— Есть только честь и бесчестье.
— Я выбираю честь, — ответил Кедрин в надежде, что это не хвастовство, когда увидел, как отец подносит к нему кинжал.
Боль была ужасная, но он не закричал. Он бы и хотел, но это было бы позором, а юноша твердо решил показать, что является настоящим мужчиной — ничуть не хуже любого из присутствовавших. Он был рад, что его держат руки Тепшена, и что кьо служит столь крепкой опорой для его спины. Он смотрел не мигая, как острие кинжала Бедира взрезало его плоть, достаточно широко открыв рану, чтобы можно было убрать зазубренный наконечник. Тот вылез, весь в крови. Бедир принюхался к нему, затем отложил и произнес: «Теперь будет похуже».
Кедрин не мог понять, что может быть еще хуже. Но вскоре это выяснилось.
Бедир погрузил кинжал в пламя и держал, пока тот не раскалился докрасна. Затем прижал к ране. И было действительно очень тяжело не кричать. Бедир, казалось, бесконечно долго держал раскаленный металл у искромсанной плоти, и запах паленого сопровождался столь мощной болью, что мускулы челюстей заныли, силясь удержать крик. Все расплылось перед глазами. Он понял, что теряет сознание, ибо когда его глаза открылись, он лежал на спине, и уже вернулся Браннок.
Кедрин услышал, как разбойник говорит:
— Он был один. Я гнался за ним, но он добрался до леса, и я решил отпустить его. Он ждал в засаде, но вот чего я не понимаю: с чего бы ему устраивать засаду в одиночку?
Вместо ответа Бедир протянул лесному бродяге древко стрелы. Браннок изучил его и сказал:
— Дротт. Дротт-одиночка. Очень странно.
Тут Кедрин сел. Ему помогли подняться на ноги, а Бедир сказал:
— Нам надо ехать, Кедрин. Можешь сидеть на коне?
— Да, — кивнул юноша, впервые заметив, что его плечо обмотано полотном, а левая рука подвязана к груди. — Если меня подсадят.
Они подняли его в седло, и сразу же с высоты коня он увидел двух убитых и тушу раненой лошади, которой перерезали горло, чтобы прекратить страдания животного.
— Простите, — тихо произнес Кедрин.
— За то, что тебя ранили? — спросил отец. — В этом нет позора.
— Нет, — Кедрин покачал головой. — Потому что они умерли за меня.
— Они пали в бою, защищая своего принца, — сказал Тепшен Лал, не увидев смысла в объяснениях, почему такая смерть почетна.
Кедрин воззрился на кьо, готовый возразить, что имел в виду совсем не это; впрочем, он был не уверен, что, собственно, имел в виду. Он почему-то чувствовал, что засада была устроена только на него. Но Бедир поспешил вмешаться, не дав ему это объяснить.
— Нет времени на разговоры. Поехали!
В голосе отца прозвучала вполне понятная настойчивость. Но Кедрин почувствовал что-то еще за словами и увидел на лице Бедира нечто, подсказавшее, что не следует больше это обсуждать. И послушно хранил молчание, следуя за отцом. Тепшен Лал и Торим ехали по сторонам, как наседки, берегущие беззащитного цыпленка. Теперь Браннок и три тамурца ускакали вперед на разведку, но никаких новых засад не обнаружилось.
Они устроились на ночлег в предгорьях Лозин, устроив мертвым достойное погребение там, где место их последнего покоя не потревожат варвары. Кедрин отчаянно хотел спросить Бедира, почему тот дротт выделил именно его, ибо теперь не сомневался, что так и было.
Но его уже лихорадило, и он не находил нужных слов. Юноша метался в тревожном сне, и в его видениях проступало бледное, как у трупа, лицо, обрамленное белоснежными волосами, глаза призрака светились, как клинок, которым отец прижигал рану, и зловеще вперялись в него, а безгубый провал рта снова и снова шептал: «Умри, Кедрин, умри». Несколько раз принц внезапно пробуждался и видел, что Бедир или Тепшен Лал сидят рядом, обтирая его потное лицо и шепча что-то подбадривающее.
Но когда он пытался сложить из слов свой вопрос, они рассыпались, и он опять проваливался в свои тягостные сны.
Рассвет принес облегчение, теперь ему приходилось бороться только с тянущей болью в плече. Он по-прежнему вполне сносно сидел верхом, но шаг, который задал Бедир, был стремительным, и юноше пришлось сосредоточиваться только на езде, отбросив все посторонние мысли. А когда они снова остановились, он слишком вымотался для попыток обсудить свои подозрения. И решил не возвращаться к ним, пока за спиной не сомкнутся ворота Высокой Крепости.
