За спинами скомканные хвостики гимнастерок. Ладони прижаты к карманам обвисших шаровар.
— Прямо-о... Шагом... арш!
Сержант Ворсин шел рядом с колонной пружинистой и какой-то цепкой походкой. А сбоку его, нестройно топоча,сбиваясь с ноги, старательно маршировали двенадцать человек.
Они топали мимо станков для штыкового боя, мимо штурмовых мостиков и рвов с зеленой и вонючей водой.
— Рядовой Коваленко! — негромко позвал Ворсин, и. Володька вздрогнул и наступил на пятку идущему впереди.
— Песню, Коваленко!
Володька обернулся на ходу и увидел, что Ворсин идет рядом.
— У меня нет голоса,— ответил он.— Я не умею петь...
— Вас не спрашивают. Отставить разговоры! — прикрикнул Ворсин.— Запева-а-ай!!!
Володька покраснел и стиснул зубы.
— Не умеешь — научим,— спокойно произнес Ворсин.— Нам Карузо не нужен... Запевай!
Володька молчал. Он слышал только грохот ботинок, дыхание идущих рядом и мысленно шептал самому себе: не буду... не буду...
— Бегом!!— скомандовал Ворсин, и колонна кинулась вперед.
— Ложись!!
Люди с размаху бросались на твердый булыжник.
— Встать! Запевай!!
...Не буду... Не буду... Не буду...
— Бегом!!
На спине бегущего впереди расползалось темное пятно пота. Пот выступил на Володькином лице. Ботинки стали тяжелыми и жаркими. Рубцы портянок врезались в кожу.
— Ложи-и-ись!!
Он упал на землю, тяжело дыша, прижался щекой к холодному булыжнику. Сердце стучало об землю. Глаза застилал желтый туман.
— Встать! Бего-о-ом!!
Они медленно поднимались, уже не имея сил отряхнуться от пыли и ничего не видя перед собой, беспорядочной толпой загрохали по краю плаца.
И вдруг раздался слабый, задыхающийся, протяжный голос:
...Кипучая... Могучая... Никем непобедимая..
Взвод подхватил-песню на разные голоса, без мелодии, и понес ее, еще не окрепшую, по раскаленному солнцем плацу.
Ворсин махнул рукой:
— Отставить!!
Колонна остановилась возле столовой. С крыльца сошел лейтенант. Володька не слышал, что ему докладывал сержант. Он видел только бледное обострившееся лицо мальчишки, своего командира, который, не отрываясь, смотрел на него, Володьку. Но ему сейчас все было безразлично, пусть делают что хотят, хоть выведут перед всем полком вот таким — грязным, запыленным, с лицом, стянутым высохшим потом. Он и тогда будет мысленно твердить только одно: я же сказал... Я не умею петь... сказал...
Лейтенант подошел к Володьке, и рука его, трогающая правую бровь, дрожала.
— Вот как вы начинаете службу в армии... С неповиновения командиру? — сухо спросил он и, круто повернувшись, зашагал в столовую.
Перед строем оставался Ворсин.
— За неподчинение приказанию рядовому Коваленко назначается наряд вне очереди... За казармы. Чистить уборные!
Прекрасные вечера в казарме после ужина, в часы личного времени. Кто пришивает чистый подворотничок, кто сочиняет домой письма, а там, в углу, сидят на скамейке и шпарят анекдоты. А тем, кому ночью на дежурство, спят, засунув головы под подушки... Делай, что хочешь — мо- . жешь ходить в одной рубашке между нар, можешь просто подумать — сядь у окна, подопри подбородок руками и смотри в стекло, в котором отражаются огни казармы и плывет сумрак наступающей темноты...
Писем от матери Володька давно не получает... Пишет, а ответа все нет. Немцы уже близко подошли к родному городу... Что же с мамой? И Шура давно не приходит, соскучился... Скорей бы на фронт, там он бы себя показал, там не голос его нужен будет, а другое... А то: «Запева-а-ай!» Да что, в атаку с песнями ходят?! Там: «Ура-а!» — штык вперед и на врага... Там пулеметы, винтовки...
За стенами казармы протяжно пропела труба. Сержант Ворсин показался в дверях и зычно скомандовал:
— Отбо-о-ой!
ВИНТОВКИ
Винтовок в роте было много, и ценности особенной они не представляли. Они валялись под нарами. Их обломки находили на мусорной куче у пище-
блока. Винтовками был забит небольшой чулан в углу казармы. Если надо было, то лучинами, нащепленными из прикладов, дневальные растапливали большие печи полковой кухни. Одной винтовкой меньше-больше, какая разница?! В столярке у плаца три плотника пилили и строгали из сосновых досок все новые и новые белые, гладкие, без задоринки, пахнущие смолой, легонькие винтовочки. А потом полковые шорники приделывали к ним узенькие ремешки. Кузнецы отковывали штыки из мягкого железа, и на тебе, солдат, грозное оружие, чтобы оно лежало у тебя па плече, когда ты в жару и пыль трамбуешь ботинками булыжники плаца, чтобы оно взлетало в твоих руках, распарывая брюхо опилочных чучел!..
