— Жалко, что он не здесь, надо бы его поздравить,— ведь именно его и следует поздравлять: подумать только — получит девушку из такого дома!
— Но и он хорош,— замечает отец Чира.— И она получит, как говорится, хорошего друга! Я вполне доволен, вполне! — весело заявляет он и наливает себе и хозяину.— Итак, спаси нас бог!
— Во спасение! — Выпили до дна.— Кончил семинарию, не так ли?
— Да, кончил семинарию... с отличием. Поет просто на удивление, как царь Давид под арфу. Внешность, манеры — все, все!
— А много просит?
— Ни словом не обмолвился... ни словечком...
— Ну, конечно, умный юноша; стало быть, думает: самое ценное получил, а? Получил работящую и воспитанную девушку, примерную тещу и почтенного тестя, а все остальное, мол, на ваше усмотрение. Ну, значит, за здоровье жениха. Спаси бог!
Чокаются. Отец Чира пьет залпом и наливает себе еще.
— Ну, давайте чокнемся,— говорит хозяин.— За здоровье родителей невесты!
Чокаются. Гость снова залпом осушает стакан.
— Да и он, и он хорош... Истинное смирение! Если бы его увидел владыка — ну, было бы дело! Тотчас бы заграбастал его в монастырь, не позволил бы жениться, и вышел
317
бы из него второй Раич или Мушицкий!.. 1 Вполне, вполне им доволен! — растроганно говорит поп Чира и машинально чокается, не заметив, когда хозяин вновь наполнил его стакан. Хозяин выпивает половину, а гость до дна.— Признаться, больше ее надо бы поздравить! — откровенничает поп Чира.
— Собственно,— говорит хозяин,— всю заслугу следует приписать вашей почтеннейшей супруге, госпоже Персе,— недаром говорят: «Погляди на мать — и проси дочь!» Значит, беру на себя смелость, если разрешите... за здоровье примерной супруги вашей, госпожи Персы!
Чокаются, гость пьет до дна, а хозяин — оставшиеся полстакана.
— Ну, а ежели — продолжает хозяин,— мы и дальше станем, простите за выражение, копаться и доискиваться, то окажется, что это заслуга не столько вашей супруги госпожи Персы, сколько ваша, именно ваша, досточтимый отец Чира, потому что вы в свое время избрали госпожу Персу супругой, а уж она воспитала барышню Меланью!.. Значит, сумма-суммарум — вы главный виновник теперешнего счастья не только господина Перы, но и барышни Меланьи (как вы по крайней мере говорите) .
— Пожалуй, что и так! — соглашается Чира.
— Эх, значит зря пили мы, минуя вас, за других, менее достойных. Следовало бы сперва пить за ваше здоровье, дорогой мой и редкий гость, достопочтеннейший отец Чира! Но ничего, все еще можно исправить. Итак, перечеркнем и начнем сызнова! Значит, первый наш тост будет за ваше здоровье. Спаси нас бог!
Чокаются и пьют: хозяин половину, а отец Чира до дна. Развеселились отцы изрядно.
— «На реках вавилонских, тамо седохом и плакахом»,— запевает растроганный поп Чира, усаживается поглубже и, подняв брови, велегласно выводит — заливается все громче и громче, на удовольствие и к удивлению хозяина, который время от времени его подбадривает:
— Так, так! Вот это мне нравится!
Поп Чира пропел весь псалом, все девять стихов, и после каждого стиха подмигивал хозяину, словно, торжествуя, спрашивал: «Ну, что скажете?»
Развлекаются преподобные. Хозяин пропел другой псалом: «Из глубины воззвах к тебе, господи»,— отец Чира
1 Мушицкий Лукиан (1777—1837) — сербский поэт-клиссицист.
318
третий: «Господи, воззвах к тебе, услыши мя; вонми гласу моления моего».
В наилучшем расположении духа и хозяин и поп Чира чокаются поочередно, поют псалмы, один проникновеннее другого, и пьют за здоровье матушки Персы и всех прочих по порядку.
Затем снова заходит разговор о девушке, о женихе и приходе: останется ли Пера в селе, или будет искать место в городе. Оказалось, что Меланья желает переехать в город. Поговорили еще немного, чокались, выпивали, хвалили друг друга за голоса и пение, пока не возвратился отец Спира, а хозяйка не обнесла их еще раз пуншем. Самый общительный — отец Чира, наливает себе и остальным и все расхваливает своих домашних.
— Какова мать, такова и дочь! — бахвалится Чира.— Моя Персида, сказал бы я, средоточие добродетелей и, конечно, так же воспитала свою дочь... Кто ее возьмет, будет счастлив и доволен, как и я сам в своей супружеской жизни.
— Да кому вы говорите,— замечает хозяин,— знаем, давно знаем!
Пьют, чокаются и снова пьют. Но вот стали уже возникать небольшие паузы. И когда беседа начала затихать, а глаза слипаться, поп Чира первый напомнил, что не худо бы и на боковую, потому что завтра на заре нужно в путь. Хозяин не возражает. Гости встают из-за стола и отправляются на покой. Отцу Чире предоставляют гостиную, а отцу Спире, по-свойски, стелют в спальне хозяина.
