»
Ему даже на мгновение показалось, что все это происходит с ним во сне, и он обрадовался: стоит только проснуться — и все будет хорошо. Но нет, это был не сон. Это было то, о чем говорили ему и посол, и Глаголев еще тогда, до отъезда на Север. И все их слова, осторожные, тактичные, оказались далеко не «политграмотой», как Петр в душе иронически называл все это тогда.
Петр вздохнул: а ведь он не хуже Глаголева знал, что Гвиания напоминала паровой котел, давление в котором уже приближалось к красной черте взрыва. Знал — и все же рискует оказаться пешкой в чужой игре.
«А что я мог изменить? — думал он. — Отказаться от помощи Стива? Не ездить с Гоке в Общество дружбы? Что должен был делать я, чтобы сейчас не было этой говорильни по телевизору? Чем я виноват, что в жертвы провокации был намечен именно я? Ведь на моем месте мог оказаться любой другой советский гражданин, приехавший в Гвианию!
— О чем вы думаете, сынок?
Голос Прайса вернул Петра к происходящему. Телеоператор теперь показывал зал и собравшихся в нем людей — черных, белых, африканцев, европейцев, азиатов.
— Прошу вопросы! — повторил чиновник.
— Франс Пресс!
В первом ряду вскочил тучный европеец с густыми черными усами.
— Корреспондент Франс Пресс Робер Деладье. Где сейчас мистер Николаев? Арестован ли он? И почему бы не дать ему самому возможность выступить перед нами?
В зале зашумели. Чиновник самодовольно улыбнулся и постучал пальцем по микрофону:
— Мы ждали этого вопроса, джентльмены. Мы готовы к нему. Мистер Николаев в Луисе, но не арестован. К сожалению, он не может сейчас прибыть сюда. Но мы готовы представить вам человека, который знаком с мистером Николаевым почти с самого первого дня его пребывания в Гвиании, человека, который ездил вместе с мистером Николаевым на Север…
Он помолчал, наслаждаясь напряженной тишиной, наступившей в зале.
— Этого человека вы все знаете.
У Петра перехватило дыхание. Он уже знал, кто сейчас выступит против него. Это должен быть тот человек, чье лицо он видел на рисунке Элинор в Огомошо… Боб. Роберт. Роберт Рекорд.
— Гоке Габойе! — выкрикнул в тишину чиновник. Оператор лихорадочно показывал лица. Растерян Адесанья.
Что-то вроде злорадной улыбки прозмеилось на губах хаджи Имолы. Искаженное ненавистью лицо Димоду. И сонное, равнодушное, даже слишком демонстративно-равнодушное лицо Бора. Прайс налил себе целый стакан виски без воды, безо льда.
— Может, выпьете? Помогает…
В голосе полицейского комиссара Петру почудилось сочувствие. Петр отрицательно покачал головой. Прайс отхлебнул виски.
— Бастард! — буркнул он, глядя на экран. Там события развивались своим чередом.
В холл быстро вошел Гоке. Он улыбался, как кинозвезда. На нем был новенький европейский костюм, белоснежная рубашка.
И сразу наступила тишина. Люди, толпившиеся в проходе, расступились перед Гоке, словно боясь, что он их коснется, и он шел к эстраде по человеческому коридору твердым решительным шагом.
Вот он взошел на трибуну, поклонился публике и сел рядом с чиновником.
— Джентльмены!
Чиновник сделал приглашающий жест рукой. Оператор опять показывал сидящих в зале. Вот он задержался на Димоду… Старик что-то шептал, яростное, беззвучное. А вот и Бора. Он спокоен, смотрит на часы. А его товарищи напряглись, подавшись вперед, рты их полуоткрыты.
— Прошу, джентльмены прессы, — повторил свое приглашение чиновник.
— Юнайтед Пресс. Джейн Браун, — выкрикнула дама в сером строгом костюме. — Мистер Габойе, можете ли вы сообщить нам какие-либо конкретные факты, доказывающие все это?..
Тощей рукой она подняла вверх листок с заявлением министерства внутренних дел.
Гоке самоуверенно улыбнулся:
— Конечно!
Оператор показывал его лицо крупно, во весь экран. Петру казалось, что глаза Гоке вперены прямо в него, и он закусил губу, чтобы не выругаться от ненависти.
Гоке помедлил. В зале стояла напряженная тишина. Чиновник нетерпеливо кивнул, и Гоке заговорил.
— Я не имею лично против мистера Николаева абсолютно ничего, — начал он медленно. — Но я за то, чтобы никто не пытался совать нос в наши внутренние дела.
Голос его набирал силу. Он встал, как привык стоять на трибунах митингов, заученным ораторским жестом поднял руку.
— Под предлогом поисков переписки лорда Дункана с султаном Каруны мистер Николаев поехал на Север, чтобы помочь в организации забастовки. Он пытался установить связи с местными коммунистами. Он был в доме, где они обычно собираются.