Были и пулеметы. К ним относились посерьезнее. Окрашенные в зеленый цвет, поставленные на кругляши, отпиленные от чурбаков, на учениях пулеметы отчаянно заливались встроенными в них деревянными трещотками...
Гранаты делали в той же кузнице. Нарезали на короткие отрезки металлическую трубу и всаживали в них деревянные ручки. Эти гранаты взлетали в небо, описывая кривые, падали на землю и рикошетили, как мячики, высекая из камней искры. V
Правда, в учебных классах были настоящие винтовки, пулеметы и гранаты. Разрезанные на части, распиленные вдоль и поперек, они лежали на стендах, помеченные чьей-то рукой аккуратными номерами, выписанными желтой масляной краской.
Однажды лейтенант повел взвод на полигон, за военный городок. В полевой сумке он нес боевую гранату. Приказав всем залечь, лейтенант отошел от цепи метров на десять и вынул гранату, вставив капсуль. Оглянувшись на бойцов, он разбежался и далеко ее зашвырнул.
Володька увидел, как она упала под одинокое дерево, взметнув небольшой фонтанчик пыли, и, весь внутренне съежившись, уткнулся лицом в теплую землю, ожидая страшный грохот взрыва. Прошла томительная секунда, н он медленно приподнял голову. Под деревом глухо щелкнуло, и в воздух взлетел узкий и высокий столб дыма.
Лейтенант вскочил на ноги, и вся цепь, ломая порядок, наперегонки бросилась к воронке.Черная неглубокая ямка еще дымилась. Возле нее ваялись срезанные ветки и распотрошенная старая ворона перебитыми крыльями.
Возбужденно галдя и толкая друг друга, парни руками разгребали землю и вытаскивали гранатные осколки — горячие кусочки исковерканной жести, такие маленькие и безобидные на вид, что- вызывали только удивление...
А наутро сыграли учебную тревогу. Выскочили из казармы, на ходу забрасывая за спины винтовки. Построились в колонну и торопливо направились за колючую проволоку ограждения городка.
Шли долго. Солнце поднялось в зенит и раскалило песчаные дюны. Песок захрустел на зубах. Он забивался в ботинки, и ноги зудели, растертые в кровь. Лейтенант подал команду — бегом!
Ломая ряды, все тяжело затрусили вперед. Раздавалось только хриплое дыхание множества людей, деревянный стук лопаток о винтовки и шорох осыпаемой земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— Прямо-о... Шагом... арш!
Сержант Ворсин шел рядом с колонной пружинистой и какой-то цепкой походкой. А сбоку его, нестройно топоча,сбиваясь с ноги, старательно маршировали двенадцать человек.
Они топали мимо станков для штыкового боя, мимо штурмовых мостиков и рвов с зеленой и вонючей водой.
— Рядовой Коваленко! — негромко позвал Ворсин, и. Володька вздрогнул и наступил на пятку идущему впереди.
— Песню, Коваленко!
Володька обернулся на ходу и увидел, что Ворсин идет рядом.
— У меня нет голоса,— ответил он.— Я не умею петь...
— Вас не спрашивают. Отставить разговоры! — прикрикнул Ворсин.— Запева-а-ай!!!
Володька покраснел и стиснул зубы.
— Не умеешь — научим,— спокойно произнес Ворсин.— Нам Карузо не нужен... Запевай!
Володька молчал. Он слышал только грохот ботинок, дыхание идущих рядом и мысленно шептал самому себе: не буду... не буду...
— Бегом!!— скомандовал Ворсин, и колонна кинулась вперед.
— Ложись!!
Люди с размаху бросались на твердый булыжник.
— Встать! Запевай!!
...Не буду... Не буду... Не буду...
— Бегом!!
На спине бегущего впереди расползалось темное пятно пота. Пот выступил на Володькином лице. Ботинки стали тяжелыми и жаркими. Рубцы портянок врезались в кожу.
— Ложи-и-ись!!
Он упал на землю, тяжело дыша, прижался щекой к холодному булыжнику. Сердце стучало об землю. Глаза застилал желтый туман.
— Встать! Бего-о-ом!!
Они медленно поднимались, уже не имея сил отряхнуться от пыли и ничего не видя перед собой, беспорядочной толпой загрохали по краю плаца.
И вдруг раздался слабый, задыхающийся, протяжный голос:
...Кипучая... Могучая... Никем непобедимая..
Взвод подхватил-песню на разные голоса, без мелодии, и понес ее, еще не окрепшую, по раскаленному солнцем плацу.
Ворсин махнул рукой:
— Отставить!!
Колонна остановилась возле столовой. С крыльца сошел лейтенант. Володька не слышал, что ему докладывал сержант. Он видел только бледное обострившееся лицо мальчишки, своего командира, который, не отрываясь, смотрел на него, Володьку. Но ему сейчас все было безразлично, пусть делают что хотят, хоть выведут перед всем полком вот таким — грязным, запыленным, с лицом, стянутым высохшим потом. Он и тогда будет мысленно твердить только одно: я же сказал... Я не умею петь... сказал...
