Наконец ольховник стал отступать, и тропа пошла вверх. Это начиналась вододержа, за которой была долгожданная Смолинка. Мысли Мирко пребывали сразу в двух местах. То они птицей летели туда, где бежала Смолинка, а дальше, на юг, шла Хойра, — к Вольным Полям, по грозным степям Радослава и дальше, дальше, за Камень, на берег Закатного моря, к волькам, к Риите; то вдруг находила печаль, смятение — он возвращался в отдаляющиеся с каждым шагом, но пока еще близкие и досягаемые Сааримяки. Снова видел он необыкновенный каменный холм, и озеро в долине, и березовый остров на нем, и серебристые ивы по берегам, черную воду ручья в зарослях, и камень, разрезанный огнем небес. И еще сеновал во дворе у Виипуненов и руку Хилки, которая была ничуть не менее живой и теплой, чем рука Рииты… Мирко встряхнулся, сбросил наваждение. Но серебряная застежка лежала в кармане на поясе и никуда не исчезала.
Тропа меж тем углубилась в заросли черемухи. Внезапно конь под Мирко встал. Носивший прежде воина, он и сам был воином: чуял малейшее изменение, таящее опасность, и действовал по своему конскому разумению. Белый раздувал ноздри, втягивал воздух, насторожил, как собака, уши. Тут из кустов слева раздался звонкий, заливистый лай, и на тропу выскочил довольно крупный серый пес с черной полосой на холке. Морда у собаки была длинная, уши острые, нос черный, большой, а хвост поджатый, волчий — обычная дворняга, одним словом. Зато пасть у зверя была очень зубастой.
Белый заржал и взбрыкнул передними копытами. Он знал, как обороняться от волков и собак. Но на сей раз защищаться не требовалось — пес вовсе не хотел драки. Кусты слева опять затрещали. Мирко рванул из ножен свой длинный нож, который должен был охранять его жизнь, пока меч Кулана путешествовал в суме, и изготовился к бою. Через кустарник ломился всадник — так качались и трещали стволы и ветви. Наконец два деревца, выросшие рядом, раздвинулись, а на тропу выехал на чалой кобыле — кто бы мог подумать! — дед Рейо!
Увидев ощетинившегося ежом Мирко, он не растерялся. Что произошло в следующий миг, Мирко понял только спустя несколько месяцев. Голова кобылы дернулась как-то влево, а с правой стороны, откуда ни возьмись, вылетело что-то твердое, кинжал выскочил из его руки и отлетел в сторону, самому же Мирко достался такой удар в челюсть, что искры из глаз посыпались. К чести мякши, он не вывалился кулем из седла, но удержался и успел одними ногами направить послушного ему Белого влево. Пролетев несколько саженей по тропе обратно под оглушительный лай собаки, Мирко развернул коня и, потирая ушибленный подбородок — хорошо, зубы крепкие, выдержали! — дождался, пока пройдут цветные круги перед глазами. Он отлично понимал, что дед Рейо напал на него не всерьез, а так, проверить, на что парень способен. Ему припомнились последние слова Кулана. Со времени дядиных уроков не получал Мирко такой трепки! Вороной и гнедой моментально поняли маневр вожака и теперь стояли позади.
— Что, воин! — засмеялся, подъехав, дед. В руке его была дубинка. — В седле ты знатно держишься, и конь твой хорош. А вот за меч браться — это, извини, рановато еще. Лангсакс-то свой подбери, пригодится.
Мирко пустил Белого шагом, подъехал к упавшему в пыль клинку, поднял, не сходя с коня. Собака, переставшая заливаться, вертелась вокруг деда.
— Я ж его супротив разбойников, а не воинов, — с некоторой обидой в голосе ответил он деду. Это было правдой: повоевав, даже всего лишь год, с дядей, парень уже сколько-то мог судить, воин перед ним или бахвальщик-головорез. А еще дед сказал заветное слово: «лангсакс». Так же называл его и дядя — все остальные неуверенно произносили кто «меч», кто «нож», а кто и вовсе затруднялся в определении и тыкал на лангсакс пальцем.
— Ничего. С разбойником сладишь, — одобрительно сказал дед. Борода его победно приподнялась, в беспокойных глазах под лохматыми бровями светилась почти детская радость. Щегольская налобная повязка немного съехала набок, чего Рейо и не заметил: в кои-то веки ему опять довелось подраться! И он победил! — Я еще давеча утром обещал с тобой побеседовать, да вот не случилось. Дурь нас всех одолела. Хорошо, ненадолго, — продолжил дед. — Ну да ладно. Ты мне вот что скажи, мил человек: кто это тебя так лангсаксом владеть выучил? И на коне ездить?
— А тебе какая надобность? — довольно резко ответил вопросом на вопрос мякша. Не то что он был в обиде на Рейо за незаслуженно полученный удар: ему почудилось, что сейчас дед начнет хулить его наставника, а этого Мирко слушать не желал.
— Да хорошо выучил! — похвалил неожиданно старик. — Я-то ведь вижу, что срок не долог был: год небось, не более?
— Год, — отвечал Мирко, и рот его невольно растянулся в довольной и благодарной улыбке. — Дядя меня учил, Неупокой Лютович его зовут. Он раньше у князя радославского в гриднях ходил.
— Верно говоришь. Неупокой Лютович, у князя Любомира. Вместе за Камень на урриевского кагана ходили, — проговорил дед, глядя, казалось, сквозь время куда-то в прошлое. — Старик, да славен будет! Ты, значит, Неупокоя Лютовича нетием будешь. Вот уж и не гадал, что снова о нем услышу! Я как на сходе от тебя услыхал про то, кто твой дядя, сразу понял: он! Жив, значит.
Мирко стал понимать, что так обрадовало деда Рейо. Получалось, что Рейо и Неупокой встречались — и не где-нибудь, а вместе воевали за Камнем.
— А долго ли вы вместе прослужили? — спросил он Рейо.
— Долго ли? Да, почитай, восемь лет без малого. Как он пришел, я уж пять лет в гриднях был. И сдружились мы сразу почти, потому оба с севера были. И за Камень ходили, а то как же. А что теперь он? — спохватился дед. — Здрав ли? Я ведь, как денег-то скопил в достатке, домой подался, а он остался еще. Обещался заглянуть на обратном пути, да так и не явился. Я уж думать стал, не убит ли, пал от ворога? Жив, значит?
— Жив, — остановил старика Мирко. — Только вот со здоровьем… Не сладко ему досталось, когда кочевники с восхода пришли: половину рати радославской положили, князь Любомир тоже пал. А дяде глаз стрелой выбило. Левый. Он теперь повязку на нем носит. А еще женился он, — поспешно рассказывал мякша.
— Вот это славно! — порадовался за друга дед. — Давно ли женился-то?
— Как раз после того, как бой тот злосчастный случился. Его одна вдова приютила, у нее тогда же мужа убили. Рубаха вот, она мне сшила. — Мирко потрогал для убедительности рубаху.
— Ага, — на рубаху Рейо внимания, конечно, не обратил. — Погиб, значит, князь старый? Жаль, великий воин был, хоть и крут. А Неупокоя кочевник ока лишил? Ох, худо! Ну, ладно, что не жизни. И со степняками биться привелось: вот где страх так страх! Повязку, говоришь, дядя носит?
— Носит, — подтвердил Мирко. — Синетную такую, с буквицами златыми, шитыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131