Впрочем, спорить нечего, скажи — залезть не можешь!
С этими словами я разочарованно отхожу в сторону. Там Толя уже расчистил клочок почвы и развел огонек. Сизая струйка дыма поднимается вверх, дрожит и колеблется в воздухе.
— Вот видишь, Толька, и дядька твой спасовал. А вспомни, что ты говорил утром. Он, мол, гвардеец, он все достанет. Вот и достал! Ну что же молчишь? Как видишь, этот великан не по плечу и твоему здоровенному дядьке. Давай-ка лучше завтрак готовить.
Бросаю на землю походный топор, снимаю заплечный мешок и пытаюсь усесться на толстый ствол когда-то упавшего дерева. Но предательский ствол не выдерживает моей тяжести. С хрустом ломается его кора, а я проваливаюсь в середину. Облако удушливой коричневой пыли скрывает от меня окружающее. Где-то рядом свистит перепуганный бурундук, пытаясь выбраться из своего жилища, да смеются, хохочут над моей неудачей ребята. Чтобы не наглотаться удушливой пыли, весь в паутине и древесной трухе, на потеху ребятам, я с трудом выбираюсь наружу. Но... они не обращают на меня внимания.
— Вылетела, вылетела!.. — кричит Толька, указывая вверх
и в сторону.
«Откуда что вылетело? А... наверное, утка из дупла»,— доходит до моего сознания.
— Видишь, значит, есть гнездо, значит, ничего мы не напутали! — наступаю я на Васю.
— Теперь достанем, Евгений Павлович,— уверенно заявляет он.
— Достанем теперь! — потирая руки, петушится и Толька.
— А сейчас домой,— командую я.— Надо достать веревку, соорудить лестницу и в первый сухой день нагрянуть сюда.
Мы оставляем прогалину и, выбравшись на берег протоки, усаживаемся в лодку.
Но почему гнездо мандаринки, ее яйца интересуют меня в такой степени?
Попав в Уссурийский край весной 1938 года, я впервые увидел мандаринку в естественной обстановке. Она поразила меня не только замечательной красотой, но и своими повадками. Вот, представьте себе, парочка уток, громко крякая, летит сквозь лесную чащу. Как настоящие лесные птицы, они лавируют между деревьями и, миновав лес, опускаются на проточку.
— Смотрите, «японки» сидят,— в другой раз указывает едущий со мной мальчик на большое нависшее дерево.
Я поднимаю голову и вижу парочку мандаринок. Селезень и уточка спокойно отдыхают, сидя на раскидистой ветви тенистого дерева. Кругом журчит, струится вода, цветет черемуха, гудят пчелы. И хотя мы на охоте и мандаринка в моих глазах драгоценность, я откладываю ружье в сторону и, не сводя глаз с отдыхающей парочки, медленно проплываю под деревом.
Как уже знает читатель, мандаринки гнездятся в древесных дуплах. Как же спускаются оттуда маленькие утята, если дупло находится на большой высоте?
— Наверное, утка их на воду переносит,— обычно отвечали рыбаки и охотники, когда я задавал этот вопрос.
— Утята сами из дупла на землю прыгают,— не вступая в спор, позднее поясняет мой давнишний юный приятель, ныне погибший на войне Ваня Евченко.— С высоких деревьев прыгают и целы остаются.
Много я побродил по лесным островам Большой Уссурки, не раз часами сидел под дуплистым деревом, пока убедился, что Ваня говорит правду. Сейчас мне хорошо известно, что мандаринка криком выманивает утят из дупла наружу и те прыгают, вернее, падают с большой высоты на землю и бегут к воде. Только единственный раз мне привелось сделать необычное наблюдение. Взрослая мандаринка вылетела из дупла, и, как только коснулась воды, с ней рядом появился утенок. Обе птицы поплыли к затопленному тальнику, где к ним присоединились другие утята. В редких случаях, вероятно, утка переносит из дупла на воду слабенького утенка. Впрочем, нет ничего особенного, если утята безболезненно совершают прыжки с высоких деревьев. Маленькие утята не только от холода, но и от ушибов, как броней, защищены пышным пуховым покровом.
Я невольно мысленно переношусь на Север, в холодное Баренцево море. В памяти воскресает большой остров. Его высокая часть занята однообразной тундрой: скудная почва, озера, камни, шапки лишайника. Отвесной стеной тундра обрывается к морю. На скалах бесчисленные птицы — белые, черные. Сплошной массой сидят они на карнизах, заполняют воздух, а ниже медленно вздымаются тяжелые волны, катятся к острову и, достигнув прибрежных камней, превращаются в белую пену. Издали глухо шумит море, кричат птицы. Это один из птичьих базаров нашего Севера.
Я иду по тундре. Неожиданно в двух шагах впереди меня появляется гага.