Лейтенант подошел к Володьке, и рука его, трогающая правую бровь, дрожала.
— Вот как вы начинаете службу в армии... С неповиновения командиру? — сухо спросил он и, круто повернувшись, зашагал в столовую.
Перед строем оставался Ворсин.
— За неподчинение приказанию рядовому Коваленко назначается наряд вне очереди... За казармы. Чистить уборные!
Прекрасные вечера в казарме после ужина, в часы личного времени. Кто пришивает чистый подворотничок, кто сочиняет домой письма, а там, в углу, сидят на скамейке и шпарят анекдоты. А тем, кому ночью на дежурство, спят, засунув головы под подушки... Делай, что хочешь — мо- . жешь ходить в одной рубашке между нар, можешь просто подумать — сядь у окна, подопри подбородок руками и смотри в стекло, в котором отражаются огни казармы и плывет сумрак наступающей темноты...
Писем от матери Володька давно не получает... Пишет, а ответа все нет. Немцы уже близко подошли к родному городу... Что же с мамой? И Шура давно не приходит, соскучился... Скорей бы на фронт, там он бы себя показал, там не голос его нужен будет, а другое... А то: «Запева-а-ай!» Да что, в атаку с песнями ходят?! Там: «Ура-а!» — штык вперед и на врага... Там пулеметы, винтовки...
За стенами казармы протяжно пропела труба. Сержант Ворсин показался в дверях и зычно скомандовал:
— Отбо-о-ой!
ВИНТОВКИ
Винтовок в роте было много, и ценности особенной они не представляли. Они валялись под нарами. Их обломки находили на мусорной куче у пище-
блока. Винтовками был забит небольшой чулан в углу казармы. Если надо было, то лучинами, нащепленными из прикладов, дневальные растапливали большие печи полковой кухни. Одной винтовкой меньше-больше, какая разница?! В столярке у плаца три плотника пилили и строгали из сосновых досок все новые и новые белые, гладкие, без задоринки, пахнущие смолой, легонькие винтовочки. А потом полковые шорники приделывали к ним узенькие ремешки. Кузнецы отковывали штыки из мягкого железа, и на тебе, солдат, грозное оружие, чтобы оно лежало у тебя па плече, когда ты в жару и пыль трамбуешь ботинками булыжники плаца, чтобы оно взлетало в твоих руках, распарывая брюхо опилочных чучел!..
Были и пулеметы. К ним относились посерьезнее. Окрашенные в зеленый цвет, поставленные на кругляши, отпиленные от чурбаков, на учениях пулеметы отчаянно заливались встроенными в них деревянными трещотками...
Гранаты делали в той же кузнице. Нарезали на короткие отрезки металлическую трубу и всаживали в них деревянные ручки. Эти гранаты взлетали в небо, описывая кривые, падали на землю и рикошетили, как мячики, высекая из камней искры. V
Правда, в учебных классах были настоящие винтовки, пулеметы и гранаты. Разрезанные на части, распиленные вдоль и поперек, они лежали на стендах, помеченные чьей-то рукой аккуратными номерами, выписанными желтой масляной краской.
Однажды лейтенант повел взвод на полигон, за военный городок. В полевой сумке он нес боевую гранату. Приказав всем залечь, лейтенант отошел от цепи метров на десять и вынул гранату, вставив капсуль. Оглянувшись на бойцов, он разбежался и далеко ее зашвырнул.
Володька увидел, как она упала под одинокое дерево, взметнув небольшой фонтанчик пыли, и, весь внутренне съежившись, уткнулся лицом в теплую землю, ожидая страшный грохот взрыва. Прошла томительная секунда, н он медленно приподнял голову. Под деревом глухо щелкнуло, и в воздух взлетел узкий и высокий столб дыма.
Лейтенант вскочил на ноги, и вся цепь, ломая порядок, наперегонки бросилась к воронке.Черная неглубокая ямка еще дымилась. Возле нее ваялись срезанные ветки и распотрошенная старая ворона перебитыми крыльями.
Возбужденно галдя и толкая друг друга, парни руками разгребали землю и вытаскивали гранатные осколки — горячие кусочки исковерканной жести, такие маленькие и безобидные на вид, что- вызывали только удивление...
А наутро сыграли учебную тревогу. Выскочили из казармы, на ходу забрасывая за спины винтовки. Построились в колонну и торопливо направились за колючую проволоку ограждения городка.
Шли долго. Солнце поднялось в зенит и раскалило песчаные дюны. Песок захрустел на зубах. Он забивался в ботинки, и ноги зудели, растертые в кровь. Лейтенант подал команду — бегом!
Ломая ряды, все тяжело затрусили вперед. Раздавалось только хриплое дыхание множества людей, деревянный стук лопаток о винтовки и шорох осыпаемой земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61