От этих было не уйти, и только близкий уже берег оставлял малую толику надежды.
Новый протяжный, тоскливый вой полетел в пространство, и навстречу Мирко из прибрежных кустов боярышника выступил могучий зверь. Темно-серая густая шерсть, серебристая у шеи, на холке грозно встопорщилась, хвост был опущен, и только кончик его нервно подрагивал. Волк, стоявший левым боком, повернул в сторону трясины широкую лобастую голову с длинной узкой мордой, сверкнул острыми огнями глаз, разинул черную пасть с крупными белыми клыками — и вновь скорбный вой прокатился над равниной. В нем были и звериная злоба, и ненависть к племени охотников, и угроза, исходящая от сильного и уверенного в себе самца. В нем слышались вызов судьбе и тоска по далекой волчьей родине — круглым, заросшим кустарником холмам и густому тростнику речной долины, по белым камням обвалившейся пещеры на склоне, где волчица устроила логово. Тоска по холодной звездной ночи, когда звенит под сильными лапами заиндевевшая трава, и единственный полновластный хозяин пустоши — он, Великий Волк, стоящий на страже между мирами живых и мертвых.
Так говорили мякшинские легенды о родине волков, что была некогда на северо-западе от Промозглого Камня, в холмистых пустошах. Была, но вот пришел в мир человек и принес с собой зубы из железа, прочнее и губительнее самых больших клыков, и появилась свистящая смерть, настигающая издали на бегу. Затем легкий плуг распахал склоны, а тяжелый колесный — речные долины, потом из белого камня сложили изгородь, за которой поселился человек и его собаки, конечно, не такие сообразительные, как волки, но беззаветно преданные хозяевам.
Только сейчас Мирко было не до древних легенд. Ему пришлось выбирать: или свирепый серый враг впереди, или дикая охота за спиною. И он выбрал: вперед!
На одном дыхании пролетел он последние полсотни саженей, а волк и головы не повернул, пропустив запыхавшегося человека мимо. Жилистое тело хищника подрагивало от возбуждения, широкие передние лапы крепко уперлись в землю, задние напряглись для возможного страшного прыжка, крепкая грудь ровно вздымалась. Он был готов к бою и не желал отступать. Мирко понял, что волк защищал свой участок леса, где был хозяином, где неподалеку его дом, волчица и маленькие щенки. Он не терпел псов и не мог допустить их в глубь чащи, спасительная стена которой была рядом — достаточно пересечь неширокую опушку, а там уж мякша сумел бы убежать. Для всадника на полном скаку густой ельник непреодолим, а от собак — Мирко это знал, он сумел бы отбиться.
Но неизвестные пятнистые звери могли оказаться большей опасностью, чем сами охотники. И еще Мирко понял, что не сможет оставить волка одного, этого нельзя делать ни в коем случае — это равносильно предательству. Волк мог запросто опрокинуть его, уставшего от бега, перегрызть глотку и скрыться в лесу гораздо раньше, чем кони достигли бы кромки болота. И зверю не надо было бояться преследования, ведь охота шла за человеком, а не за ним. Но волк сохранил совершенно бесполезную для него человечью жизнь, подставив под мечи свою.
Дальше Мирко уже не раздумывал, да это было и невозможно, ибо конные подошли совсем близко. Мирко не слыл за первого стрелка у себя дома, но здесь добыча была, почитай, рядом. Одного он не делал никогда прежде — не стрелял в человека. Вернее, стрелял, конечно: дядя Неупокой, закрывшись щитом, велел Мирко бить в него настоящими калеными стрелами, а потом и вовсе отбрасывал щит и показывал свое искусство, отражая стрелы широким клинком. Но тогда все было не всерьез — не мог же Мирко, сколь ни подзадоривал его дядя, стрелять на убой в родного человека.
И сейчас, в последний миг Мирко дрогнул. Стрела пошла не в грудь бородатого меченосца в синей шапке, а в одного из его огромных котов. Кот, знакомый с подобным оружием, попытался уклониться, но стремительность бега стеснила его свободу, и стрела, как в масло, вошла прямо в горло зверю. Хищник сделал еще один прыжок, но жизнь уже покинула тело, и оно, кувырнувшись, покатилось в траву, мелькнув только бестолково раскинутыми лапами.
