Ему было непонятно мое странное поведение. Когда же, наконец, я застрелил одну из саксаульных соек и она забилась на песке, Дусе, схватил ее и, повторяя: «тресен, тресен (живая, живая)», поспешно сунул бьющуюся птицу мне в руки.
— Нет,— протянул я,— мне нужна такая живая птица, которую я смог бы живой увести в Джулек, а потом в Москву, а эта, как видишь, уже перестала двигаться.
Мои слова повергли Дусена в уныние. Видимо, вся канитель с сойками ему надоела, и он мечтал уже вернуться к своей обычной, спокойной жизни.
Заряд дроби второго выстрела случайно выбил все маховые перья крыла другой саксаульной сойки. Птица была невредима, но полностью утратила способность летать. Положив на землю ружье и сбросив с себя все лишние веши, я кинул ся ловить саксаульную сойку-подранка. Однако она с такой быстротой перебегала открытые участки песка и так умело использовала каждый куст саксаула, что мои попытки оставались тщетными. Я понял, что поймать этого иноходца одному человеку почти невозможно. Правда, со мной был Дусен. Но вместо того чтобы помочь мне в лоВле саксаульной сойки, он пытался догнать меня. Оказывается, ему было необходимо теперь же выяснить — живая ли эта, по моим понятиям, птица.
— Я, я — тресен (да, да — живая),— закивал я головой, когда, наконец, понял, что от меня нужно Дусену, и тогда мы уже вдвоем бросились ловить птицу.
Но как же ее было трудно поймать! Через полчаса мы были совершенно измучены преследованием. Пытаясь схватить птицу среди ветвей саксаула и падая на землю, мы покрылись ссадинами, мой высохший язык в буквальном смысле прилипал к гортани. Ведь в раскаленной атмосфере котловины и так было трудно дышать, мы же как угорелые носились за сойкой. Правда, и перепуганная сойка, видимо, сильно устала. Она все реже решалась перебегать открытые участки и предпочитала вер-теться среди густых ветвей саксаула.
Вот утомленная птица прячется под наклонившийся ствол дерева и неподвижно сидит с широко открытым ртом. Пользуясь этим, я подползаю к ней из-за дерева. Вот она совсем близко, и я судорожно схватываю рукой... увы, пустое место. Еще минут десять напряженной гонки, и вдруг — о неожиданная удача, о радость! На наших глазах сойка забегает под нависшую ветвь саксаула и прячется в полуразрушенную норку грызуна-песчанки. Я с одной стороны, Дусен — с другой замерли на месте и напряженно ждем, когда вся птица скроется, чтобы, прикрыв нору рукой, отрезать ей выход наружу... Кажется, пора, и я бросаюсь вперед. Но, к несчастью, мой спутник делает то же самое. Сильный удар головы Дусена по моему глазу отбрасывает меня в сторону. С трудом поднимаюсь на ноги и зажимаю рукой ушибленное место... «Шы...шы...» — кажется мне, дышит мой подбитый глаз, заплывая опухолью.
— Ой-бай, ой-бай,— сокрушается Дусен, сунув мне в руки медную пряжку от своего пояса.
— Да не надо мне ничего! Сойка где? Сойку смотри! — кричу я ему.
— Какой сойку,— недоумевает Дусен.
— Да сойку, сойку,— ну, кум-саускан,— понял, что ли? Где кум-саускан?
— А, кум-саускан — белем, белем (понял, понял),— радуется Дусен.— Кум-саускан нету. Кум-саускан кеткен (убежал).
— Куда убежала? — кричу я.
— Белмей кайда кеткен (не знаю, куда убежала) — нету кум-саускан,— оправдывается Дусен.
Одним словом, расторопная птичка воспользовалась нашим замешательством и благополучно удрала от двуногих неудачников.
«Нет,— решил я после этого случая,— не надо мне таких помощников. Сам я лучше справлюсь со своей задачей».
Утренний полумрак царил в песках. Когда на следующий день я проснулся и выбрался из полога. В трех юртах, стоящих поодаль, все еще спали крепким сном; спал и Дусен. Прохлада и тишина стояли кругом. Лишь изредка позвякивал Медный колокольчик на шее лежащего у юрты верблюда, и из соседних песков доносился крик пустынного сычика. Я не спеша поднялся на ближайший песчаный холм, прошел с полкилометра вдоль его гребня и спустился в одну из больших котловин, поросшую крупным саксауловым лесом. Я решил найти гнезда саксаульных соек и взять птенцов. За Короткое время мне удалось отыскать три гнездышка. Одно из них помещалось на боковой ветви саксаула, два Других — среди спутанных зимними ветрами ветвей песчаной акации.