И опять ему снилось то жуткое лицо. Оно возникало всякий раз, едва он закрывал глаза, как будто он вновь наблюдал за огромным Становищем в долине и видел создание, повернувшееся к нему, ищущее его ужас сквозь огонь, даль и тьму. И его до немоты наполнял ужас, сходный с тупыми толчками в плече, ибо чувствовал — неведомо откуда, — что это не просто сны, что если незнакомец и не видит его, то, по крайней мере, знает о нем и все время ищет. И это было, пожалуй, самое страшное: знать, что это создание его ищет.
Он обрадовался, когда в пределах видимости оказались северные ворота Высокой Крепости и скачка замедлилась. На стенах показались солдаты; катапульты и баллисты были готовы к действию. Бедир выехал вперед, воздев правую руку, его крик отразился от стен ущелья.
— Отворите ворота Бедиру Кайтину! Именем Тамура!
Створки ворот заскрипели, Владыка Тамура придержал коня рядом с конем сына. Лицо его было неспокойно.
— Сестры выходят тебя, Кедрин. И помогут покончить с этими снами.
— Ты знаешь? — поразился Кедрин.
— Ты бредил в жару. Я объяснил бы тебе, что происходит, но решил, что мудрее будет сначала доставить тебя в Высокую Крепость, а лишь потом вести разговоры. Прости меня, я боялся за тебя…
— Боялся? — такого признания Кедрин меньше всего ожидал от отца.
— Угу, — Бедир наклонил голову, подтверждая и извиняясь. — После того, как они тобой займутся, я расскажу все, что знаю. И надеюсь, ты поймешь.
Кедрина еще сильнее охватило смятение. Но возможности расспрашивать Бедира уже не было: они проезжали через ворота, и мрачный Рикол спускался со своей наблюдательной площадки на стене, наполовину облаченный в доспехи, как будто опасался, что лесные варвары скачут за ними по пятам.
— Ты ранен! — он остановился, глядя на повязку на плече Кедрина, затем быстро повернулся, крича своим людям, чтобы помогли принцу Тамурскому сойти с коня и доставили в больницу Сестер.
Кедрин, выбираясь из седла, позволил лишь помогать, но оттолкнул прочь человека, который хотел поднять его, словно беспомощное дитя.
— Мне нужен проводник, а не носильщики, — огрызнулся он.
— В него попала стрела, — сообщил Бедир начальнику Высокой Крепости. — Пусть кто-нибудь проводит его к Сестрам и приглядит, чтобы моих ребят накормили. Ох, ну мы и мчались. Я немедленно с тобой переговорю, — и добавил, глядя на Кедрина: — Я приду к тебе, как только расскажу Риколу о нашей поездке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
— Я выбираю честь, — ответил Кедрин в надежде, что это не хвастовство, когда увидел, как отец подносит к нему кинжал.
Боль была ужасная, но он не закричал. Он бы и хотел, но это было бы позором, а юноша твердо решил показать, что является настоящим мужчиной — ничуть не хуже любого из присутствовавших. Он был рад, что его держат руки Тепшена, и что кьо служит столь крепкой опорой для его спины. Он смотрел не мигая, как острие кинжала Бедира взрезало его плоть, достаточно широко открыв рану, чтобы можно было убрать зазубренный наконечник. Тот вылез, весь в крови. Бедир принюхался к нему, затем отложил и произнес: «Теперь будет похуже».
Кедрин не мог понять, что может быть еще хуже. Но вскоре это выяснилось.
Бедир погрузил кинжал в пламя и держал, пока тот не раскалился докрасна. Затем прижал к ране. И было действительно очень тяжело не кричать. Бедир, казалось, бесконечно долго держал раскаленный металл у искромсанной плоти, и запах паленого сопровождался столь мощной болью, что мускулы челюстей заныли, силясь удержать крик. Все расплылось перед глазами. Он понял, что теряет сознание, ибо когда его глаза открылись, он лежал на спине, и уже вернулся Браннок.
Кедрин услышал, как разбойник говорит:
— Он был один. Я гнался за ним, но он добрался до леса, и я решил отпустить его. Он ждал в засаде, но вот чего я не понимаю: с чего бы ему устраивать засаду в одиночку?
Вместо ответа Бедир протянул лесному бродяге древко стрелы. Браннок изучил его и сказал:
— Дротт. Дротт-одиночка. Очень странно.
Тут Кедрин сел. Ему помогли подняться на ноги, а Бедир сказал:
— Нам надо ехать, Кедрин. Можешь сидеть на коне?
— Да, — кивнул юноша, впервые заметив, что его плечо обмотано полотном, а левая рука подвязана к груди. — Если меня подсадят.
Они подняли его в седло, и сразу же с высоты коня он увидел двух убитых и тушу раненой лошади, которой перерезали горло, чтобы прекратить страдания животного.
— Простите, — тихо произнес Кедрин.
— За то, что тебя ранили? — спросил отец. — В этом нет позора.
— Нет, — Кедрин покачал головой. — Потому что они умерли за меня.
— Они пали в бою, защищая своего принца, — сказал Тепшен Лал, не увидев смысла в объяснениях, почему такая смерть почетна.