Другой кот успел выскочить к небольшому подъему, который делала тропа, и тут нос к носу столкнулся с серым. Волк, хитро вставший за кустом, не был виден с болота, и его появление было неожиданным. Ловкий зверь, грациозно изогнувшись, остановился, повернулся к волку и выгнул спину. Усы его встопорщились, он раскрыл пасть и издал глухое ворчание. Глаза горели яростью, но умный кот понял: исполнять приказ хозяина именно сейчас не стоит. Добыча оказалась явно не та, что ожидалась. Человек, которого надо было всего лишь остановить, повалить наземь и не давать двигаться, дожидаясь хозяина, — гепард был охотником, но отнюдь не людоедом, — стоял дальше. А сейчас перед ним появился другой господин — хозяин здешних мест. Гепард знал, что не проиграет волку в схватке, но он знал также, что не имеет права ее начинать. И еще знал, что не выиграет. Однако ослушаться приказа того, что в синей шапке, тоже было невозможно. Такого противоречия гепард разрешить не мог и оставался там, где и был, поднимая и опуская усы, то щеря, то прикрывая клыки, и утробно рычал.
Зато разум человека был ясен. Мирко был ободрен первым удачным выстрелом, а еще тем, что погоня оказалась не колдовским видением, перед которым справедливое оружие бессильно. Здесь были хоть и не люди, но стрел они боялись.
А руки сами привычно делали свое дело, и вторая стрела уже лежала на натянутой тетиве. Предводитель был облачен в длинную, до колен, кольчугу, а грудь его прикрывала кожаная перевязь с нашитыми пластинами. У него не было щита!
Мирко, разумеется, не мог равняться ни со степняками, бившими с огромной силой на полном скаку сквозь мелкое колечко, ни с оленными людьми, ловко достававшими выстрелом высоко летящих диких гусей, у него даже не хватило времени снарядить тетивой могучий сложный лук, но и простой, охотничий, на таком расстоянии был для воина, шедшего с открытой грудью, верной смертью.
Стрела, пущенная за семьдесят саженей, с легкостью пробила и кожу, и кольчужную броню, глубоко войдя в тело. По всему, воин должен был опрокинуться навзничь, и конь продолжал бы бег, уже волоча мертвеца. Куда там! Одноглазый бородач только мечом провел, срубив торчавшее из груди древко, и продолжил скачку!
К счастью, перепугаться Мирко не успел. Правая рука выхватила из тула третью стрелу, приладила на дугу лука, натянула и отпустила тетиву — и, как ни жаль было красивого вороного жеребца, стрела пронзила конскую шею и задела жилу, потому что кровь брызнула струей. Животное упало, взлетела пыль, брызги, наездник перелетел через голову скакуна, распластался на миг в воздухе, не выпустив, к слову, меч и пропал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Новый протяжный, тоскливый вой полетел в пространство, и навстречу Мирко из прибрежных кустов боярышника выступил могучий зверь. Темно-серая густая шерсть, серебристая у шеи, на холке грозно встопорщилась, хвост был опущен, и только кончик его нервно подрагивал. Волк, стоявший левым боком, повернул в сторону трясины широкую лобастую голову с длинной узкой мордой, сверкнул острыми огнями глаз, разинул черную пасть с крупными белыми клыками — и вновь скорбный вой прокатился над равниной. В нем были и звериная злоба, и ненависть к племени охотников, и угроза, исходящая от сильного и уверенного в себе самца. В нем слышались вызов судьбе и тоска по далекой волчьей родине — круглым, заросшим кустарником холмам и густому тростнику речной долины, по белым камням обвалившейся пещеры на склоне, где волчица устроила логово. Тоска по холодной звездной ночи, когда звенит под сильными лапами заиндевевшая трава, и единственный полновластный хозяин пустоши — он, Великий Волк, стоящий на страже между мирами живых и мертвых.
Так говорили мякшинские легенды о родине волков, что была некогда на северо-западе от Промозглого Камня, в холмистых пустошах. Была, но вот пришел в мир человек и принес с собой зубы из железа, прочнее и губительнее самых больших клыков, и появилась свистящая смерть, настигающая издали на бегу. Затем легкий плуг распахал склоны, а тяжелый колесный — речные долины, потом из белого камня сложили изгородь, за которой поселился человек и его собаки, конечно, не такие сообразительные, как волки, но беззаветно преданные хозяевам.
Только сейчас Мирко было не до древних легенд. Ему пришлось выбирать: или свирепый серый враг впереди, или дикая охота за спиною. И он выбрал: вперед!
На одном дыхании пролетел он последние полсотни саженей, а волк и головы не повернул, пропустив запыхавшегося человека мимо. Жилистое тело хищника подрагивало от возбуждения, широкие передние лапы крепко уперлись в землю, задние напряглись для возможного страшного прыжка, крепкая грудь ровно вздымалась. Он был готов к бою и не желал отступать. Мирко понял, что волк защищал свой участок леса, где был хозяином, где неподалеку его дом, волчица и маленькие щенки. Он не терпел псов и не мог допустить их в глубь чащи, спасительная стена которой была рядом — достаточно пересечь неширокую опушку, а там уж мякша сумел бы убежать. Для всадника на полном скаку густой ельник непреодолим, а от собак — Мирко это знал, он сумел бы отбиться.
