Помнишь небось, Спира, как мы в семинарии куролесили, какие я серенады распевал экономке приходского священника! А? Не будь тогда тебя, солоно бы мне пришлось! Как не помочь! Только открой, в чем беда?
— Она, помнится, приходилась ему какой-то родственницей, а?
— Да, что-то в этом роде! Ну, пойдем!
Перешли в соседнюю комнату. Пока друзья беседовали, на кухне готовился ужин. Тут же, у плиты, сидел Пера Тоцилов и в компании с ченейским пономарем попивал комадару. Калякали о прошлогоднем урожае и закусывали лепешками, натертыми чесноком и намазанными смальцем, чтобы как-нибудь скоротать время до ужина. А между тем в ходе беседы выяснилось, что Пера Тоцилов и пономарь — свояки, вернее сказать — будут свояками, если только поженятся их родственники, которые живут до сих пор невенчанно.
Накрыли на стол, подали кушанья.
Направляясь с отцом Спирой в столовую, хозяин подбодрил его:
— Будь покоен! Как мне тебя не выручить! Помнишь, как ты меня вызволял из беды? Ну, ладно, ужин на столе.
Появился и поп Чира.
Преподобные отцы уселись, прислуживали им попадья, пономарь и Рокса.
Оба гостя сильно проголодались, а потому первую половину ужина помалкивали, уплетая за обе щеки. Разговор оживился, только когда на стол подали оладьи, пирамидами возвышавшиеся на двух тарелках, и когда выпито было не то по восемь, не то по девять стаканов. За-
говорили о церковных делах: о прихожанах, о венчаниях, крещениях и похоронах, о епископах и учителях, о старых и нынешних временах.
— Ну, как прихожане, хозяин? Не те, что прежде?
— Одно могу сказать: не дай бог хуже!
— Да неужто? — отозвался поп Чира.
— Что-то и мрет сейчас народ слабо, не так, как бывало... да и не родятся, как встарь,— сказал хозяин.— Мало родятся, потому, должно быть, и мало умирают.
— Да, да, вы правы, я это тоже заметил,— подтвердил Чира.
— Прошли старые времена,— говорит хозяин.— Помню, бывало, господи боже, в каждом доме полным-полно ребят, по девять Юговичей, не меньше. Как складно тогда получалось. Кто женится, кто замуж идет! Легко и приятно было тогда и священствовать. А ты вот нынче побудь иереем, когда все по таксе, по какому-то тарифу; нынче проживи, если сумеешь!
— Неладно, неладно! — отозвался поп Спира.
— Обойдите сейчас всех, из дома в дом, и ни у кого не найдете кучи детей, как в прежние счастливые времена,— все больше по одному, и то не всегда. Ежели в доме и есть девица, она того и гляди сбежит с каким-нибудь парнем, и попробуй потом заставь их венчаться по обряду нашего благочестия; а ежели парень, то норовит жениться на девице из другого села,— там и венчаются, а я остаюсь с пустыми руками... И сам не знаешь, что хуже.
— Верно, тяжелые времена! — снова отозвался Спира.
— Я все думаю,— разглагольствовал хозяин,— что всему виной наши епископы. Нет ныне таких владык, как в былые времена, не с кого иереям пример брать. Помню, в детстве, боже ты мой, чего-чего только не рассказывали про митрополитов Ненадовича и Стратимировича. Какая была силища! А какая дисциплина, какие строгости! Какая голова, боже мой! Ну и, конечно, раз другие владыки, так и священники другие и прихожане другие! Это была гроза, сущая гроза для духовенства — и белого и черного. Чуть прослышат про распрю какую между священниками, или, скажем, курил кто перед мирянами, или веселился в компании — ох, и тяжко тому приходилось! Ох, как тяжко!.. А буде какой вдовец возьмет домоуправительницу по примеру иноверных священнослужителей или иереи на соблазн стада переругаются — хотел бы я видеть того, кто посмел бы предстать пред его очами! За малейший пустяк карал немилосердно.
— Эх, негоже, когда и слишком уж свиреп. Господи, ведь люди мы, сосуд скудельный,— вот и грешим, случается: недаром сказано: «Никто же без греха, токмо един господь»,— неужто за это меня карать, как безбожные Содом и Гоморру? — говорит поп Спира, которому весьма не понравились разговоры о строгих епископах и архиепископах.
— А ежели, бывало, священник на священника епископу пожалуется, накляузничает,— продолжает хозяин,— да и миряне об этом проведают,— не дай господь! И еще вопрос, кому больше достанется — жалобщику или обвиняемому...
— Так, так, верно... но оставим эти разговоры! — замечает поп Чира.— Целый день тряслись на подводе, а теперь еще о таких вещах речь завели. Можно кратко заключить: ничего не осталось от прежнего — ни старых епископов, ни старых попов, ни старых прихожан, ни старых учителей...
