ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Но теперь для меня эта лафа кончается, — вздохнул Фридрих. — На этаже все чаевые забирает кельнер, а мы остаемся сидеть у разбитого корыта. В следующем году с вами будет то же самое.
Фридрих снова принялся сосредоточенно разглядывать свои ноги.
Кстати, как ни странно, те ребята, которые особенно гоняются за чаевыми, получают меньше всех. Наверное, гости чувствуют, когда думаешь только об их деньгах. Вот, например, те пять долларов достались мне совершенно случайно: у американца газета упала на пол, а я ее поднял. Ни о каких чаевых и не подумал. И вдруг у меня в руках эта купюра. Вот умора!
Это здорово, по-товарищески, что ты мне все рассказал, — признался Петер.
Да уж конечно, — ухмыльнулся Фридрих. — Так что можешь меня отблагодарить.
Что ты имеешь в виду?
Все очень просто. Баронесса обычно платит две марки. Мы должны поделить эти деньги пополам, но я предлагаю отдать всю сумму посыльному Фридриху… — Он блуждал глазами по потолку, как будто там что-то было не в порядке.
Согласен, — кивнул Петер.
Благодарствуйте. — Взгляд Фридриха с потолка переместился на циферблат ручных часов. — Пора! — Правой рукой он нажал белую кнопку на стене и, закинув ногу на ногу, стал ждать.
Через две-три минуты раздался стук в дверь. Петер вскочил со своего кресла и хотел скорее сунуть ноги в туфли. Фридрих же был само спокойствие, даже не шевельнулся, только крикнул:
— Войдите!
Дверь приоткрылась.
Вызывали, госпожа ба… — Официант, работающий на этаже, осекся на полуслове.
Пять завтраков, как обычно, — со скучающим видом сказал Фридрих. — Молоко чтобы было не слишком горячее, а хлеб не слишком свежий.
Болван! — сказал официант и исчез.
Тем временем изо всех углов снова зафыркало и зашипело. У Мохаммеда в лапках торчал пучок конского волоса, Катя глодала пружину, вылезающую из кресла. Даже Эсмеральда высунула голову из бесконечных подушечек и одеялец. Животные, видно, разволновались, заслышав про хлеб и молоко.
За окном по Альстеру плыли первые парусные лодки.
Незадолго до конца своей первой смены Петер получил и первые чаевые. Они упали в его карман, словно с неба. Главный портье послал его вместе с Фридрихом осмотреть подсобные помещения.
Начни с подвала и покажи ему каждый угол, чтобы был в курсе дела.
Есть показать каждый угол, — повторил Фридрих, и мальчики побежали по этажам, снизу вверх, до самого чердака. Здесь, на верхотуре, каждый вечер зажигали огромный шар с рекламой "Атлантика", установленный на крыше. Поскольку на чердаке было довольно темно и неуютно, ребята побыстрее улизнули оттуда, тем более что надо было пройти еще пять лестничных маршей.
Когда Петер и Фридрих уже собирались доложить Крюгеру о своем возвращении, к ним вдруг подбежала маленькая девочка. Она скакала на одной ножке и напоминала снежинку. Снежинка Дважды сделала книксен и на ломаном немецком тоненьким голоском сказала:
— Спасибо и до свиданья! — При этом она протянула каждому из посыльных новенькую монету достоинством в одну марку. Это выглядело так, будто она раздает подружкам сливочную помадку.
Малышка в белом платьице была дочкой отъезжающей французской пары. Родители уже стояли у вертящейся двери и улыбаясь смотрели на дочь. Фридрих и Петер поблагодарили девочку, поклонились родителям.
— Viens cherie! —воскликнула мать-француженка, и девочка поскакала за ней.
Посыльный у двери также удостоился книксена и новенькой монетки.
Девочка радостно засмеялась, захлопала в ладошки и исчезла.
Когда гости уезжают, посыльные получают самый жирный приварок! Особенно если тебе повезло и ты стоишь у двери! — объяснил Фридрих. — Кстати, первые чаевые надо сохранить, это приносит счастье.
Так и сделаю! — пообещал Петер.
По дороге домой он проходил мимо цветочного киоска.
Фиалки! Первые фиалки! — кричал пожилой продавец, все время покашливая.
На одну марку! — попросил Петер и получил целую охапку фиалок, завернутых в газетную бумагу.
"Половину поставлю на швейную машинку, а остальные фрау Пфанрот найдет на кухне, возле газовой плиты", — подумал он не без удовольствия и зашагал в сторону сортировочной станции.
МЫ ПЛАВАЕМ НА ЯРКО-КРАСНОМ ВОЗДУШНОМ ШАРЕ
Сомнений не было: за одну ночь пришла весна.
В городском парке расцвели розы "Форсайт", на рынках появилась первая спаржа, цветочные ящики на окнах домов запестрели голубыми, белыми, красными цветами примулы, герани и гиацинтов.
Регулировщику уличного движения в центре Штефансплац прямо на плечо сел майский жук. К счастью, полицейский его не заметил, потому что как ра*з переключал светофор на красный. Иначе жук непременно угодил бы в спичечный коробок, потому что у регулировщика были дети, обожавшие майских жуков.
Солнце светило, как летом, и небо было таким голубым, каким бывает только на цветных открытках с видами Неаполя и Флориды.
В это голубое небо поднялся гигантский ярко-красный апельсин. Он оказался не чем иным, как воздушным шаром, рекламирующим зубную пасту "Пепсодент". Шар поднимался все выше и выше и потом поплыл от высотных домов на Гринделе в сторону главного вокзала. Наверное, было бы здорово оказаться на этом воздушном шаре и, лежа на животе, смотреть вниз на город — на площади, улицы, дворы — и даже заглянуть через окна в квартиры, где живут люди. Возможность посмотреть с ярко-красного воздушного шара вниз была бы не только прекрасна, но и чрезвычайно интересна и полезна. Тогда мы могли бы найти и увидеть их всех — господина Винкельмана, фрау Пфанрот, Шерифа и других…
Был четверг, девять тридцать две утра.
Матушка Пфанрот открывала окно, когда яркий воздушный шар проплывал над сортировочной станцией. Она отворила обе оконные створки, передвинула швейную машинку на солнышко и села, как обычно, за работу, делая ногами движения, словно едет на велосипеде. Под рокот своей машинки она думала о Петере и о том, что он ей рассказал о своих первых днях в "Атлантике". Его рассказ рождал в ней самые радужные надежды на будущее. Итак, у мамаши Пфанрот были все основания быть довольной. Она и была в хорошем настроении. И даже насвистывала какую-то веселую мелодию.
В это же время господин Винкельман находился во дворе скотобойни, где шли торги. Вокруг него мельтешили телята, коровы, свиньи. Все вокруг мычало, хрюкало, блеяло, так что и человеческого голоса нельзя было расслышать. Человек, руководивший торгами, должен был перекричать всех коров и быков. Господин Винкельман не кричал. Выбрав приглянувшийся экземпляр, он просто поднимал вверх левую руку с зажженной сигарой.
В боковом флигеле "А" уголовной полиции, на втором этаже, в комнате 247, в это же время поднял левую руку комиссар Лукас. Но лишь для того, чтобы в тот же миг хлопнуть ею, как мухобойкой, по столу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63