Но неизвестные пятнистые звери могли оказаться большей опасностью, чем сами охотники. И еще Мирко понял, что не сможет оставить волка одного, этого нельзя делать ни в коем случае — это равносильно предательству. Волк мог запросто опрокинуть его, уставшего от бега, перегрызть глотку и скрыться в лесу гораздо раньше, чем кони достигли бы кромки болота. И зверю не надо было бояться преследования, ведь охота шла за человеком, а не за ним. Но волк сохранил совершенно бесполезную для него человечью жизнь, подставив под мечи свою.
Дальше Мирко уже не раздумывал, да это было и невозможно, ибо конные подошли совсем близко. Мирко не слыл за первого стрелка у себя дома, но здесь добыча была, почитай, рядом. Одного он не делал никогда прежде — не стрелял в человека. Вернее, стрелял, конечно: дядя Неупокой, закрывшись щитом, велел Мирко бить в него настоящими калеными стрелами, а потом и вовсе отбрасывал щит и показывал свое искусство, отражая стрелы широким клинком. Но тогда все было не всерьез — не мог же Мирко, сколь ни подзадоривал его дядя, стрелять на убой в родного человека.
И сейчас, в последний миг Мирко дрогнул. Стрела пошла не в грудь бородатого меченосца в синей шапке, а в одного из его огромных котов. Кот, знакомый с подобным оружием, попытался уклониться, но стремительность бега стеснила его свободу, и стрела, как в масло, вошла прямо в горло зверю. Хищник сделал еще один прыжок, но жизнь уже покинула тело, и оно, кувырнувшись, покатилось в траву, мелькнув только бестолково раскинутыми лапами.
Другой кот успел выскочить к небольшому подъему, который делала тропа, и тут нос к носу столкнулся с серым. Волк, хитро вставший за кустом, не был виден с болота, и его появление было неожиданным. Ловкий зверь, грациозно изогнувшись, остановился, повернулся к волку и выгнул спину. Усы его встопорщились, он раскрыл пасть и издал глухое ворчание. Глаза горели яростью, но умный кот понял: исполнять приказ хозяина именно сейчас не стоит. Добыча оказалась явно не та, что ожидалась. Человек, которого надо было всего лишь остановить, повалить наземь и не давать двигаться, дожидаясь хозяина, — гепард был охотником, но отнюдь не людоедом, — стоял дальше. А сейчас перед ним появился другой господин — хозяин здешних мест. Гепард знал, что не проиграет волку в схватке, но он знал также, что не имеет права ее начинать. И еще знал, что не выиграет. Однако ослушаться приказа того, что в синей шапке, тоже было невозможно. Такого противоречия гепард разрешить не мог и оставался там, где и был, поднимая и опуская усы, то щеря, то прикрывая клыки, и утробно рычал.
Зато разум человека был ясен. Мирко был ободрен первым удачным выстрелом, а еще тем, что погоня оказалась не колдовским видением, перед которым справедливое оружие бессильно. Здесь были хоть и не люди, но стрел они боялись.
А руки сами привычно делали свое дело, и вторая стрела уже лежала на натянутой тетиве. Предводитель был облачен в длинную, до колен, кольчугу, а грудь его прикрывала кожаная перевязь с нашитыми пластинами. У него не было щита!
Мирко, разумеется, не мог равняться ни со степняками, бившими с огромной силой на полном скаку сквозь мелкое колечко, ни с оленными людьми, ловко достававшими выстрелом высоко летящих диких гусей, у него даже не хватило времени снарядить тетивой могучий сложный лук, но и простой, охотничий, на таком расстоянии был для воина, шедшего с открытой грудью, верной смертью.
Стрела, пущенная за семьдесят саженей, с легкостью пробила и кожу, и кольчужную броню, глубоко войдя в тело. По всему, воин должен был опрокинуться навзничь, и конь продолжал бы бег, уже волоча мертвеца. Куда там! Одноглазый бородач только мечом провел, срубив торчавшее из груди древко, и продолжил скачку!
К счастью, перепугаться Мирко не успел. Правая рука выхватила из тула третью стрелу, приладила на дугу лука, натянула и отпустила тетиву — и, как ни жаль было красивого вороного жеребца, стрела пронзила конскую шею и задела жилу, потому что кровь брызнула струей. Животное упало, взлетела пыль, брызги, наездник перелетел через голову скакуна, распластался на миг в воздухе, не выпустив, к слову, меч и пропал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131