— Как раз это и вертелось у меня на языке, достопочтеннейший,— подхватывает хозяин.— Можно ли терпеть то, что проделывают нынешние учителя? Все у них не так, как у людей! Ученики не смеют помогать пономарю,— не их, видите ли, это дело, ученики, мол, должны учиться. Правильно, нужно им учиться, но ведь они дети нашей святой церкви, возражаю я учителю, так почему бы им не послужить церкви и алтарю? И если бы я не знал, до чего они любят колокольню, какое им удовольствие доставляет виснуть на веревке! По целым дням не сходили бы с колокольни. Вот вчера как раз я всласть посмеялся. Спрашиваю одного: «Кем ты будешь, Пера, когда вырастешь болышж?» А он отвечает: «Йонамарем».— «А ты, Иво?» — «И/я тоже»,— говорит. «А ты. Живо?» — «Я буду носить первую тарелку».— «А ты, Ник?» — «Хочу быть дьячком».— «А ты?» — «Я буду пономарем».— «Я буду рипиды носить»... Послушать, все хотят служить только церкви. А они мне сказки рассказывают! Подумаешь, радеют они за грамоту! Ведь как славно было раньше: ребята на колокольне, пономарь мне дома по хозяйству помогает. А нынче приходится держать еще и... вице-пономаря!!! Хе, до чего мы докатились! Негоже, совсем никуда не годится это новое обучение. И один господь ведает, куда это нас приведет!
— Ну, спаси нас бог! — прерывает его поп Спира.
— Во спасение! — отвечает хозяин, чокается с ним и потом дважды с Чирой.
Пьют, беседуют и снова пьют. Отец Чира разрумянился и не только пьет, но и сам подливает и в свою и в хозяйскую чарку, словно он тут хозяин.
Беседа течет легко и оживленно, стаканы то и дело наполняются и пустеют. Хозяин потчует и чаще подливает отцу Чире, с которым меньше знаком: разок чокнется со Спирой, а с Чирой обязательно дважды. Обнесли и пуншем, который в то время пили во всех благородных, зажиточных домах.
Поп Спира вышел во двор распорядиться, чтобы Пера Тоцилов разбудил их вовремя, и пока он отсутствовал, а попадья возилась на кухне, хозяин вступил с попом Чирой в продолжительную беседу.
— А вы и не похвалились, достопочтеннейший: вас, полагаю, можно поздравить? Прослышаны мы, что... вы... так сказать, выдаете свою дочь, а?
— Как же! — говорит Чира.— Сразу после рождества.
— А, значит, правда? Э, ей-богу, жених получит хорошую хозяйку и, как говорится, спутницу жизни,— заявляет хозяин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Она, помнится, приходилась ему какой-то родственницей, а?
— Да, что-то в этом роде! Ну, пойдем!
Перешли в соседнюю комнату. Пока друзья беседовали, на кухне готовился ужин. Тут же, у плиты, сидел Пера Тоцилов и в компании с ченейским пономарем попивал комадару. Калякали о прошлогоднем урожае и закусывали лепешками, натертыми чесноком и намазанными смальцем, чтобы как-нибудь скоротать время до ужина. А между тем в ходе беседы выяснилось, что Пера Тоцилов и пономарь — свояки, вернее сказать — будут свояками, если только поженятся их родственники, которые живут до сих пор невенчанно.
Накрыли на стол, подали кушанья.
Направляясь с отцом Спирой в столовую, хозяин подбодрил его:
— Будь покоен! Как мне тебя не выручить! Помнишь, как ты меня вызволял из беды? Ну, ладно, ужин на столе.
Появился и поп Чира.
Преподобные отцы уселись, прислуживали им попадья, пономарь и Рокса.
Оба гостя сильно проголодались, а потому первую половину ужина помалкивали, уплетая за обе щеки. Разговор оживился, только когда на стол подали оладьи, пирамидами возвышавшиеся на двух тарелках, и когда выпито было не то по восемь, не то по девять стаканов. За-
говорили о церковных делах: о прихожанах, о венчаниях, крещениях и похоронах, о епископах и учителях, о старых и нынешних временах.
— Ну, как прихожане, хозяин? Не те, что прежде?
— Одно могу сказать: не дай бог хуже!
— Да неужто? — отозвался поп Чира.
— Что-то и мрет сейчас народ слабо, не так, как бывало... да и не родятся, как встарь,— сказал хозяин.— Мало родятся, потому, должно быть, и мало умирают.
— Да, да, вы правы, я это тоже заметил,— подтвердил Чира.
— Прошли старые времена,— говорит хозяин.— Помню, бывало, господи боже, в каждом доме полным-полно ребят, по девять Юговичей, не меньше. Как складно тогда получалось. Кто женится, кто замуж идет! Легко и приятно было тогда и священствовать. А ты вот нынче побудь иереем, когда все по таксе, по какому-то тарифу; нынче проживи, если сумеешь!
— Неладно, неладно! — отозвался поп Спира.
