ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Граф Рональд! Граф Рональд! — взвизгнула она. — Я Роксана, воспитанница маркиза!
Она была очень красива: не той холодной красотой, какой отличались столичные дамы, в частности приснопамятная леди Изабелла; жизнь в глуши придала ее щекам здоровый, почти что крестьянский, румянец, темные волосы водопадом струились по плечам, шоколадные глаза искрились задором и весельем юности.
— Папенька мне о вас рассказывали: вы граф Рональд Вольпи, верно? — воскликнула она. — Говорят, вы отличный воин и вчера в одиночку защищали мост против толпы мертвецов. Это правда?
— Нууу… — развел руками Рональд.
— Не скромничайте, не скромничайте! — захихикала девушка. — Ишь покраснели-то как!
— А кто ваш отец? — попытался сменить тему Рональд.
— Граф Кверкус Сквайр, ближайший сосед маркиза. Папенька всю жизнь провели в войнах, еще в турецкую кампанию служили при штабе и исписали не одну тысячу бумаг, снабжая войска фуражом, пушками и клинками. Оттого-то я и выросла здесь, в замке; хотя воспитанием моим, честно говоря, никто всерьез не занимался. Детство у меня было довольно-таки скучное, его только молодой маркиз скрашивал…
— Гнидарь! — воскликнул Рональд.
— Вы знакомы? — удивилась Роксана. — Именно Гнидарь. Представляете, я так привыкла к его неприятному имени, что оно мне кажется возвышенным и благородным.
— А где он сейчас? — Рональд тут же мысленно отругал себя за поспешность, но Роксану вопрос не насторожил.
— Он пропал, — печально потупила она очи. — После того, как сэр Альфонс сжег дом, где жили две его возлюбленные крестьянки, одной из которых он писал стихи, а другой — пел серенады…
— Гммм… — Рональд потупил очи. — А маркиз и правда этим занимался?
— О, это страшный злодей, — подтвердила Роксана. — Он был мне как отец, но руки у него в крови по локоть. Гнидарь мне такое про него рассказывал… Мы играли в куклы и солдаты, были совсем маленькие — и Гнидарь все плакал, когда мать его, леди Эльвира, возвращалась из комнаты маркиза в платье, пахнущем кровью и отчего-то желудочным соком… и начинала пить рюмку за рюмкой. Она вскоре бежала из замка, а маркиз принялся лютовать пуще прежнего. Со мной, правда, он всегда был учтив и обходителен, но вот сына заставлял просить подаяния у стен соседнего монастыря, рубить головы курицам, бить по лицу крестьянских девочек… Потом Гнидарь подрос. Я помню эту сцену: ему было тогда четырнадцать, и маркиз велел ему выпороть служанку. «Задери ей юбку и дай хорошенько по филейным частям, превращая белое в красное!» — смеялся маркиз. Бедная девочка лежала, плача навзрыд и сама уже завернула юбчонку на голову, чтобы расстрогать палачей. А Гнидарь взял розги, подошел к маркизу и хлестнул его по лицу… У сэра Альфонса до сих пор царапина видна на щеке. А у Гнидаря после этого случая — шрамы по всему телу…
ГЛАВА 6
Примирение с крестьянами
На следующий день Рональд во главе посольства отправился в деревню. Вести переговоры с крестьянами — это звучало дико, но услужливый разум человеческий мигом подбрасывал оправдание: времена нынче такие пошли. Не будь этого оправдания, род человеческий вымер бы на второй день. А так жил себе да жил, правда, лучше не становился.
Деревенька выглядела убогой и разгромленной. Дома были такие: в одном три стены сговорились и подсадили четвертую, да так, что она ушла в землю; в другом не было крыши, а также входа — да и не нужен он был, поскольку, хорошо подпрыгнув, можно было попасть внутрь, перескочив через стены; от третьего дома осталась только печь с лежащим на ней хозяином. И тараканы — всюду бегали рыжие худющие тараканы.
Крестьяне сидели на корточках. Рональд читал где-то, что эта поза — одна из черт человеческого вида, отличающая его от обезьян. Если принимать за чистую монету еретическое учение о происхождении человека от обезьяны (Рональд всегда порицал себя, но из ереси этой выйти не мог), становилось ясно, какими мелочами являются все различия в братской семье приматов.
К вони крестьянских жилищ он понемногу привыкал, к виду самих мужиков — все никак не мог. Они производили впечатление живых мертвецов, сражаться с которыми он сюда и явился: обернутые черными тряпками, словно прокаженные, с морщинистыми коричневыми от солнца лицами и голубыми глазами, ангельски смотревшими из-под угрюмых набрякших век. Они сидели вокруг домов и не двигались, не произносили ни слова. Рональду становилось жутко, жутко мистически. Умом он понимал, что в случае нападения сумеет вовремя отступить: крестьяне не производили вида сколько-нибудь опасной военной силы, а он все-таки явился не один, а с целой гвардией — но толпа эта вызывала у него такой же страх, который мы испытываем при виде больного чумой: страх заразиться чужой бедой и горькое удивление при виде того, во что можно превратить человека.
— Мои приветствия! — сказал Рональд, не спешиваясь с Гантенбайна. — Кто здесь старший? С кем я могу поговорить об условиях перемирия?
— Я здесь батько! — выдвинулся вперед из толпы человек. — А это мои кореша.
Он был широк в плечах и одет более шикарно, чем сидевшие вокруг крестьяне: кожаная куртка, меч на боку, перстень с бриллиантом на руке, длинные и блестящие, вероятно, напомаженные салом волосы. А также одноглаз: левое веко отступило вглубь глазницы, из-под него был виден краешек багрового глазного дна.
Следом за ним вышли еще два человека: один — мрачного вида разбойник, совершенно заурядный и любопытства у Рональда не вызвавший, а третий…
А третий, третий — у Рональда дух перехватило — третий не был живым человеком.
Кожа его была желта, как кожа у древних стариков, разве что немного посуше, глаза несколько белесы, а еще не видно было вен на его руках. Грудная клетка (это уж Рональд потом присмотрелся) не двигалась — он не дышал. Тусклые зрачки казались гнилыми, скулы выпирали, да губы несколько ввалились. Но никаких очевидных патологий — трупных пятен, гниющего мяса, торчащих костей — ничего этого не было.
И смотрел он гораздо дружелюбнее, чем двое крестьян. Даже улыбнулся, а тусклые глаза его приветливо блеснули.
— Батько Полифем меня зовут, — мрачно сообщил главный.
— Рональд, граф Вульпи, — сказал рыцарь, кивнув. — Я посланник правителя Арьеса, в данный момент — посредник на переговорах.
На главаря восстания его слова не произвели никакого впечатления, но крестьяне вокруг опасливо зашушукались.
— Условия наши такие, — мрачно произнес Полифем. — Маркиз никогда больше на фиг не посылает людей в деревню, отказывается от всех прав на Новые Убиты, а мы за то не сжигаем его замок, не убиваем его лошадок, убираем свои катапульты от стен.
— Маркиз на это не пойдет, — честно признался Рональд. — Он ведь может сюда вызвать войска из Рима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98