Мирко не успел остановиться и, уходя вправо, ткнул острием клинка полянину в грудь. Попал он, видать, в самое сердце, потому что разбойник даже не захрипел — рухнул как подкошенный, и меч его плашмя плюхнулся в уличную пыль. Мирко стоял, не совсем понимая, что убил еще одного человека, теперь уже в настоящем поединке. Пори, тоже не уразумевший, в чем дело, некоторое время продолжал, рыча, трепать обмякшую руку. Потом отпустил, принюхался и уселся, глядя на Мирко виноватыми глазами.
На мгновение воцарилась тишина, и тут же за спиной у Мирко хлопнула дверь, раздались звон оружия и топот бегущих, крики на знакомом и каком-то чужом языках. Мирко оглянулся: со всех концов к нему спешил и оружные люди, кто в чем: кто в исподней рубахе да портах и босой, а кто и одетый уже по-дневному — видно, воины, стоявшие в карауле. А ближе всех, прямо за спиной, со двора Етона, были два здоровенных парня в пластинчатых бронях и с мечами — чуть не в шеломах, как будто специально ждали в сенях, когда на улице раздастся звон мечей. За ними появился и хозяин, да не как-нибудь, а в кольчуге и тоже с мечом. Вот уж, видать, встретить его готовились именно здесь. Но как же дознались они, куда пойдет Мирко и какой улицей? Подсмотреть-подкрасться незаметно никто не мог — Пори бы учуял. Или, может, Етон ждал не Мирко? Но теперь уж думать было поздно. Мирко успел только опустить меч, давая понять, что биться не станет, и усадить у ноги собаку, чтобы по злобе не вздумали убить неповинного пса. Белый заплясал было, забеспокоился, стал раздувать ноздри, но мякша утихомирил и его.
— А, вот и попался, разбойничье семя! — завопил Етон. — Алвада убил, лиходей, прямо в селе! Теперь не уйдешь, висеть тебе меж двух берез кверху ногами!
Мирко не отвечал, понимая, что любое слово теперь может привести только к удару без предупреждения. Оставалось одно: дождаться, пока явится этот Свенельд-воевода, которого так страшилась вся округа. И Свенельд не замедлил появиться, и Мирко сразу понял, кто здесь будет верховодить. От пристани шел в окружении трех воинов высокий и плечистый мужчина лет пятидесяти, без всякого доспеха, в белой вышитой рубахе и синих портах, но сапоги у него были не как у простого: ладно скроенные, с жестким голенищем и задником. На крепких руках блестели серебряные обручи, а поверх рубахи накинут мятель с серебряной массивной фибулой в виде крылатого солнца. Лицом он был похож на полянина, но все ж не полянин. Чем-то Свенельд напоминал дядю Неупокоя, особенно прической — бритая голова и клок волос на темени. Однако он и летами был младше дяди, и обликом живее. Серые глаза смотрели востро и живо, а губы играли в предвкушении новизны дела: ведь его главный здешний противник — разбойничий воевода Асмунд, и поимка кого-нибудь из его стаи была как нельзя кстати. Светлая борода и длинные усы добавляли облику Свенельда должной степенности, но все ж он мало чем отличался от разбойника.
— Меч брось, — были первые слова воеводы. Говорил он звучно, так что все слышали, но без напряжения.
Мирко нехотя бросил Мабидунов дар на полпути меж собой и Свенельдом, молвив при этом негромко:
— Прости, друг мой верный!
Свенельд услышал эти слова, слышали их и воины и, надо думать, оценили.
— Кто таков? Куда идешь и откуда? — продолжал Свенельд допрос, нимало не заботясь, чтобы поднять и осмотреть лежащий клинок.
— Мирко зовут, сын Вилко, из Мякищей, — отвечал мякша. — Коней на торг веду, продавать.
— Из Мякищей-то троих коней? — ухмыльнулся воевода и зорко глянул на Мирко. — Будет брехать-то! Тут и без коней-то едва дойдешь. И дорога оттуда вовсе не здесь лежит.
— Дело твое, воевода, — отозвался Мирко. — А только я правду сказал и путь свой рассказать могу, коли пожелаешь.
— Пожелаю, — ответил Свенельд. — Зачем Алвада порешил? Или не ведаешь, что бывает, коли в чужом селе без дозволения с открытым мечом хаживать будешь?
— Ведаю, — отвечал Мирко. — Только как прикажешь, воевода, себя оборонить, когда оружный человек к тебе с мечом подступит? Ты бы и сам не потерпел.
— Видали каков, — осклабился Свенельд. — Только я иначе мыслю: разбойник ты и вор. Асмунд твой совсем в лесу распоясался, давно укоротить пора. Вот с тебя и начну. Етон, видал ты, что тут было?