Все гнезда были похожи на гнезда нашей сороки, отличались от них лишь меньшими размерами. Но мне Не везло. Только в одном гнезде я нашел птенчиков, однако таких маленьких и беспомощных, что Нечего было и думать довезти их Живыми не только до Москвы, но и до поселка Джулек. Неужели придется отказаться от добычи живой саксаульной сойки и ехать в Москву с пустыми руками! Попаду ли я еще раз в Кызылкумы и представится ли еще такой удобный случай? Нет, многого я не желаю, но одну живую сойку необходимо достать теперь же. И я стал тщательно осматривать деревья в надежде найти гнездо с более крупными птенцами.
Взрослые сойки несколько раз попадались, пока я исследовал котловину; в одном месте я встретил даже целый выводок -птенцы которого уже умели летать.
Сегодня я не гонялся, как вчера, за ними с ружьем, и они вели себя много доверчивее. Видимо, появление человека интересовало птиц, и, когда я оставлял следы на песке, сойки тщательно осматривали этот участок.
«Не попытаться ли поймать сойку волосяной петлей?» — мелькнула у меня в голове мысль. Волосяные петли во время поездок я всегда носил с собой. Усевшись на песок, из-под подкладки фуражки я извлек пару петель, затем раскопал песок до сырого слоя и здесь установил ловушки.
Сырое пятно песка было заметно издали и, конечно, должно привлечь внимание любопытных птиц. Для приманки я бросил несколько мелких кусочков хлеба.
Много времени прошло с момента установки ловушки. Солнце поднималось все выше и выше и жгло землю. Под его горячими лучами давно высох сырой песок, а желанная добыча не шла в руки. Я уже хотел отказаться от своей затеи, как громкая знакомая трель птицы дала знать, что мои труды не пропали даром. Несколько секунд спустя я уже держал в руках великолепную живую саксаульную сойку.
— Тамыр, тамыр (товарищ),— услышал я человеческий голос и в тот же момент увидел Дусена. Размахивая руками, он рысью ехал ко мне на верблюде. Его послали искать русского, который мог заблудиться в песках.
Соскочив на песок и опустившись на колени, он из кожаного мешка-бурдюка налил огромную деревянную чашку кислого молока — айрана — и передал ее мне. И пока я с жадностью тянул из чашки напиток. Дусен по-детски радовался, что доставил мне удовольствие.
Настало время возвращаться в Джулек. «Не лучше ли будет использовать для переезда ночное время,— думал я,— все-таки легче покажется дорога». И вот я решил выехать с вечера и без остановки ехать, пока солнце не поднимется высоко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Нет,— протянул я,— мне нужна такая живая птица, которую я смог бы живой увести в Джулек, а потом в Москву, а эта, как видишь, уже перестала двигаться.
Мои слова повергли Дусена в уныние. Видимо, вся канитель с сойками ему надоела, и он мечтал уже вернуться к своей обычной, спокойной жизни.
Заряд дроби второго выстрела случайно выбил все маховые перья крыла другой саксаульной сойки. Птица была невредима, но полностью утратила способность летать. Положив на землю ружье и сбросив с себя все лишние веши, я кинул ся ловить саксаульную сойку-подранка. Однако она с такой быстротой перебегала открытые участки песка и так умело использовала каждый куст саксаула, что мои попытки оставались тщетными. Я понял, что поймать этого иноходца одному человеку почти невозможно. Правда, со мной был Дусен. Но вместо того чтобы помочь мне в лоВле саксаульной сойки, он пытался догнать меня. Оказывается, ему было необходимо теперь же выяснить — живая ли эта, по моим понятиям, птица.
— Я, я — тресен (да, да — живая),— закивал я головой, когда, наконец, понял, что от меня нужно Дусену, и тогда мы уже вдвоем бросились ловить птицу.
Но как же ее было трудно поймать! Через полчаса мы были совершенно измучены преследованием. Пытаясь схватить птицу среди ветвей саксаула и падая на землю, мы покрылись ссадинами, мой высохший язык в буквальном смысле прилипал к гортани. Ведь в раскаленной атмосфере котловины и так было трудно дышать, мы же как угорелые носились за сойкой. Правда, и перепуганная сойка, видимо, сильно устала. Она все реже решалась перебегать открытые участки и предпочитала вер-теться среди густых ветвей саксаула.
Вот утомленная птица прячется под наклонившийся ствол дерева и неподвижно сидит с широко открытым ртом. Пользуясь этим, я подползаю к ней из-за дерева. Вот она совсем близко, и я судорожно схватываю рукой... увы, пустое место. Еще минут десять напряженной гонки, и вдруг — о неожиданная удача, о радость! На наших глазах сойка забегает под нависшую ветвь саксаула и прячется в полуразрушенную норку грызуна-песчанки. Я с одной стороны, Дусен — с другой замерли на месте и напряженно ждем, когда вся птица скроется, чтобы, прикрыв нору рукой, отрезать ей выход наружу... Кажется, пора, и я бросаюсь вперед. Но, к несчастью, мой спутник делает то же самое. Сильный удар головы Дусена по моему глазу отбрасывает меня в сторону. С трудом поднимаюсь на ноги и зажимаю рукой ушибленное место... «Шы...шы...» — кажется мне, дышит мой подбитый глаз, заплывая опухолью.