Кедрин воззрился на кьо, готовый возразить, что имел в виду совсем не это; впрочем, он был не уверен, что, собственно, имел в виду. Он почему-то чувствовал, что засада была устроена только на него. Но Бедир поспешил вмешаться, не дав ему это объяснить.
— Нет времени на разговоры. Поехали!
В голосе отца прозвучала вполне понятная настойчивость. Но Кедрин почувствовал что-то еще за словами и увидел на лице Бедира нечто, подсказавшее, что не следует больше это обсуждать. И послушно хранил молчание, следуя за отцом. Тепшен Лал и Торим ехали по сторонам, как наседки, берегущие беззащитного цыпленка. Теперь Браннок и три тамурца ускакали вперед на разведку, но никаких новых засад не обнаружилось.
Они устроились на ночлег в предгорьях Лозин, устроив мертвым достойное погребение там, где место их последнего покоя не потревожат варвары. Кедрин отчаянно хотел спросить Бедира, почему тот дротт выделил именно его, ибо теперь не сомневался, что так и было.
Но его уже лихорадило, и он не находил нужных слов. Юноша метался в тревожном сне, и в его видениях проступало бледное, как у трупа, лицо, обрамленное белоснежными волосами, глаза призрака светились, как клинок, которым отец прижигал рану, и зловеще вперялись в него, а безгубый провал рта снова и снова шептал: «Умри, Кедрин, умри». Несколько раз принц внезапно пробуждался и видел, что Бедир или Тепшен Лал сидят рядом, обтирая его потное лицо и шепча что-то подбадривающее.
Но когда он пытался сложить из слов свой вопрос, они рассыпались, и он опять проваливался в свои тягостные сны.
Рассвет принес облегчение, теперь ему приходилось бороться только с тянущей болью в плече. Он по-прежнему вполне сносно сидел верхом, но шаг, который задал Бедир, был стремительным, и юноше пришлось сосредоточиваться только на езде, отбросив все посторонние мысли. А когда они снова остановились, он слишком вымотался для попыток обсудить свои подозрения. И решил не возвращаться к ним, пока за спиной не сомкнутся ворота Высокой Крепости.
И опять ему снилось то жуткое лицо. Оно возникало всякий раз, едва он закрывал глаза, как будто он вновь наблюдал за огромным Становищем в долине и видел создание, повернувшееся к нему, ищущее его ужас сквозь огонь, даль и тьму. И его до немоты наполнял ужас, сходный с тупыми толчками в плече, ибо чувствовал — неведомо откуда, — что это не просто сны, что если незнакомец и не видит его, то, по крайней мере, знает о нем и все время ищет. И это было, пожалуй, самое страшное: знать, что это создание его ищет.
Он обрадовался, когда в пределах видимости оказались северные ворота Высокой Крепости и скачка замедлилась. На стенах показались солдаты; катапульты и баллисты были готовы к действию. Бедир выехал вперед, воздев правую руку, его крик отразился от стен ущелья.
— Отворите ворота Бедиру Кайтину! Именем Тамура!
Створки ворот заскрипели, Владыка Тамура придержал коня рядом с конем сына. Лицо его было неспокойно.
— Сестры выходят тебя, Кедрин. И помогут покончить с этими снами.
— Ты знаешь? — поразился Кедрин.
— Ты бредил в жару. Я объяснил бы тебе, что происходит, но решил, что мудрее будет сначала доставить тебя в Высокую Крепость, а лишь потом вести разговоры. Прости меня, я боялся за тебя…
— Боялся? — такого признания Кедрин меньше всего ожидал от отца.
— Угу, — Бедир наклонил голову, подтверждая и извиняясь. — После того, как они тобой займутся, я расскажу все, что знаю. И надеюсь, ты поймешь.
Кедрина еще сильнее охватило смятение. Но возможности расспрашивать Бедира уже не было: они проезжали через ворота, и мрачный Рикол спускался со своей наблюдательной площадки на стене, наполовину облаченный в доспехи, как будто опасался, что лесные варвары скачут за ними по пятам.
— Ты ранен! — он остановился, глядя на повязку на плече Кедрина, затем быстро повернулся, крича своим людям, чтобы помогли принцу Тамурскому сойти с коня и доставили в больницу Сестер.
Кедрин, выбираясь из седла, позволил лишь помогать, но оттолкнул прочь человека, который хотел поднять его, словно беспомощное дитя.
— Мне нужен проводник, а не носильщики, — огрызнулся он.
— В него попала стрела, — сообщил Бедир начальнику Высокой Крепости. — Пусть кто-нибудь проводит его к Сестрам и приглядит, чтобы моих ребят накормили. Ох, ну мы и мчались. Я немедленно с тобой переговорю, — и добавил, глядя на Кедрина: — Я приду к тебе, как только расскажу Риколу о нашей поездке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127