— И позаботьтесь, чтобы нас не беспокоили.
Тут он поднял свой клинок и раздвинул им занавес, закрывавший вход во внутреннюю часть жилища. Затем придержал ткань, чтобы Тоз прошел первым. Колдун задержался, поманив Борса, и воин спотыкающимся шагом двинулся вперед, разрываясь между желанием повиноваться любому приказу Посланника и привычной опаской снискать черный гнев вождя.
— Это мой человек, — сказал Тоз, когда ала-Улан с подозрением покосился на воина. — Куда я, туда и он.
Нилок Яррум передернул громадными плечищами и знаком выразил согласие, не оставив Борсу выбора, кроме как положить на землю копье, снять со спины круглый щит и последовать за вождем и Посланником во внутренний покой.
Прошелестел входной занавес, закрывая безобразное зрелище изуродованного трупа Гавроча, которого оставшиеся в живых гехримиты волокли прочь. Борс прочистил горло и моргнул, когда ароматический дымок коснулся его глаз и ноздрей. Они стояли в своего рода гостиной, воздух здесь загустел от резкого благоухания трав, рассыпанных над горшочками с горящим жиром, озарявшими все вокруг неверным алым светом. Дымок поднимался вверх — к шкурам, образовывавшим крышу. Он отпрянул в сторону, когда трое вошли и потревожили застоялый воздух, но тут же вновь лениво вернулся к единственному отверстию в шкурах над головой. Пол жилища покрывали набросанные один на другой ковры, являвшие, как и те, что висели на стенах, искусную работу гримардских ткачих. В центре стоял длинный стол, на котором красовались остатки пиршества. Стулья из дерева и кожи с высокими спинками, устроенные так, что их можно было сложить и собрать в связки, когда Дротт переселялся, торчали справа и слева. Нилок Яррум указал на них. То была честь, которой Борс не ожидал. А того, что последовало — и подавно.
Он подождал, пока Тоз без всяких возражений Нилока займет почетное место во главе стола, а ала-Улан сядет по правую руку от чародея. Затем с неуверенностью, ибо ему мало проходилось сиживать на стульях, пристроился близ Тоза. Глаза Борса уже начали привыкать к дыму, и он не мог удержаться от того, чтобы исподтишка не осмотреть помещение.
Внутренность шатра была обвешана гобеленами, изображавшими сцены битв и охоты, в главном действующем лице их можно было без труда угадать самого Нилока Яррума. Ковры на полу были богатыми и плотными, они мягко продавливались под сапогом и выглядели ярче и богаче оттенками, нежели все, какие Борс где-либо видел.
Воин вздрогнул, когда Нилок провел рукой по столу, небрежно смахивая на пол остатки кушаний и посуду. Ала-Улан хлопнул в ладоши. Ковер, разделявший шатер, тут же отодвинулся. Из-за него выглянула рыжеволосая женщина с сонными глазами в красных прожилках и в тонком платье из покупного чужеземного шелка — бледно-голубом, с каймой из мелких синих цветочков. Борс проглотил комок, вспомнив Сулью и обещание Теза. И почти забыл их, как только женщина (вистральская рабыня, как он догадался по цвету волос) вошла в покой. Ее платье сместилось при движении и обнажило бедро, кремово-бледное и поразительно твердое. Рабыня тревожно улыбнулась, спеша предстать перед Нилоком и машинально пробежав пальцами по густо-медным спутанным волосам. Когда она приподняла руки, шелк туго натянулся на ее точеной груди.
— Вина! — приказал Нилок, затем спросил Тоза: — Оно тебе по вкусу?
Посланец кивнул, и рабыня заторопилась прочь, чтобы мгновение спустя вернуться с подносом, инкрустированным костью, на котором стоял серебряный кувшин и три кубка, сработанные в Усть-Галиче. Она осторожно поставила поднос на стол и наполнила каждый кубок темно-красным вином. Нилок взмахом руки отпустил женщину и она исчезла за ковром, оставив Борсу воспоминание о ее бедре. Этот образ все еще наполнял его душу, когда ала-Улан заговорил.
— Итак, тебе нельзя нанести ущерб, и ты пришел, чтобы сделать меня Уланом Дротта. Кто ты? Или что? И кто это? — обсидиановый взгляд переместился на Борса. Воин был благодарен Тозу за присутствие и обещанное покровительство, ибо подозревал, что, не назови его волшебник своим человеком, Нилок чего доброго приказал бы казнить незадачливого соплеменника, видевшего, как его вождь потерпел поражение от безоружного противника — колдуна там, или нет.
— Его зовут Борс, — сказал Тоз, — и он под моей защитой. Что до меня… Ты достаточно долго слушал Редека, чтобы знать, кто я и что.
— Откуда ты знаешь о Редеке? — спросил Нилок, он все еще полностью не избавился от подозрений. — Или тебе рассказал вот этот? Этот Борс?
