Красота деревьев, равно как и их странный танец, завораживала.
— Смотрите! — сказал маркиз шепотом, приложив палец к губам. — Вы видите этого чудесного мальчугана, что забрался в мой сад воровать вишню?
Гости одновременно повернули головы и впрямь увидели маленького оборванца, притаившегося за кустом.
— Ему нечего есть, должно быть, — сказал маркиз, утирая нечаянную слезу. — Но он — мой классовый враг и вообще-то я не должен ему сочувствовать. Между нами вечная борьба.
Изящным движением он снял с плеча мушкет и пальнул в кусты. Мальчик повалился навзничь без единого стона.
Рональд сделал шаг к кустам, вне себя от возмущения, но маркиз остановил его, схватив за плечо.
— Вы что? — прошипел он. — Это же инсценировка, разве вы не понимаете?
Рональд густо покраснел, даже глаза заслезились от стыда. «Какой я дурак! — подумал он. — Ну конечно, все сейчас надо мной хихикать начнут». Он кивнул, отвернулся и стал осматривать деревья, стараясь не поворачиваться лицом к остальным гостям.
— О да! Он убит! — вскричал маркиз, щупая пульс у мальчика. По его щеке покатилась слеза. Гости ахнули.
— Друзья мои, у меня экспромтом родились стихи, — признался маркиз. И стал читать певучим голосом, красиво жестикулируя:
Он больше вишен не таскал,
Не бегал средь кустов.
Красна была его рука,
И рот его багров,
Когда крестьяне труп нашли,
Лежащ среди кустов.
Как всякий местный старожил
Он думал: на земле
Все общее — и жил как жил —
Как козырной валет.
Но змей в Эдеме сторожил,
И прятал ствол в стволе.
Но ведь воруют все, всегда —
Так повелось в веках:
Крадет идеи Деррида
И недра — олигарх.
Крадет вериги мазохист,
А некрофилы — прах.
И скрадывает шаг лиса,
И плагиатор — стих.
Крадут соперники любовь
И делят на двоих.
И ветер вишен цвет крадет,
Как ласковый жених…
Иной не попадет в прицел:
Украл — и был таков.
Ведь пороху не хватит всем,
Кто бродит средь садов.
В Раю же их — семижды семь
И сорок сороков!
Пусть добрым словом бедняка
Никто не помянет:
Должно быть, скажут: «Дурака
Свалял!… Ну идиот!…» —
Но за руку его Господь
В свой светлый рай введет.
И прах его здесь без креста
Остался не прикрыт,
Ведь деревенский староста
Могил рыть не велит —
В раю ж его душа чиста,
И стол ему накрыт.
Знай, проклинает день и ночь
Его маркиза рот,
И топчет тело (чем помочь)
Прохожий-обормот.
В раю же светлом сам Христос
Слезу ему утрет.
Оставим этот разговор —
Я вижу в вас друзей,
И я пойду с ним на костер
Своей душою всей —
Ведь Господу милее вор
Стократ, чем фарисей.
Три года вишни не цветут
И не дают плода,
Три года здесь забвенья муть
И ужаса вода.
И отрок средь корней дерев
Спокоен, как всегда.
Под сенью древ и дивных скал
Пусть он пока лежит
Нашел он больше, чем искал:
Архангел уж трубит!
Любил он вишни — и украл,
И вот за то убит.
Но ведь воруют все, всегда —
Так повелось в веках:
Крадет идеи Деррида
И недра — олигарх.
Крадет вериги мазохист,
А некрофилы — прах.
И скрадывает шаг лиса,
И плагиатор — стих.
Крадут соперники любовь
И делят на двоих.
И ветер вишен цвет крадет,
Как ласковый жених.
Неистребимо воровство —
Таков земной удел:
Трусливый, начищая ствол,
Украсть бы жизнь хотел;
Украсть бы душу — кто жесток;
И вишни — тот, кто смел!
Рональду мотивы стихотворения показались знакомыми: маркиз явно стилизовал его под кого-то из старых мастеров. Гости притворно завосхищались и зааплодировали.
Мальчика уже уносили. Кровь на его одежде выглядела вполне натурально. «В искусстве постановщика маркизу не отказать», — подумал Рональд.
— Направо — конюшни кентавров, если столь изысканные стойла можно только назвать конюшнями, — улыбаясь, объяснял маркиз. — Налево — озерцо, где обитают русалки. Вон там — рощица, где живут птицы, которые только что танцевали в моем пруду вам на потеху… А здесь — фабрика запчастей, где каждый териантроп может получить новую руку, ногу, хвост или любую другую часть тела, если старая пришла в негодность.
У ворот фабрики стояла длинная и шумная очередь.
— Ну ты, козел, не лезь вперед! — ревел кентавр, отталкивая другого. — Я тут с утра топчусь — а ты откуда взялся такой шустрый?
