»
— Пусть идет, — вздохнул полковник.
Профессор взобрался на третий этаж гораздо быстрее, чем на это рассчитывал Роджерс.
Он без стука вломился в дверь, задыхаясь и вытирая толстой ладонью ручьи пота, текущие со лба.
Роджерс встал ему навстречу:
— Дорогой профессор! Вы у нас такой редкий гость. Чем могу служить?
— Уф! — шумно выдохнул профессор, не замечая протянутой ему руки, и тяжело плюхнулся в кресло, поближе к кондишену.
«Ладно, — отметил про себя Роджерс. — Так даже лучше». Он вернулся к столу и сел на свое вертящееся, обитое пластиком кресло.
— Итак, чем могу быть полезен, профессор? — повторил он опять — уже официальным тоном.
Профессор уставился на собеседника свирепым взглядом:
— Не прикидывайтесь идиотом, мистер Роджерс!
— Я попросил бы вас выбирать выражения, сэр. Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей!
Но Нортон не обратил на это никакого внимания.
— Где мои ребята? — прорычал он.
— Вам следовало бы обратиться с этим вопросом в министерство внутренних дел независимой Республики Гвиании! — с усмешкой парировал полковник, напирая на слово «независимая».
— Да? — профессор посмотрел на него с ироническим интересом.
— Да, — твердо, не замечая иронии, ответил Роджерс.
— И вы здесь ни при чем?
Профессор зло рассмеялся. Жирным подбородком он кивнул на стопку газет, лежащих на столе.
Роджерс молчал, лицо его было непроницаемо.
— А что вы скажете, если я напомню вам об одном разговоре, который вы затеяли со мною еще так с месячишко назад, а? Вы кое-что попросили меня сделать — во имя патриотизма и демократии. Что вы на это скажете, дорогой сэр?
Лицо Роджерса оставалось бесстрастным:
— Я скажу, что такого разговора не было, сэр! Он встал:
— Если у вас разговор только на эту тему, то… извините. Я очень занят.
— Ах так… так… Профессор задыхался от ярости.
— Тогда… тогда…
С неожиданной для такого тучного тела быстротой он вскочил на ноги, толкнул дверь плечом и выбежал из кабинета.
Полковник перевел дух. Этот визит не сулил ничего хорошего. Роджерс прошелся несколько раз по комнате, чтобы успокоиться.
— Ну и черт с ним! — в конце концов решил он. — До завтра он все равно ничего не сумеет сделать. А завтра… завтра будет уже поздно!
Подумав немного, он снял телефонную трубку, набрал номер.
— Алло! — голос его был жесток. — Сообщите в пункт Ц, чтобы человек, который вылетит частным самолетом Д-127, явился сегодня вечером в 9.30 на место встречи у парка Дикойи.
Роджерс посмотрел на часы. Был уже полдень, время ленча. Обычно полковник отправлялся на ленч не домой, а в «Тамтам», небольшой и тихий ресторанчик, расположенный поблизости, на той же улице, что и верховный комиссариат.
Ресторан содержали два брата-ливанца, и он пользовался успехом: здесь всегда было свежее пиво, доставляемое ежедневно из Англии самолетом. Пиво было дорого, да и цены на все остальное были здесь очень высоки.
Как всегда, в ресторане было полутемно и прохладно. С десяток столиков стояло между обрезков тонких пальмовых стволов, на которых висели старые рыбацкие сети.
Красные лампы, прикрытые резными чашами колебасов, бросали с потолка причудливые блики.
Полковник пожал руку хозяину, толстеющему молодому человеку, стоявшему у двери, и прошел к стойке бара, где было два-три свободных табурета. Здесь он обедал каждый день.
— Бифштекс и пиво, — бросил он, усаживаясь на высокий неудобный табурет.
— Йе, са… — выдохнул бармен в красной куртке и, обернувшись к окошечку в стене позади себя, торжественно объявил:
— Бифштекс и пиво для мистера Роджерса!
В ожидании бифштекса полковник неторопливо потягивал пиво, холодное и густое, когда вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд и резко обернулся. За столиком в углу сидел Глаголев. Встретившись взглядом с Роджерсом, Глаголев неторопливо допил пиво, бросил в рот горсть соленых орешков из стоявшего перед ним блюдечка, встал и направился к нему.
Полковник Роджерс знал этого русского. Консул Глаголев частенько бывал по служебным делам у сотрудников верховного комиссариата Великобритании. Встречались они и на дипломатических приемах.
— Хэлло, мистер Роджерс! — весело произнес Глаголев. — Не возражаете?
Он кивнул на пустой табурет у стойки.
«А теперь русские, — с тревогой подумал Роджерс. — Разговор первый, но, видать, не последний». И сразу же перешел в наступление.
— Если хотите поговорить о Николаеве, к сожалению, ничем помочь не могу. Обратитесь к гвианийским властям.