— Ой-бай, ой-бай,— сокрушается Дусен, сунув мне в руки медную пряжку от своего пояса.
— Да не надо мне ничего! Сойка где? Сойку смотри! — кричу я ему.
— Какой сойку,— недоумевает Дусен.
— Да сойку, сойку,— ну, кум-саускан,— понял, что ли? Где кум-саускан?
— А, кум-саускан — белем, белем (понял, понял),— радуется Дусен.— Кум-саускан нету. Кум-саускан кеткен (убежал).
— Куда убежала? — кричу я.
— Белмей кайда кеткен (не знаю, куда убежала) — нету кум-саускан,— оправдывается Дусен.
Одним словом, расторопная птичка воспользовалась нашим замешательством и благополучно удрала от двуногих неудачников.
«Нет,— решил я после этого случая,— не надо мне таких помощников. Сам я лучше справлюсь со своей задачей».
Утренний полумрак царил в песках. Когда на следующий день я проснулся и выбрался из полога. В трех юртах, стоящих поодаль, все еще спали крепким сном; спал и Дусен. Прохлада и тишина стояли кругом. Лишь изредка позвякивал Медный колокольчик на шее лежащего у юрты верблюда, и из соседних песков доносился крик пустынного сычика. Я не спеша поднялся на ближайший песчаный холм, прошел с полкилометра вдоль его гребня и спустился в одну из больших котловин, поросшую крупным саксауловым лесом. Я решил найти гнезда саксаульных соек и взять птенцов. За Короткое время мне удалось отыскать три гнездышка. Одно из них помещалось на боковой ветви саксаула, два Других — среди спутанных зимними ветрами ветвей песчаной акации.
Все гнезда были похожи на гнезда нашей сороки, отличались от них лишь меньшими размерами. Но мне Не везло. Только в одном гнезде я нашел птенчиков, однако таких маленьких и беспомощных, что Нечего было и думать довезти их Живыми не только до Москвы, но и до поселка Джулек. Неужели придется отказаться от добычи живой саксаульной сойки и ехать в Москву с пустыми руками! Попаду ли я еще раз в Кызылкумы и представится ли еще такой удобный случай? Нет, многого я не желаю, но одну живую сойку необходимо достать теперь же. И я стал тщательно осматривать деревья в надежде найти гнездо с более крупными птенцами.
Взрослые сойки несколько раз попадались, пока я исследовал котловину; в одном месте я встретил даже целый выводок -птенцы которого уже умели летать.
Сегодня я не гонялся, как вчера, за ними с ружьем, и они вели себя много доверчивее. Видимо, появление человека интересовало птиц, и, когда я оставлял следы на песке, сойки тщательно осматривали этот участок.
«Не попытаться ли поймать сойку волосяной петлей?» — мелькнула у меня в голове мысль. Волосяные петли во время поездок я всегда носил с собой. Усевшись на песок, из-под подкладки фуражки я извлек пару петель, затем раскопал песок до сырого слоя и здесь установил ловушки.
Сырое пятно песка было заметно издали и, конечно, должно привлечь внимание любопытных птиц. Для приманки я бросил несколько мелких кусочков хлеба.
Много времени прошло с момента установки ловушки. Солнце поднималось все выше и выше и жгло землю. Под его горячими лучами давно высох сырой песок, а желанная добыча не шла в руки. Я уже хотел отказаться от своей затеи, как громкая знакомая трель птицы дала знать, что мои труды не пропали даром. Несколько секунд спустя я уже держал в руках великолепную живую саксаульную сойку.
— Тамыр, тамыр (товарищ),— услышал я человеческий голос и в тот же момент увидел Дусена. Размахивая руками, он рысью ехал ко мне на верблюде. Его послали искать русского, который мог заблудиться в песках.
Соскочив на песок и опустившись на колени, он из кожаного мешка-бурдюка налил огромную деревянную чашку кислого молока — айрана — и передал ее мне. И пока я с жадностью тянул из чашки напиток. Дусен по-детски радовался, что доставил мне удовольствие.
Настало время возвращаться в Джулек. «Не лучше ли будет использовать для переезда ночное время,— думал я,— все-таки легче покажется дорога». И вот я решил выехать с вечера и без остановки ехать, пока солнце не поднимется высоко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89