— Я знаю то, что должен знать, — туманно заметил Тоз. — Сейчас важно не откуда, а что. Или не ты расставил часовых в лесу, поскольку Редек поведал тебе, что Посланец явится из огня? И Борс не был одним из них?
— Это правда, — признался Нилок. В надежных пределах жилища к вождю вернулась всегда присущая ему властность. — И те твои дела, которые я видел, побуждают меня верить тебе — хотя, возможно, лишь потому, что я хочу тебе верить.
На это Тоз одобрительно улыбнулся. Поставив кубок на стол, он с какой-то странной текучестью поднялся и направился к ближайшей жаровенке.
Оба, Нилок Яррум и Борс, повернулись на стульях, чтобы лучше видеть, как волшебник протягивает руку в пляшущие красные с желтым язычки, которые поднялись из горшочка. Огонь проплясал по пепельной коже, но в воздухе не возникло зловония горящей плоти, а на костлявом длинном лице — каких-либо признаков боли. Пришелец держал руку в огне, пока не затлел мех над его запястьем и крохотные искорки не разлетелись от него в наполненном благовониями воздухе.
Затем Тоз вынул горшочек из державшего его кольца и обхватил ладонями, как до того серебряный кубок. Жир в сосуде расплавился от огня, и все же Тоз поднес горшочек к бескровным губам и наклонил столь же непринужденно, как оба дротта — свои чаши. Пламя завитками пробежало по его лицу, когда он поглощал горящее питье.
Когда горшочек опустел, пришелец вздохнул, как порой вздыхает изжаждавашийся человек, залпом поглотивший прохладное вино, и швырнул посудину на пол. Раздалось шипение, по шатру прошел крепкий зловонный дух опаленной шерсти, вверх взлетел завиток дыма.
— Это еще не доказательство, — заметил Нилок, когда Тоз снова сел. — Ты могущественнейший чародей, вне сомнения. Но Посланец ли ты?
Тоз повернул к ала-Улану взгляд, и Борс опять увидел, как тут кроваво вспыхнули его глаза. Когда чародей заговорил, голос его опять звучал по-змеиному.
— Некоторая доля сомнения никогда не вредит, — проговорил он. — Но дальнейшие доказательства могут обойтись дорого.
В его тоне таилась угроза, и лицо Нилока побледнело, побудив вождя скрыть внезапный испуг поднесенным ко рту кубком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Тут он поднял свой клинок и раздвинул им занавес, закрывавший вход во внутреннюю часть жилища. Затем придержал ткань, чтобы Тоз прошел первым. Колдун задержался, поманив Борса, и воин спотыкающимся шагом двинулся вперед, разрываясь между желанием повиноваться любому приказу Посланника и привычной опаской снискать черный гнев вождя.
— Это мой человек, — сказал Тоз, когда ала-Улан с подозрением покосился на воина. — Куда я, туда и он.
Нилок Яррум передернул громадными плечищами и знаком выразил согласие, не оставив Борсу выбора, кроме как положить на землю копье, снять со спины круглый щит и последовать за вождем и Посланником во внутренний покой.
Прошелестел входной занавес, закрывая безобразное зрелище изуродованного трупа Гавроча, которого оставшиеся в живых гехримиты волокли прочь. Борс прочистил горло и моргнул, когда ароматический дымок коснулся его глаз и ноздрей. Они стояли в своего рода гостиной, воздух здесь загустел от резкого благоухания трав, рассыпанных над горшочками с горящим жиром, озарявшими все вокруг неверным алым светом. Дымок поднимался вверх — к шкурам, образовывавшим крышу. Он отпрянул в сторону, когда трое вошли и потревожили застоялый воздух, но тут же вновь лениво вернулся к единственному отверстию в шкурах над головой. Пол жилища покрывали набросанные один на другой ковры, являвшие, как и те, что висели на стенах, искусную работу гримардских ткачих. В центре стоял длинный стол, на котором красовались остатки пиршества. Стулья из дерева и кожи с высокими спинками, устроенные так, что их можно было сложить и собрать в связки, когда Дротт переселялся, торчали справа и слева. Нилок Яррум указал на них. То была честь, которой Борс не ожидал. А того, что последовало — и подавно.
Он подождал, пока Тоз без всяких возражений Нилока займет почетное место во главе стола, а ала-Улан сядет по правую руку от чародея. Затем с неуверенностью, ибо ему мало проходилось сиживать на стульях, пристроился близ Тоза. Глаза Борса уже начали привыкать к дыму, и он не мог удержаться от того, чтобы исподтишка не осмотреть помещение.
Внутренность шатра была обвешана гобеленами, изображавшими сцены битв и охоты, в главном действующем лице их можно было без труда угадать самого Нилока Яррума. Ковры на полу были богатыми и плотными, они мягко продавливались под сапогом и выглядели ярче и богаче оттенками, нежели все, какие Борс где-либо видел.
