкам своего сознания и собрал в них всю волю, что была у него там припрятана на самый черный день, как вот этот. И открыл глаза, полный ненависти, отчаяния и страха.
Он действительно лежал в постели, и комната напоминала больничную палату — белые занавески, белые стены, белый халат на существе, что стояло у изголовья. Он скосил взгляд на одеяло и поразился: под ним явственно виделись его ноги. Он пошевелил руками — и они были. Значит, всего лишь сон? Отчего тогда он здесь, в этом незнакомом месте?
Ответ на его вопрос он прочел в глазах существа, над ним склонившегося: человек с головой орла, того самого орла, что принес его сюда. Он вмиг вспомнил все и поразился лишь тому, что голова эта теперь на другом, непривычном теле — теле человека.
— Вы целы и невредимы, за исключением раны на левом плече, но и она скоро заживет, — констатировал человек-орел.
— Я видел древнюю машину, трамвай, — прошептал Рональд.
Это генетическая память, должно быть, — усмехнулся териантроп, и рыцарь почувствовал острую симпатию к этому странному существу, одетому в белый халат врача.
— Это знак, о сэр Рональд, — сказал Иегуда, стоявший тут же.
Тут только Рональд приметил, что комната полна людей.
Ближе всех к нему находился сам маркиз, смотревший на рыцаря с усмешкой, «гусиные лапки» в уголках его прищуренных глаз были веселы и любопытны; на нем было все то же платье, лишь на чулках появились дырки.
— Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно! — возгласил он громким голосом и, улыбаясь, похлопал Рональда по плечу. — Ну как самочувствие, наш добрый герой?
— Вполне доброе, — заверил его Рональд, хотя чувствовал сильную боль в плече.
— Вот и прекрасно! — обрадовался маркиз. — У здорового духа здоровое тело, не так ли?
Стоящие вокруг люди захихикали, некоторые из них уж чересчур угодливо. Рональд почувствовал себя немного стесненно, так, как, наверно, чувствует себя предмет в кунсткамере — столько любопытных глаз на него смотрело. Из вежливости он не мог отплатить собравшимся той же монетою и начать их разглядывать. Однако любопытство его все-таки пронимало; поэтому он слегка привстал в постели и начал меланхолично оглядывать комнату.
— В добрый час прибыли вы, друзья мои, — сказал маркиз, печально-благородно качая головою. — Увы, «Титаник» дворянской вольности нашей провинции налетел на айсберг людских холодных душ. Атлантида разума человеческого идет ко дну, перегруженная моральными пигмеями. Как вы знаете, замок наш осаждают мужики вкупе с ожившими мертвецами. Все это прискорбно, не правда ли? Чрезвычайная распущенность нравов тому виной. А что вы хотели? Сперва они признали людьми женщин, потом черных африканцев, сарацинов там всяких, разного рода уродов и инвалидов — а теперь остался последний шаг на том пути: признать полноценными людьми мертвецов. Логично? Ну вот, уже и мертвецы среди нас. Эх, если уж так, то признайте и моих дорогих териантропов полноправными мыслящими существами.
— Полностью с вами согласен, — заметил Иегуда.
— Некий клоун из простонародья, батька Полифем, в союзе с потусторонними силами, а также одним некогда чрезвычайно близким мне человеком, объявили войну не на жизнь, а на смерть дворянству империи. Во всем государстве мужичье стало подражать их примеру: комплектует войска (вы слышите: мужичье теперь обзавелось войсками !!!), осаждает поместья своих сеньоров, угоняет скот и жжет недвижимое имущество… И только вашему покорному слуге — да простят мне нескромность, граничащую с бахвальством — только вашему покорному слуге до недавнего времени удавалось сдерживать напор головного отряда этих отщепенцев…
Рональд заерзал в постели, прикрываясь одеялом. Маркиз склонился над кроватью и ласково погладил его по руке.
— Вы премилы, мой друг, — заявил он. — Вот почему договариваться с крестьянами мы отправим именно вас.
— Меня? — удивился Рональд.
— Да-да, вас. Я, как вы догадываетесь, считаю ниже своего достоинства снисходить до собственных крепостных. А у вас тем больше весу, что вы посланник самого Правителя. Крестьяне ведь любят Правителя — он у них ни разу не отнял ни копейки, не ударил по лицу, не наплевал в душу — по крайней мере, непосредственно, зримо: чтобы понять, что он, может быть, еще больше меня в их катастрофах повинен, нужно иметь недюжинное абстрактное мышление — а у них и дюжинного-то нет. А вот я для них — сам дьявол: они вам еще расскажут — и детей я по ночам ворую, и с козами совокупляюсь, и… В общем, мне оскорбительно было бы с этим сбродом даже разговаривать.
— Я не против — но как я поеду к ним в таком состоянии?
— О, это не проблема. Агвилла, примени свое чудесное средство.
Человек-орел подошел к кровати, жестом попросил Рональда обнажить рану и стал поливать ее из миниатюрной лейки розовым раствором. Ткани плеча зачмокали, словно пили жидкость — и вдруг стали срастаться так быстро, словно вода, в которую упал камешек, затягивалась. След, правда, остался, но совсем незаметный.
— Вот и славно, — сказал маркиз. Агвилла, казалось, улыбался клювом и черными глазами.
— Спасибо, — поблагодарил Рональд.
— Не стоит. Вы мои гости, и к вашим услугам все чудеса моего замка — и поистине, сам царь Соломон не видал таких чудес. Мы лечим любые болезни, создаем любые живые существа, решаем любые проблемы — правда, никогда не следует забывать, что за любое чудо, вырванное у природы, приходится платить…
Готовясь к завтрашним переговорам, Рональд расхаживал по стене замка, беззвучно шевеля губами и размахивая рукой: произносил филиппику, обвиняющую крестьян во всех смертных грехах, а более всего — в гордыне, «побудившей дерзнуть против богоустановленных законов социального бытия». На этом «бытии» он так размахался рукой, что чуть не пришиб молодую и прекрасную девушку, выскочившую у него из-за спины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98