Неожиданно для самого себя Роджерс почувствовал, что нервничает.
«Странно, — подумал он. — Что это со мной? Наверное, устал. Устал, и сказывается климат».
— Пива, — коротко бросил бармену Глаголев, будто не расслышав сказанного англичанином.
Он неторопливо, с наслаждением отхлебнул из высокой кружки, улыбнулся. Улыбка была спокойной, уверенной.
«У него в крови наверняка есть что-то татаро-монгольское», — отметил про себя Роджерс. Он ждал, что русский вот-вот начнет говорить о том, о чем, надрываясь, кричали сегодняшние газеты. Но русский молча пил пиво, аккуратно сдувая пышную пену. Потом он неторопливо достал и закурил сигарету, глубоко затянулся. И вдруг насмешливо улыбнулся, прямо в бесстрастное лицо полковника:
— Итак, значит, вы ничего не знаете обо всей этой истории с Николаевым?
Он встал, сунул сигареты в карман:
— Ведь мы же с вами уже давно взрослые люди, мистер Роджерс. И отлично понимаем, откуда и какой дует ветер.
Он слегка поклонился и твердым шагом пошел к выходу.
Полковник вежливо кивнул в ответ и поднес кружку к губам. Пиво показалось ему безвкусным, неприятно теплым.
И опять он подумал, что операция идет как-то не так.
Когда он вернулся к себе, ему доложили, что полчаса назад в штаб-квартире профсоюзов хаджи Имолы окончилась срочная встреча руководителей объединенного забастовочного комитета.
В отличие от штаб-квартиры Конгресса профсоюзов Гвиании здесь было все солидно и респектабельно. Здание было трехэтажное, недавно отремонтированное. У подъезда — стоянка для машин, неоновая вывеска. Внутри — современная металлическая, оклеенная пластиком мебель, цветные телефоны. Кинозал, зал для совещаний, кабинеты.
Хаджи Имола не скрывал своих связей: на стенах его кабинета висели портреты президентов США, американских профсоюзных боссов.
Лицо хаджи Имолы, сидевшего под портретом американского президента, было, как всегда, совершенно бесстрастно. Зеленая чалма, тонкие правильные черты, пепельная кожа. Он молча смотрел перед собой холодными, выцветшими от старости глазами и, казалось, не замечал возбуждения, царившего в комнате.
Растерянно что-то говорил окружавшим его соратникам толстяк Адесанья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Пусть идет, — вздохнул полковник.
Профессор взобрался на третий этаж гораздо быстрее, чем на это рассчитывал Роджерс.
Он без стука вломился в дверь, задыхаясь и вытирая толстой ладонью ручьи пота, текущие со лба.
Роджерс встал ему навстречу:
— Дорогой профессор! Вы у нас такой редкий гость. Чем могу служить?
— Уф! — шумно выдохнул профессор, не замечая протянутой ему руки, и тяжело плюхнулся в кресло, поближе к кондишену.
«Ладно, — отметил про себя Роджерс. — Так даже лучше». Он вернулся к столу и сел на свое вертящееся, обитое пластиком кресло.
— Итак, чем могу быть полезен, профессор? — повторил он опять — уже официальным тоном.
Профессор уставился на собеседника свирепым взглядом:
— Не прикидывайтесь идиотом, мистер Роджерс!
— Я попросил бы вас выбирать выражения, сэр. Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей!
Но Нортон не обратил на это никакого внимания.
— Где мои ребята? — прорычал он.
— Вам следовало бы обратиться с этим вопросом в министерство внутренних дел независимой Республики Гвиании! — с усмешкой парировал полковник, напирая на слово «независимая».
— Да? — профессор посмотрел на него с ироническим интересом.
— Да, — твердо, не замечая иронии, ответил Роджерс.
— И вы здесь ни при чем?
Профессор зло рассмеялся. Жирным подбородком он кивнул на стопку газет, лежащих на столе.
Роджерс молчал, лицо его было непроницаемо.
— А что вы скажете, если я напомню вам об одном разговоре, который вы затеяли со мною еще так с месячишко назад, а? Вы кое-что попросили меня сделать — во имя патриотизма и демократии. Что вы на это скажете, дорогой сэр?
Лицо Роджерса оставалось бесстрастным:
— Я скажу, что такого разговора не было, сэр! Он встал:
— Если у вас разговор только на эту тему, то… извините. Я очень занят.
— Ах так… так… Профессор задыхался от ярости.
— Тогда… тогда…
С неожиданной для такого тучного тела быстротой он вскочил на ноги, толкнул дверь плечом и выбежал из кабинета.
Полковник перевел дух. Этот визит не сулил ничего хорошего. Роджерс прошелся несколько раз по комнате, чтобы успокоиться.
— Ну и черт с ним! — в конце концов решил он. — До завтра он все равно ничего не сумеет сделать. А завтра… завтра будет уже поздно!