Воин вздрогнул, когда Нилок провел рукой по столу, небрежно смахивая на пол остатки кушаний и посуду. Ала-Улан хлопнул в ладоши. Ковер, разделявший шатер, тут же отодвинулся. Из-за него выглянула рыжеволосая женщина с сонными глазами в красных прожилках и в тонком платье из покупного чужеземного шелка — бледно-голубом, с каймой из мелких синих цветочков. Борс проглотил комок, вспомнив Сулью и обещание Теза. И почти забыл их, как только женщина (вистральская рабыня, как он догадался по цвету волос) вошла в покой. Ее платье сместилось при движении и обнажило бедро, кремово-бледное и поразительно твердое. Рабыня тревожно улыбнулась, спеша предстать перед Нилоком и машинально пробежав пальцами по густо-медным спутанным волосам. Когда она приподняла руки, шелк туго натянулся на ее точеной груди.
— Вина! — приказал Нилок, затем спросил Тоза: — Оно тебе по вкусу?
Посланец кивнул, и рабыня заторопилась прочь, чтобы мгновение спустя вернуться с подносом, инкрустированным костью, на котором стоял серебряный кувшин и три кубка, сработанные в Усть-Галиче. Она осторожно поставила поднос на стол и наполнила каждый кубок темно-красным вином. Нилок взмахом руки отпустил женщину и она исчезла за ковром, оставив Борсу воспоминание о ее бедре. Этот образ все еще наполнял его душу, когда ала-Улан заговорил.
— Итак, тебе нельзя нанести ущерб, и ты пришел, чтобы сделать меня Уланом Дротта. Кто ты? Или что? И кто это? — обсидиановый взгляд переместился на Борса. Воин был благодарен Тозу за присутствие и обещанное покровительство, ибо подозревал, что, не назови его волшебник своим человеком, Нилок чего доброго приказал бы казнить незадачливого соплеменника, видевшего, как его вождь потерпел поражение от безоружного противника — колдуна там, или нет.
— Его зовут Борс, — сказал Тоз, — и он под моей защитой. Что до меня… Ты достаточно долго слушал Редека, чтобы знать, кто я и что.
— Откуда ты знаешь о Редеке? — спросил Нилок, он все еще полностью не избавился от подозрений. — Или тебе рассказал вот этот? Этот Борс?
— Я знаю то, что должен знать, — туманно заметил Тоз. — Сейчас важно не откуда, а что. Или не ты расставил часовых в лесу, поскольку Редек поведал тебе, что Посланец явится из огня? И Борс не был одним из них?
— Это правда, — признался Нилок. В надежных пределах жилища к вождю вернулась всегда присущая ему властность. — И те твои дела, которые я видел, побуждают меня верить тебе — хотя, возможно, лишь потому, что я хочу тебе верить.
На это Тоз одобрительно улыбнулся. Поставив кубок на стол, он с какой-то странной текучестью поднялся и направился к ближайшей жаровенке.
Оба, Нилок Яррум и Борс, повернулись на стульях, чтобы лучше видеть, как волшебник протягивает руку в пляшущие красные с желтым язычки, которые поднялись из горшочка. Огонь проплясал по пепельной коже, но в воздухе не возникло зловония горящей плоти, а на костлявом длинном лице — каких-либо признаков боли. Пришелец держал руку в огне, пока не затлел мех над его запястьем и крохотные искорки не разлетелись от него в наполненном благовониями воздухе.
Затем Тоз вынул горшочек из державшего его кольца и обхватил ладонями, как до того серебряный кубок. Жир в сосуде расплавился от огня, и все же Тоз поднес горшочек к бескровным губам и наклонил столь же непринужденно, как оба дротта — свои чаши. Пламя завитками пробежало по его лицу, когда он поглощал горящее питье.
Когда горшочек опустел, пришелец вздохнул, как порой вздыхает изжаждавашийся человек, залпом поглотивший прохладное вино, и швырнул посудину на пол. Раздалось шипение, по шатру прошел крепкий зловонный дух опаленной шерсти, вверх взлетел завиток дыма.
— Это еще не доказательство, — заметил Нилок, когда Тоз снова сел. — Ты могущественнейший чародей, вне сомнения. Но Посланец ли ты?
Тоз повернул к ала-Улану взгляд, и Борс опять увидел, как тут кроваво вспыхнули его глаза. Когда чародей заговорил, голос его опять звучал по-змеиному.
— Некоторая доля сомнения никогда не вредит, — проговорил он. — Но дальнейшие доказательства могут обойтись дорого.
В его тоне таилась угроза, и лицо Нилока побледнело, побудив вождя скрыть внезапный испуг поднесенным ко рту кубком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127