— За козла ответишь! — напирал на него грудью другой четвероногий. — Много вас тут, охотников, запчастей побольше отхватить…
— Кентавры — очень хорошие математики, — пояснил маркиз. — В уме они могут извлечь корень десятой степени, например. Но вот по части манер они явно подкачали…
— Увы, в жизни хорошие манеры существенной роли не играют, — печально сказал Иегуда. — Как и способность к математике.
— Что вы вообще знаете о жизни? — нахмурился маркиз. — Зачем вы это сказали? Что вам от меня нужно? Зачем вы преследуете меня? Оставьте меня, оставьте!
Его лицо покраснело, глаза заблестели слезами, он бросил оземь трость и убежал по тропинке, ведущей в замок.
— Серотонин — штука серьезная, — покачал головой Иегуда, сделав грустное лицо.
Рональд так и прыснул со смеху. Гости присели на землю и извлекли из карманов недоеденное.
Чужие запахи замка, прочно поселившиеся в комнате, которую маркиз любезно выделил своему высокому гостю, мешали спать — впрочем, заснуть не давали не только запахи.
День, в сущности, потерян впустую — Рональда охватило сожаление, вскоре превратившееся в гадкое сомнение. Он праздно проводит время, пока мертвецы подступают все ближе к стенам родного города. Отсидеться, пока все дорогое его сердцу погибнет в новой вселенской катастрофе, — вот, наверное, каково было тайное стремление его хитрого и скользкого разума. Он вскочил с постели и вдарил кулаком по стене, затем зашагал по комнате.
Нужно было входить в доверие к обитателям замка, выяснять у них, что же в действительности происходит в деревне, а самое главное — в какой степени они об этом осведомлены. Если маркиз и его челядь действительно столь легкомысленны, как кажутся, и в самом деле ничего не понимают в происходящем, то смысла здесь оставаться нет — нужно налаживать отношения с крестьянами самих Новых Убит.
С другой стороны, Рональд отчетливо понимал, что спешка в таких вопросах может только навредить. Нужно было обращаться за разъяснениями только к тем, к кому он действительно испытывал симпатию, — так выйдет естественнее, без фальши.
Роксаны в замке сегодня видно не было; оставался Агвилла.
Рональд встал, оделся, прихватил кинжал, а брони и вовсе никакой не надел (отчасти потому, что надоело все время таскать ее на себе, отчасти в знак глубокого доверия к врачу-териантропу).
Агвилла копошился в своей комнатушке, передвигаясь от прибора к прибору с удивлявшей глаз скоростью.
— Приветствую!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
— Смотрите! — сказал маркиз шепотом, приложив палец к губам. — Вы видите этого чудесного мальчугана, что забрался в мой сад воровать вишню?
Гости одновременно повернули головы и впрямь увидели маленького оборванца, притаившегося за кустом.
— Ему нечего есть, должно быть, — сказал маркиз, утирая нечаянную слезу. — Но он — мой классовый враг и вообще-то я не должен ему сочувствовать. Между нами вечная борьба.
Изящным движением он снял с плеча мушкет и пальнул в кусты. Мальчик повалился навзничь без единого стона.
Рональд сделал шаг к кустам, вне себя от возмущения, но маркиз остановил его, схватив за плечо.
— Вы что? — прошипел он. — Это же инсценировка, разве вы не понимаете?
Рональд густо покраснел, даже глаза заслезились от стыда. «Какой я дурак! — подумал он. — Ну конечно, все сейчас надо мной хихикать начнут». Он кивнул, отвернулся и стал осматривать деревья, стараясь не поворачиваться лицом к остальным гостям.
— О да! Он убит! — вскричал маркиз, щупая пульс у мальчика. По его щеке покатилась слеза. Гости ахнули.
— Друзья мои, у меня экспромтом родились стихи, — признался маркиз. И стал читать певучим голосом, красиво жестикулируя:
Он больше вишен не таскал,
Не бегал средь кустов.
Красна была его рука,
И рот его багров,
Когда крестьяне труп нашли,
Лежащ среди кустов.
Как всякий местный старожил
Он думал: на земле
Все общее — и жил как жил —
Как козырной валет.
Но змей в Эдеме сторожил,
И прятал ствол в стволе.
Но ведь воруют все, всегда —
Так повелось в веках:
Крадет идеи Деррида
И недра — олигарх.
Крадет вериги мазохист,
А некрофилы — прах.
И скрадывает шаг лиса,
И плагиатор — стих.
Крадут соперники любовь
И делят на двоих.
И ветер вишен цвет крадет,
Как ласковый жених…
Иной не попадет в прицел:
Украл — и был таков.
Ведь пороху не хватит всем,
Кто бродит средь садов.
В Раю же их — семижды семь
И сорок сороков!
Пусть добрым словом бедняка
Никто не помянет:
Должно быть, скажут: «Дурака
Свалял!… Ну идиот!…» —
Но за руку его Господь
В свой светлый рай введет.