Большая темная утка вперевалку бежит к обрыву; следом за ней бегут пять маленьких пуховичков. Что же будет дальше?
Добежав до края, гага слетает в море, гагачата исчезают в обрыве. Несколько минут спустя с помощью бинокля я нахожу гагу. Преодолевая волны, она отплывает от берега, за ней следом, собравшись в тесную кучку, плывут пять пуховичков: гагачата благополучно спустились к морю.
Если однодневные гагачата способны прыгать с высоких скал, почему бы не прыгать утятам мандаринки с высоких деревьев?
В первом случае внизу голые камни, а здесь земля покрыта травой и валежником.
Знакомясь с образом жизни мандаринки, выясняя, как ее утята спускаются с высоких гнезд на землю, я пропустил время и не собрался взять кладку яиц мандаринки для своей коллекции.
Впрочем, еще не все было потеряно. Рассчитывая найти запоздавшую кладку утки, я с большим увлечением приступил к поискам. И мне улыбнулось счастье. Несколько дней спустя я нашел дупло, куда утка-мандаринка откладывала яйца. Это произошло так интересно, что я не могу умолчать об этом случае.
Однажды в надежде поймать мягкотелую черепаху я осторожно выбрался из чащи к берегу лесного затона и осмотрел его отмели. Черепах на отмели не было видно. В прозрачной воде кружились на одном месте какие-то мелкие рыбешки. Но меня больше интересуют птицы — я орнитолог. И повернув обратно, я только намеревался уйти от затона, как увидел парочку мандаринок. Утка и селезень плавали под нависшей лозой противоположного берега. Осторожно присев на первую кочку, я застыл На месте и стал наблюдать за утками.
Сначала мандаринки вели себя так, как и прочие утки. Они Плавали, время от времени проглатывали пищу. Но вдруг утка, громко крякнув, нырнула. Потом, появившись на одно мгновение, опять скрылась под водой. Испуганный селезень почти повторил Движение своей подруги, однако, когда он появился вновь, утки Уже не было видно.
Издавая мелодичную трель, селезень беспокойно побегал по занесенным сюда в половодье корчам, но потом успокоился. Видимо, он привык к подобным выходкам своей подруги. Еще раз издав призывную трель, селезень перелетел на соседнюю проточку.
Только после этого появилась утка. Она бесшумно поднялась в воздух и, молча пролетев метров сорок, исчезла в дупле старого тополя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
С этими словами я разочарованно отхожу в сторону. Там Толя уже расчистил клочок почвы и развел огонек. Сизая струйка дыма поднимается вверх, дрожит и колеблется в воздухе.
— Вот видишь, Толька, и дядька твой спасовал. А вспомни, что ты говорил утром. Он, мол, гвардеец, он все достанет. Вот и достал! Ну что же молчишь? Как видишь, этот великан не по плечу и твоему здоровенному дядьке. Давай-ка лучше завтрак готовить.
Бросаю на землю походный топор, снимаю заплечный мешок и пытаюсь усесться на толстый ствол когда-то упавшего дерева. Но предательский ствол не выдерживает моей тяжести. С хрустом ломается его кора, а я проваливаюсь в середину. Облако удушливой коричневой пыли скрывает от меня окружающее. Где-то рядом свистит перепуганный бурундук, пытаясь выбраться из своего жилища, да смеются, хохочут над моей неудачей ребята. Чтобы не наглотаться удушливой пыли, весь в паутине и древесной трухе, на потеху ребятам, я с трудом выбираюсь наружу. Но... они не обращают на меня внимания.
— Вылетела, вылетела!.. — кричит Толька, указывая вверх
и в сторону.
«Откуда что вылетело? А... наверное, утка из дупла»,— доходит до моего сознания.
— Видишь, значит, есть гнездо, значит, ничего мы не напутали! — наступаю я на Васю.
— Теперь достанем, Евгений Павлович,— уверенно заявляет он.
— Достанем теперь! — потирая руки, петушится и Толька.
— А сейчас домой,— командую я.— Надо достать веревку, соорудить лестницу и в первый сухой день нагрянуть сюда.
Мы оставляем прогалину и, выбравшись на берег протоки, усаживаемся в лодку.
Но почему гнездо мандаринки, ее яйца интересуют меня в такой степени?
Попав в Уссурийский край весной 1938 года, я впервые увидел мандаринку в естественной обстановке. Она поразила меня не только замечательной красотой, но и своими повадками. Вот, представьте себе, парочка уток, громко крякая, летит сквозь лесную чащу. Как настоящие лесные птицы, они лавируют между деревьями и, миновав лес, опускаются на проточку.
— Смотрите, «японки» сидят,— в другой раз указывает едущий со мной мальчик на большое нависшее дерево.