— Обойдите сейчас всех, из дома в дом, и ни у кого не найдете кучи детей, как в прежние счастливые времена,— все больше по одному, и то не всегда. Ежели в доме и есть девица, она того и гляди сбежит с каким-нибудь парнем, и попробуй потом заставь их венчаться по обряду нашего благочестия; а ежели парень, то норовит жениться на девице из другого села,— там и венчаются, а я остаюсь с пустыми руками... И сам не знаешь, что хуже.
— Верно, тяжелые времена! — снова отозвался Спира.
— Я все думаю,— разглагольствовал хозяин,— что всему виной наши епископы. Нет ныне таких владык, как в былые времена, не с кого иереям пример брать. Помню, в детстве, боже ты мой, чего-чего только не рассказывали про митрополитов Ненадовича и Стратимировича. Какая была силища! А какая дисциплина, какие строгости! Какая голова, боже мой! Ну и, конечно, раз другие владыки, так и священники другие и прихожане другие! Это была гроза, сущая гроза для духовенства — и белого и черного. Чуть прослышат про распрю какую между священниками, или, скажем, курил кто перед мирянами, или веселился в компании — ох, и тяжко тому приходилось! Ох, как тяжко!.. А буде какой вдовец возьмет домоуправительницу по примеру иноверных священнослужителей или иереи на соблазн стада переругаются — хотел бы я видеть того, кто посмел бы предстать пред его очами! За малейший пустяк карал немилосердно.
— Эх, негоже, когда и слишком уж свиреп. Господи, ведь люди мы, сосуд скудельный,— вот и грешим, случается: недаром сказано: «Никто же без греха, токмо един господь»,— неужто за это меня карать, как безбожные Содом и Гоморру? — говорит поп Спира, которому весьма не понравились разговоры о строгих епископах и архиепископах.
— А ежели, бывало, священник на священника епископу пожалуется, накляузничает,— продолжает хозяин,— да и миряне об этом проведают,— не дай господь! И еще вопрос, кому больше достанется — жалобщику или обвиняемому...
— Так, так, верно... но оставим эти разговоры! — замечает поп Чира.— Целый день тряслись на подводе, а теперь еще о таких вещах речь завели. Можно кратко заключить: ничего не осталось от прежнего — ни старых епископов, ни старых попов, ни старых прихожан, ни старых учителей...
— Как раз это и вертелось у меня на языке, достопочтеннейший,— подхватывает хозяин.— Можно ли терпеть то, что проделывают нынешние учителя? Все у них не так, как у людей! Ученики не смеют помогать пономарю,— не их, видите ли, это дело, ученики, мол, должны учиться. Правильно, нужно им учиться, но ведь они дети нашей святой церкви, возражаю я учителю, так почему бы им не послужить церкви и алтарю? И если бы я не знал, до чего они любят колокольню, какое им удовольствие доставляет виснуть на веревке! По целым дням не сходили бы с колокольни. Вот вчера как раз я всласть посмеялся. Спрашиваю одного: «Кем ты будешь, Пера, когда вырастешь болышж?» А он отвечает: «Йонамарем».— «А ты, Иво?» — «И/я тоже»,— говорит. «А ты. Живо?» — «Я буду носить первую тарелку».— «А ты, Ник?» — «Хочу быть дьячком».— «А ты?» — «Я буду пономарем».— «Я буду рипиды носить»... Послушать, все хотят служить только церкви. А они мне сказки рассказывают! Подумаешь, радеют они за грамоту! Ведь как славно было раньше: ребята на колокольне, пономарь мне дома по хозяйству помогает. А нынче приходится держать еще и... вице-пономаря!!! Хе, до чего мы докатились! Негоже, совсем никуда не годится это новое обучение. И один господь ведает, куда это нас приведет!
— Ну, спаси нас бог! — прерывает его поп Спира.
— Во спасение! — отвечает хозяин, чокается с ним и потом дважды с Чирой.
Пьют, беседуют и снова пьют. Отец Чира разрумянился и не только пьет, но и сам подливает и в свою и в хозяйскую чарку, словно он тут хозяин.
Беседа течет легко и оживленно, стаканы то и дело наполняются и пустеют. Хозяин потчует и чаще подливает отцу Чире, с которым меньше знаком: разок чокнется со Спирой, а с Чирой обязательно дважды. Обнесли и пуншем, который в то время пили во всех благородных, зажиточных домах.
Поп Спира вышел во двор распорядиться, чтобы Пера Тоцилов разбудил их вовремя, и пока он отсутствовал, а попадья возилась на кухне, хозяин вступил с попом Чирой в продолжительную беседу.
— А вы и не похвалились, достопочтеннейший: вас, полагаю, можно поздравить? Прослышаны мы, что... вы... так сказать, выдаете свою дочь, а?
— Как же! — говорит Чира.— Сразу после рождества.
— А, значит, правда? Э, ей-богу, жених получит хорошую хозяйку и, как говорится, спутницу жизни,— заявляет хозяин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78