И прах его здесь без креста
Остался не прикрыт,
Ведь деревенский староста
Могил рыть не велит —
В раю ж его душа чиста,
И стол ему накрыт.
Знай, проклинает день и ночь
Его маркиза рот,
И топчет тело (чем помочь)
Прохожий-обормот.
В раю же светлом сам Христос
Слезу ему утрет.
Оставим этот разговор —
Я вижу в вас друзей,
И я пойду с ним на костер
Своей душою всей —
Ведь Господу милее вор
Стократ, чем фарисей.
Три года вишни не цветут
И не дают плода,
Три года здесь забвенья муть
И ужаса вода.
И отрок средь корней дерев
Спокоен, как всегда.
Под сенью древ и дивных скал
Пусть он пока лежит
Нашел он больше, чем искал:
Архангел уж трубит!
Любил он вишни — и украл,
И вот за то убит.
Но ведь воруют все, всегда —
Так повелось в веках:
Крадет идеи Деррида
И недра — олигарх.
Крадет вериги мазохист,
А некрофилы — прах.
И скрадывает шаг лиса,
И плагиатор — стих.
Крадут соперники любовь
И делят на двоих.
И ветер вишен цвет крадет,
Как ласковый жених.
Неистребимо воровство —
Таков земной удел:
Трусливый, начищая ствол,
Украсть бы жизнь хотел;
Украсть бы душу — кто жесток;
И вишни — тот, кто смел!
Рональду мотивы стихотворения показались знакомыми: маркиз явно стилизовал его под кого-то из старых мастеров. Гости притворно завосхищались и зааплодировали.
Мальчика уже уносили. Кровь на его одежде выглядела вполне натурально. «В искусстве постановщика маркизу не отказать», — подумал Рональд.
— Направо — конюшни кентавров, если столь изысканные стойла можно только назвать конюшнями, — улыбаясь, объяснял маркиз. — Налево — озерцо, где обитают русалки. Вон там — рощица, где живут птицы, которые только что танцевали в моем пруду вам на потеху… А здесь — фабрика запчастей, где каждый териантроп может получить новую руку, ногу, хвост или любую другую часть тела, если старая пришла в негодность.
У ворот фабрики стояла длинная и шумная очередь.
— Ну ты, козел, не лезь вперед! — ревел кентавр, отталкивая другого. — Я тут с утра топчусь — а ты откуда взялся такой шустрый?
— За козла ответишь! — напирал на него грудью другой четвероногий. — Много вас тут, охотников, запчастей побольше отхватить…
— Кентавры — очень хорошие математики, — пояснил маркиз. — В уме они могут извлечь корень десятой степени, например. Но вот по части манер они явно подкачали…
— Увы, в жизни хорошие манеры существенной роли не играют, — печально сказал Иегуда. — Как и способность к математике.
— Что вы вообще знаете о жизни? — нахмурился маркиз. — Зачем вы это сказали? Что вам от меня нужно? Зачем вы преследуете меня? Оставьте меня, оставьте!
Его лицо покраснело, глаза заблестели слезами, он бросил оземь трость и убежал по тропинке, ведущей в замок.
— Серотонин — штука серьезная, — покачал головой Иегуда, сделав грустное лицо.
Рональд так и прыснул со смеху. Гости присели на землю и извлекли из карманов недоеденное.
Чужие запахи замка, прочно поселившиеся в комнате, которую маркиз любезно выделил своему высокому гостю, мешали спать — впрочем, заснуть не давали не только запахи.
День, в сущности, потерян впустую — Рональда охватило сожаление, вскоре превратившееся в гадкое сомнение. Он праздно проводит время, пока мертвецы подступают все ближе к стенам родного города. Отсидеться, пока все дорогое его сердцу погибнет в новой вселенской катастрофе, — вот, наверное, каково было тайное стремление его хитрого и скользкого разума. Он вскочил с постели и вдарил кулаком по стене, затем зашагал по комнате.
Нужно было входить в доверие к обитателям замка, выяснять у них, что же в действительности происходит в деревне, а самое главное — в какой степени они об этом осведомлены. Если маркиз и его челядь действительно столь легкомысленны, как кажутся, и в самом деле ничего не понимают в происходящем, то смысла здесь оставаться нет — нужно налаживать отношения с крестьянами самих Новых Убит.
С другой стороны, Рональд отчетливо понимал, что спешка в таких вопросах может только навредить. Нужно было обращаться за разъяснениями только к тем, к кому он действительно испытывал симпатию, — так выйдет естественнее, без фальши.
Роксаны в замке сегодня видно не было; оставался Агвилла.
Рональд встал, оделся, прихватил кинжал, а брони и вовсе никакой не надел (отчасти потому, что надоело все время таскать ее на себе, отчасти в знак глубокого доверия к врачу-териантропу).
Агвилла копошился в своей комнатушке, передвигаясь от прибора к прибору с удивлявшей глаз скоростью.
— Приветствую!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98