Подумав немного, он снял телефонную трубку, набрал номер.
— Алло! — голос его был жесток. — Сообщите в пункт Ц, чтобы человек, который вылетит частным самолетом Д-127, явился сегодня вечером в 9.30 на место встречи у парка Дикойи.
Роджерс посмотрел на часы. Был уже полдень, время ленча. Обычно полковник отправлялся на ленч не домой, а в «Тамтам», небольшой и тихий ресторанчик, расположенный поблизости, на той же улице, что и верховный комиссариат.
Ресторан содержали два брата-ливанца, и он пользовался успехом: здесь всегда было свежее пиво, доставляемое ежедневно из Англии самолетом. Пиво было дорого, да и цены на все остальное были здесь очень высоки.
Как всегда, в ресторане было полутемно и прохладно. С десяток столиков стояло между обрезков тонких пальмовых стволов, на которых висели старые рыбацкие сети.
Красные лампы, прикрытые резными чашами колебасов, бросали с потолка причудливые блики.
Полковник пожал руку хозяину, толстеющему молодому человеку, стоявшему у двери, и прошел к стойке бара, где было два-три свободных табурета. Здесь он обедал каждый день.
— Бифштекс и пиво, — бросил он, усаживаясь на высокий неудобный табурет.
— Йе, са… — выдохнул бармен в красной куртке и, обернувшись к окошечку в стене позади себя, торжественно объявил:
— Бифштекс и пиво для мистера Роджерса!
В ожидании бифштекса полковник неторопливо потягивал пиво, холодное и густое, когда вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд и резко обернулся. За столиком в углу сидел Глаголев. Встретившись взглядом с Роджерсом, Глаголев неторопливо допил пиво, бросил в рот горсть соленых орешков из стоявшего перед ним блюдечка, встал и направился к нему.
Полковник Роджерс знал этого русского. Консул Глаголев частенько бывал по служебным делам у сотрудников верховного комиссариата Великобритании. Встречались они и на дипломатических приемах.
— Хэлло, мистер Роджерс! — весело произнес Глаголев. — Не возражаете?
Он кивнул на пустой табурет у стойки.
«А теперь русские, — с тревогой подумал Роджерс. — Разговор первый, но, видать, не последний». И сразу же перешел в наступление.
— Если хотите поговорить о Николаеве, к сожалению, ничем помочь не могу. Обратитесь к гвианийским властям.
Неожиданно для самого себя Роджерс почувствовал, что нервничает.
«Странно, — подумал он. — Что это со мной? Наверное, устал. Устал, и сказывается климат».
— Пива, — коротко бросил бармену Глаголев, будто не расслышав сказанного англичанином.
Он неторопливо, с наслаждением отхлебнул из высокой кружки, улыбнулся. Улыбка была спокойной, уверенной.
«У него в крови наверняка есть что-то татаро-монгольское», — отметил про себя Роджерс. Он ждал, что русский вот-вот начнет говорить о том, о чем, надрываясь, кричали сегодняшние газеты. Но русский молча пил пиво, аккуратно сдувая пышную пену. Потом он неторопливо достал и закурил сигарету, глубоко затянулся. И вдруг насмешливо улыбнулся, прямо в бесстрастное лицо полковника:
— Итак, значит, вы ничего не знаете обо всей этой истории с Николаевым?
Он встал, сунул сигареты в карман:
— Ведь мы же с вами уже давно взрослые люди, мистер Роджерс. И отлично понимаем, откуда и какой дует ветер.
Он слегка поклонился и твердым шагом пошел к выходу.
Полковник вежливо кивнул в ответ и поднес кружку к губам. Пиво показалось ему безвкусным, неприятно теплым.
И опять он подумал, что операция идет как-то не так.
Когда он вернулся к себе, ему доложили, что полчаса назад в штаб-квартире профсоюзов хаджи Имолы окончилась срочная встреча руководителей объединенного забастовочного комитета.
В отличие от штаб-квартиры Конгресса профсоюзов Гвиании здесь было все солидно и респектабельно. Здание было трехэтажное, недавно отремонтированное. У подъезда — стоянка для машин, неоновая вывеска. Внутри — современная металлическая, оклеенная пластиком мебель, цветные телефоны. Кинозал, зал для совещаний, кабинеты.
Хаджи Имола не скрывал своих связей: на стенах его кабинета висели портреты президентов США, американских профсоюзных боссов.
Лицо хаджи Имолы, сидевшего под портретом американского президента, было, как всегда, совершенно бесстрастно. Зеленая чалма, тонкие правильные черты, пепельная кожа. Он молча смотрел перед собой холодными, выцветшими от старости глазами и, казалось, не замечал возбуждения, царившего в комнате.
Растерянно что-то говорил окружавшим его соратникам толстяк Адесанья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80