— Видал, как не видать, — выступил вперед Етон. — Я, Свенельд, в ночное ныне ездил, скопы от лешего оберегал, как обычай велит. Поначалу тихо было, а потом вот он, — он указал на Мирко, — будто оборотень, из темноты возник, к костру проситься стал. Только конь у него один был — белый. Где он остальных добыл, то один Чернобог ведает. Небось для своих дружков привел. Назвался правду молвить, как и тебе, воевода, да стал выспрашивать, что у нас да как. Я ему на это показал, как с такими любопытными добрые люди поступают, да жаль, не прибил сразу. Он обратно в ночь и уполз, вместе с псом своим шелудивым. А я пошел старосте нашему все поведать, что разбойные люди опять в лесах объявились. А нынче, глянь-ка, объявился. Дай, Свенельд, я его сам сейчас и порешу, а то ночью не успел…
— Пускай попробует, воевода, — дерзко молвил Мирко, хотя мечи Свенельдовых воинов упирались ему в бока — даже Пори испугался и лежал у ног, то ворча, то поскуливая, видя, что дело и вправду очень скверно. — Мне и меча не надобно, ножом одним обойдусь. Пусть Етон тебе покажет, как это он меня ночью уму-разуму учил, а уж там ты и увидишь, кто из нас лжет.
Все замолчали, услыхав такие речи, даже Етон опешил и уставился на воеводу: такой прыти от мякши он не ждал. Пальцы Етона нервно теребили черен меча. Свенельд сперва нахмурил тяжелые брови, а потом некое подобие улыбки появилось на его лице. Он глянул недобро на Етона, потом так же, не обещая ничего хорошего, на мякшу и сказал:
— А пускай. Божий суд так божий суд, он справедлив. Что, Етон, покажешь, каков ты молодец? Вот тебе и случай: не как корову его прирежешь, а в честном почти бою. Ну а то, что этот дурень себе вместо меча или топора нож выпросил, так это уж, видно, мозгами его боги обнесли.
— Да разве здесь, на дворе, можно? — растерялся опять Етон, не понимая, к чему клонит воевода. — Да прямо среди деревни, да еще и старосты нет. Да вот и Алвада еще не схоронили…
Про мертвеца, лежавшего тут же, и впрямь все позабыли. Он так и лежал, неуклюжий и неприкаянный, прямо в пыли, и смотрел в рассветное небо широко открытыми, злыми и удивленными глазами. Бесполезный меч его покоился рядом. Чуть дальше, меж убитым и Свенельдом, лежал на земле, блестя бесстыдно, словно с сознанием хорошо исполненной работы, меч Мирко. Кровь, смешиваясь с пылью, расплывалась на нем грязными разводами. Кровь вытекала также из раны в груди Алвада. Она испачкала его простую льняную рубаху и уже медленно капала на землю, оставаясь там ржавым пятном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
На мгновение воцарилась тишина, и тут же за спиной у Мирко хлопнула дверь, раздались звон оружия и топот бегущих, крики на знакомом и каком-то чужом языках. Мирко оглянулся: со всех концов к нему спешил и оружные люди, кто в чем: кто в исподней рубахе да портах и босой, а кто и одетый уже по-дневному — видно, воины, стоявшие в карауле. А ближе всех, прямо за спиной, со двора Етона, были два здоровенных парня в пластинчатых бронях и с мечами — чуть не в шеломах, как будто специально ждали в сенях, когда на улице раздастся звон мечей. За ними появился и хозяин, да не как-нибудь, а в кольчуге и тоже с мечом. Вот уж, видать, встретить его готовились именно здесь. Но как же дознались они, куда пойдет Мирко и какой улицей? Подсмотреть-подкрасться незаметно никто не мог — Пори бы учуял. Или, может, Етон ждал не Мирко? Но теперь уж думать было поздно. Мирко успел только опустить меч, давая понять, что биться не станет, и усадить у ноги собаку, чтобы по злобе не вздумали убить неповинного пса. Белый заплясал было, забеспокоился, стал раздувать ноздри, но мякша утихомирил и его.
— А, вот и попался, разбойничье семя! — завопил Етон. — Алвада убил, лиходей, прямо в селе! Теперь не уйдешь, висеть тебе меж двух берез кверху ногами!
Мирко не отвечал, понимая, что любое слово теперь может привести только к удару без предупреждения. Оставалось одно: дождаться, пока явится этот Свенельд-воевода, которого так страшилась вся округа. И Свенельд не замедлил появиться, и Мирко сразу понял, кто здесь будет верховодить. От пристани шел в окружении трех воинов высокий и плечистый мужчина лет пятидесяти, без всякого доспеха, в белой вышитой рубахе и синих портах, но сапоги у него были не как у простого: ладно скроенные, с жестким голенищем и задником. На крепких руках блестели серебряные обручи, а поверх рубахи накинут мятель с серебряной массивной фибулой в виде крылатого солнца. Лицом он был похож на полянина, но все ж не полянин. Чем-то Свенельд напоминал дядю Неупокоя, особенно прической — бритая голова и клок волос на темени. Однако он и летами был младше дяди, и обликом живее. Серые глаза смотрели востро и живо, а губы играли в предвкушении новизны дела: ведь его главный здешний противник — разбойничий воевода Асмунд, и поимка кого-нибудь из его стаи была как нельзя кстати. Светлая борода и длинные усы добавляли облику Свенельда должной степенности, но все ж он мало чем отличался от разбойника.