Я поднимаю голову и вижу парочку мандаринок. Селезень и уточка спокойно отдыхают, сидя на раскидистой ветви тенистого дерева. Кругом журчит, струится вода, цветет черемуха, гудят пчелы. И хотя мы на охоте и мандаринка в моих глазах драгоценность, я откладываю ружье в сторону и, не сводя глаз с отдыхающей парочки, медленно проплываю под деревом.
Как уже знает читатель, мандаринки гнездятся в древесных дуплах. Как же спускаются оттуда маленькие утята, если дупло находится на большой высоте?
— Наверное, утка их на воду переносит,— обычно отвечали рыбаки и охотники, когда я задавал этот вопрос.
— Утята сами из дупла на землю прыгают,— не вступая в спор, позднее поясняет мой давнишний юный приятель, ныне погибший на войне Ваня Евченко.— С высоких деревьев прыгают и целы остаются.
Много я побродил по лесным островам Большой Уссурки, не раз часами сидел под дуплистым деревом, пока убедился, что Ваня говорит правду. Сейчас мне хорошо известно, что мандаринка криком выманивает утят из дупла наружу и те прыгают, вернее, падают с большой высоты на землю и бегут к воде. Только единственный раз мне привелось сделать необычное наблюдение. Взрослая мандаринка вылетела из дупла, и, как только коснулась воды, с ней рядом появился утенок. Обе птицы поплыли к затопленному тальнику, где к ним присоединились другие утята. В редких случаях, вероятно, утка переносит из дупла на воду слабенького утенка. Впрочем, нет ничего особенного, если утята безболезненно совершают прыжки с высоких деревьев. Маленькие утята не только от холода, но и от ушибов, как броней, защищены пышным пуховым покровом.
Я невольно мысленно переношусь на Север, в холодное Баренцево море. В памяти воскресает большой остров. Его высокая часть занята однообразной тундрой: скудная почва, озера, камни, шапки лишайника. Отвесной стеной тундра обрывается к морю. На скалах бесчисленные птицы — белые, черные. Сплошной массой сидят они на карнизах, заполняют воздух, а ниже медленно вздымаются тяжелые волны, катятся к острову и, достигнув прибрежных камней, превращаются в белую пену. Издали глухо шумит море, кричат птицы. Это один из птичьих базаров нашего Севера.
Я иду по тундре. Неожиданно в двух шагах впереди меня появляется гага.
Большая темная утка вперевалку бежит к обрыву; следом за ней бегут пять маленьких пуховичков. Что же будет дальше?
Добежав до края, гага слетает в море, гагачата исчезают в обрыве. Несколько минут спустя с помощью бинокля я нахожу гагу. Преодолевая волны, она отплывает от берега, за ней следом, собравшись в тесную кучку, плывут пять пуховичков: гагачата благополучно спустились к морю.
Если однодневные гагачата способны прыгать с высоких скал, почему бы не прыгать утятам мандаринки с высоких деревьев?
В первом случае внизу голые камни, а здесь земля покрыта травой и валежником.
Знакомясь с образом жизни мандаринки, выясняя, как ее утята спускаются с высоких гнезд на землю, я пропустил время и не собрался взять кладку яиц мандаринки для своей коллекции.
Впрочем, еще не все было потеряно. Рассчитывая найти запоздавшую кладку утки, я с большим увлечением приступил к поискам. И мне улыбнулось счастье. Несколько дней спустя я нашел дупло, куда утка-мандаринка откладывала яйца. Это произошло так интересно, что я не могу умолчать об этом случае.
Однажды в надежде поймать мягкотелую черепаху я осторожно выбрался из чащи к берегу лесного затона и осмотрел его отмели. Черепах на отмели не было видно. В прозрачной воде кружились на одном месте какие-то мелкие рыбешки. Но меня больше интересуют птицы — я орнитолог. И повернув обратно, я только намеревался уйти от затона, как увидел парочку мандаринок. Утка и селезень плавали под нависшей лозой противоположного берега. Осторожно присев на первую кочку, я застыл На месте и стал наблюдать за утками.
Сначала мандаринки вели себя так, как и прочие утки. Они Плавали, время от времени проглатывали пищу. Но вдруг утка, громко крякнув, нырнула. Потом, появившись на одно мгновение, опять скрылась под водой. Испуганный селезень почти повторил Движение своей подруги, однако, когда он появился вновь, утки Уже не было видно.
Издавая мелодичную трель, селезень беспокойно побегал по занесенным сюда в половодье корчам, но потом успокоился. Видимо, он привык к подобным выходкам своей подруги. Еще раз издав призывную трель, селезень перелетел на соседнюю проточку.
Только после этого появилась утка. Она бесшумно поднялась в воздух и, молча пролетев метров сорок, исчезла в дупле старого тополя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89