— Джим Харрисон, «Голос Америки»! — вскочил с места высокий человек с темной кожей. — Являетесь ли вы агентом контрразведки Гвиании?
— Американский негр, — кивнул на него Прайс.
— Нет, — решительно ответил Гоке и покосился на сидящего рядом с ним чиновника.
Тот одобрительно кивнул.
— Что же заставило вас пойти на… Американец не договорил.
— Политические убеждения, — так же решительно отчеканил Гоке.
В зале кто-то издевательски захохотал. Это был Бора. Чиновник тревожно вскинул голову.
— А были они у тебя когда-нибудь, политические убеждения? — насмешливо крикнул Бора. — Или именно они и заставили тебя стать агентом-провокатором?
— Я прикажу удалить вас из зала! — вскочил чиновник. Зал взорвался. Профсоюзники с грохотом повскакивали с мест.
— Долой! Долой! — яростно кричали они и махали тяжелыми кулаками в сторону эстрады.
Но весь этот шум перекрыл тренированный голос Гоке.
— Если хотите — да! — зло выкрикнул он. — Белые есть белые. Они всегда эксплуатировали и черных, и желтых, и цветных. И чем больше они будут грызть друг другу глотки, тем лучше будет для нас, африканцев!
— Демагогия! И вы верите, что этот оборотень действительно печется о нас, африканцах?
Бора уже стоял и, показывая пальцем на Гоке, обращался к затихшему залу.
— Я не верю. Даже этот паршивый расизм, которым он хочет сейчас прикрыться, присоветован ему хозяевами. Только которыми — англичанами или американцами? Он ведь служил и тем и другим!
— Ты ответишь мне за это! — почти прошипел Гоке, стискивая кулаки.
Бора иронически улыбнулся:
— Я готов. А ты?
Чиновник нервно расстегнул воротничок своей туго накрахмаленной рубашки:
— Господа! Дайте слово журналистам!
— Рональд Мёрфи. «Гардиан», — встал молодой человек в светлом костюме. — Не связывается ли смерть американского ученого Смита с поездкой мистера Николаева на Север?
Уже овладевший собою Гоке быстро глянул на чиновника. Тот чуть заметно кивнул.
— Мистер Николаев был в лагере доктора Смита, — твердо сказал Гоке. — Он…
Экран телевизора внезапно погас.
— Вечно у них что-нибудь ломается! — голос Прайса был пьяно-благодушен. Стакан в его руке был почти пуст. — Без нас, европейцев, они беспомощнее детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Ему даже на мгновение показалось, что все это происходит с ним во сне, и он обрадовался: стоит только проснуться — и все будет хорошо. Но нет, это был не сон. Это было то, о чем говорили ему и посол, и Глаголев еще тогда, до отъезда на Север. И все их слова, осторожные, тактичные, оказались далеко не «политграмотой», как Петр в душе иронически называл все это тогда.
Петр вздохнул: а ведь он не хуже Глаголева знал, что Гвиания напоминала паровой котел, давление в котором уже приближалось к красной черте взрыва. Знал — и все же рискует оказаться пешкой в чужой игре.
«А что я мог изменить? — думал он. — Отказаться от помощи Стива? Не ездить с Гоке в Общество дружбы? Что должен был делать я, чтобы сейчас не было этой говорильни по телевизору? Чем я виноват, что в жертвы провокации был намечен именно я? Ведь на моем месте мог оказаться любой другой советский гражданин, приехавший в Гвианию!
— О чем вы думаете, сынок?
Голос Прайса вернул Петра к происходящему. Телеоператор теперь показывал зал и собравшихся в нем людей — черных, белых, африканцев, европейцев, азиатов.
— Прошу вопросы! — повторил чиновник.
— Франс Пресс!
В первом ряду вскочил тучный европеец с густыми черными усами.
— Корреспондент Франс Пресс Робер Деладье. Где сейчас мистер Николаев? Арестован ли он? И почему бы не дать ему самому возможность выступить перед нами?
В зале зашумели. Чиновник самодовольно улыбнулся и постучал пальцем по микрофону:
— Мы ждали этого вопроса, джентльмены. Мы готовы к нему. Мистер Николаев в Луисе, но не арестован. К сожалению, он не может сейчас прибыть сюда. Но мы готовы представить вам человека, который знаком с мистером Николаевым почти с самого первого дня его пребывания в Гвиании, человека, который ездил вместе с мистером Николаевым на Север…
Он помолчал, наслаждаясь напряженной тишиной, наступившей в зале.
— Этого человека вы все знаете.
У Петра перехватило дыхание. Он уже знал, кто сейчас выступит против него. Это должен быть тот человек, чье лицо он видел на рисунке Элинор в Огомошо… Боб. Роберт. Роберт Рекорд.
— Гоке Габойе! — выкрикнул в тишину чиновник. Оператор лихорадочно показывал лица. Растерян Адесанья.