— Меч брось, — были первые слова воеводы. Говорил он звучно, так что все слышали, но без напряжения.
Мирко нехотя бросил Мабидунов дар на полпути меж собой и Свенельдом, молвив при этом негромко:
— Прости, друг мой верный!
Свенельд услышал эти слова, слышали их и воины и, надо думать, оценили.
— Кто таков? Куда идешь и откуда? — продолжал Свенельд допрос, нимало не заботясь, чтобы поднять и осмотреть лежащий клинок.
— Мирко зовут, сын Вилко, из Мякищей, — отвечал мякша. — Коней на торг веду, продавать.
— Из Мякищей-то троих коней? — ухмыльнулся воевода и зорко глянул на Мирко. — Будет брехать-то! Тут и без коней-то едва дойдешь. И дорога оттуда вовсе не здесь лежит.
— Дело твое, воевода, — отозвался Мирко. — А только я правду сказал и путь свой рассказать могу, коли пожелаешь.
— Пожелаю, — ответил Свенельд. — Зачем Алвада порешил? Или не ведаешь, что бывает, коли в чужом селе без дозволения с открытым мечом хаживать будешь?
— Ведаю, — отвечал Мирко. — Только как прикажешь, воевода, себя оборонить, когда оружный человек к тебе с мечом подступит? Ты бы и сам не потерпел.
— Видали каков, — осклабился Свенельд. — Только я иначе мыслю: разбойник ты и вор. Асмунд твой совсем в лесу распоясался, давно укоротить пора. Вот с тебя и начну. Етон, видал ты, что тут было?
— Видал, как не видать, — выступил вперед Етон. — Я, Свенельд, в ночное ныне ездил, скопы от лешего оберегал, как обычай велит. Поначалу тихо было, а потом вот он, — он указал на Мирко, — будто оборотень, из темноты возник, к костру проситься стал. Только конь у него один был — белый. Где он остальных добыл, то один Чернобог ведает. Небось для своих дружков привел. Назвался правду молвить, как и тебе, воевода, да стал выспрашивать, что у нас да как. Я ему на это показал, как с такими любопытными добрые люди поступают, да жаль, не прибил сразу. Он обратно в ночь и уполз, вместе с псом своим шелудивым. А я пошел старосте нашему все поведать, что разбойные люди опять в лесах объявились. А нынче, глянь-ка, объявился. Дай, Свенельд, я его сам сейчас и порешу, а то ночью не успел…
— Пускай попробует, воевода, — дерзко молвил Мирко, хотя мечи Свенельдовых воинов упирались ему в бока — даже Пори испугался и лежал у ног, то ворча, то поскуливая, видя, что дело и вправду очень скверно. — Мне и меча не надобно, ножом одним обойдусь. Пусть Етон тебе покажет, как это он меня ночью уму-разуму учил, а уж там ты и увидишь, кто из нас лжет.
Все замолчали, услыхав такие речи, даже Етон опешил и уставился на воеводу: такой прыти от мякши он не ждал. Пальцы Етона нервно теребили черен меча. Свенельд сперва нахмурил тяжелые брови, а потом некое подобие улыбки появилось на его лице. Он глянул недобро на Етона, потом так же, не обещая ничего хорошего, на мякшу и сказал:
— А пускай. Божий суд так божий суд, он справедлив. Что, Етон, покажешь, каков ты молодец? Вот тебе и случай: не как корову его прирежешь, а в честном почти бою. Ну а то, что этот дурень себе вместо меча или топора нож выпросил, так это уж, видно, мозгами его боги обнесли.
— Да разве здесь, на дворе, можно? — растерялся опять Етон, не понимая, к чему клонит воевода. — Да прямо среди деревни, да еще и старосты нет. Да вот и Алвада еще не схоронили…
Про мертвеца, лежавшего тут же, и впрямь все позабыли. Он так и лежал, неуклюжий и неприкаянный, прямо в пыли, и смотрел в рассветное небо широко открытыми, злыми и удивленными глазами. Бесполезный меч его покоился рядом. Чуть дальше, меж убитым и Свенельдом, лежал на земле, блестя бесстыдно, словно с сознанием хорошо исполненной работы, меч Мирко. Кровь, смешиваясь с пылью, расплывалась на нем грязными разводами. Кровь вытекала также из раны в груди Алвада. Она испачкала его простую льняную рубаху и уже медленно капала на землю, оставаясь там ржавым пятном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131