Что-то вроде злорадной улыбки прозмеилось на губах хаджи Имолы. Искаженное ненавистью лицо Димоду. И сонное, равнодушное, даже слишком демонстративно-равнодушное лицо Бора. Прайс налил себе целый стакан виски без воды, безо льда.
— Может, выпьете? Помогает…
В голосе полицейского комиссара Петру почудилось сочувствие. Петр отрицательно покачал головой. Прайс отхлебнул виски.
— Бастард! — буркнул он, глядя на экран. Там события развивались своим чередом.
В холл быстро вошел Гоке. Он улыбался, как кинозвезда. На нем был новенький европейский костюм, белоснежная рубашка.
И сразу наступила тишина. Люди, толпившиеся в проходе, расступились перед Гоке, словно боясь, что он их коснется, и он шел к эстраде по человеческому коридору твердым решительным шагом.
Вот он взошел на трибуну, поклонился публике и сел рядом с чиновником.
— Джентльмены!
Чиновник сделал приглашающий жест рукой. Оператор опять показывал сидящих в зале. Вот он задержался на Димоду… Старик что-то шептал, яростное, беззвучное. А вот и Бора. Он спокоен, смотрит на часы. А его товарищи напряглись, подавшись вперед, рты их полуоткрыты.
— Прошу, джентльмены прессы, — повторил свое приглашение чиновник.
— Юнайтед Пресс. Джейн Браун, — выкрикнула дама в сером строгом костюме. — Мистер Габойе, можете ли вы сообщить нам какие-либо конкретные факты, доказывающие все это?..
Тощей рукой она подняла вверх листок с заявлением министерства внутренних дел.
Гоке самоуверенно улыбнулся:
— Конечно!
Оператор показывал его лицо крупно, во весь экран. Петру казалось, что глаза Гоке вперены прямо в него, и он закусил губу, чтобы не выругаться от ненависти.
Гоке помедлил. В зале стояла напряженная тишина. Чиновник нетерпеливо кивнул, и Гоке заговорил.
— Я не имею лично против мистера Николаева абсолютно ничего, — начал он медленно. — Но я за то, чтобы никто не пытался совать нос в наши внутренние дела.
Голос его набирал силу. Он встал, как привык стоять на трибунах митингов, заученным ораторским жестом поднял руку.
— Под предлогом поисков переписки лорда Дункана с султаном Каруны мистер Николаев поехал на Север, чтобы помочь в организации забастовки. Он пытался установить связи с местными коммунистами. Он был в доме, где они обычно собираются.
— Джим Харрисон, «Голос Америки»! — вскочил с места высокий человек с темной кожей. — Являетесь ли вы агентом контрразведки Гвиании?
— Американский негр, — кивнул на него Прайс.
— Нет, — решительно ответил Гоке и покосился на сидящего рядом с ним чиновника.
Тот одобрительно кивнул.
— Что же заставило вас пойти на… Американец не договорил.
— Политические убеждения, — так же решительно отчеканил Гоке.
В зале кто-то издевательски захохотал. Это был Бора. Чиновник тревожно вскинул голову.
— А были они у тебя когда-нибудь, политические убеждения? — насмешливо крикнул Бора. — Или именно они и заставили тебя стать агентом-провокатором?
— Я прикажу удалить вас из зала! — вскочил чиновник. Зал взорвался. Профсоюзники с грохотом повскакивали с мест.
— Долой! Долой! — яростно кричали они и махали тяжелыми кулаками в сторону эстрады.
Но весь этот шум перекрыл тренированный голос Гоке.
— Если хотите — да! — зло выкрикнул он. — Белые есть белые. Они всегда эксплуатировали и черных, и желтых, и цветных. И чем больше они будут грызть друг другу глотки, тем лучше будет для нас, африканцев!
— Демагогия! И вы верите, что этот оборотень действительно печется о нас, африканцах?
Бора уже стоял и, показывая пальцем на Гоке, обращался к затихшему залу.
— Я не верю. Даже этот паршивый расизм, которым он хочет сейчас прикрыться, присоветован ему хозяевами. Только которыми — англичанами или американцами? Он ведь служил и тем и другим!
— Ты ответишь мне за это! — почти прошипел Гоке, стискивая кулаки.
Бора иронически улыбнулся:
— Я готов. А ты?
Чиновник нервно расстегнул воротничок своей туго накрахмаленной рубашки:
— Господа! Дайте слово журналистам!
— Рональд Мёрфи. «Гардиан», — встал молодой человек в светлом костюме. — Не связывается ли смерть американского ученого Смита с поездкой мистера Николаева на Север?
Уже овладевший собою Гоке быстро глянул на чиновника. Тот чуть заметно кивнул.
— Мистер Николаев был в лагере доктора Смита, — твердо сказал Гоке. — Он…
Экран телевизора внезапно погас.
— Вечно у них что-нибудь ломается! — голос Прайса был пьяно-благодушен. Стакан в его руке был почти пуст. — Без нас, европейцев, они беспомощнее детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80