Немного погодя входит хозяйка с заспанной, растрепанной служанкой и, убрав со стола посуду, направляется к двери.
— Чего это ты горшок с кактусом тащишь, куда ты с ним? — спрашивает хозяйка, остановившись в недоумении, и смотрит на Роксу, а Рокса стоит и клюет носом.— Эх, несчастье косматое! Да ты стоя спишь. Только бы дрыхнуть! Не выспалась, лентяйка валашская! Поставь горшок на место, собери серебро и отправляйся спать; а чуть свет чтоб была на ногах — вымоешь все, раз уж вечером ни на что не способна! Пока всего не вымоешь, на завтрак не рассчитывай. Вижу я, придется мне за тебя приняться по-другому! Давай-ка этот кактус сюда, чего ты его держишь, и ступай вон, дрыхни. Эх, благо тому, кто на тебя полагается!
Вышли.
Водворилась тишина, но немного погодя послышался шепот.
— Куда он его прячет? — спрашивает хозяин.
— Да в кармане, должно быть!
— Посмотрим. Да прежде нужно узнать, спит ли он. Снова тишина. Прислушиваются оба, повернувшись
лицом к комнате, где почивает отец Чира.
— Отче Чира,— вполголоса окликает с порога хозяин,—. достопочтеннейший... А, отче Кирилл! — кричит он громче.— Вы забыли сказать, когда вас разбудить.
Тишина. Никакого ответа.
— Отче Чира! — кричит хозяин еще громче.— Вы спите, а?
Опять молчание. Тишина. Из комнаты по-прежнему доносится только громкий храп, да еще с присвистом.
— Спит! — объявляет хозяин.— А кого мое вино свалит, тому не так просто подняться.
— А-а! Ну и храпит! Будто плотник болванки строгает,— шепчет в полном восторге отец Спира.— Славно! Сейчас можешь действовать спокойно. Знаю его, как себя самого. Коль скоро заснул и захрапел, можно свободно возле кровати сто один раз из пушки выпалить — не проснется. Ну, иди...
Хозяин исчез в гостиной.
— В карманах нет,— шепчет он с порога,— искал, нет... Образчиков всяких полно — образчики кукурузы, образчики шерсти, должно быть дочери на приданое...
— Куда же он, черт, его сунул! — произносит задумчиво поп Спира.— Погляди-ка, не в поясе ли? Есть у него в поясе карманчик.
— Да я пояса-то не найду!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Но и он хорош,— замечает отец Чира.— И она получит, как говорится, хорошего друга! Я вполне доволен, вполне! — весело заявляет он и наливает себе и хозяину.— Итак, спаси нас бог!
— Во спасение! — Выпили до дна.— Кончил семинарию, не так ли?
— Да, кончил семинарию... с отличием. Поет просто на удивление, как царь Давид под арфу. Внешность, манеры — все, все!
— А много просит?
— Ни словом не обмолвился... ни словечком...
— Ну, конечно, умный юноша; стало быть, думает: самое ценное получил, а? Получил работящую и воспитанную девушку, примерную тещу и почтенного тестя, а все остальное, мол, на ваше усмотрение. Ну, значит, за здоровье жениха. Спаси бог!
Чокаются. Отец Чира пьет залпом и наливает себе еще.
— Ну, давайте чокнемся,— говорит хозяин.— За здоровье родителей невесты!
Чокаются. Гость снова залпом осушает стакан.
— Да и он, и он хорош... Истинное смирение! Если бы его увидел владыка — ну, было бы дело! Тотчас бы заграбастал его в монастырь, не позволил бы жениться, и вышел
317
бы из него второй Раич или Мушицкий!.. 1 Вполне, вполне им доволен! — растроганно говорит поп Чира и машинально чокается, не заметив, когда хозяин вновь наполнил его стакан. Хозяин выпивает половину, а гость до дна.— Признаться, больше ее надо бы поздравить! — откровенничает поп Чира.
— Собственно,— говорит хозяин,— всю заслугу следует приписать вашей почтеннейшей супруге, госпоже Персе,— недаром говорят: «Погляди на мать — и проси дочь!» Значит, беру на себя смелость, если разрешите... за здоровье примерной супруги вашей, госпожи Персы!
Чокаются, гость пьет до дна, а хозяин — оставшиеся полстакана.
— Ну, а ежели — продолжает хозяин,— мы и дальше станем, простите за выражение, копаться и доискиваться, то окажется, что это заслуга не столько вашей супруги госпожи Персы, сколько ваша, именно ваша, досточтимый отец Чира, потому что вы в свое время избрали госпожу Персу супругой, а уж она воспитала барышню Меланью!.. Значит, сумма-суммарум — вы главный виновник теперешнего счастья не только господина Перы, но и барышни Меланьи (как вы по крайней мере говорите) .
— Пожалуй, что и так! — соглашается Чира.
— Эх, значит зря пили мы, минуя вас, за других, менее достойных. Следовало бы сперва пить за ваше здоровье, дорогой мой и редкий гость, достопочтеннейший отец Чира! Но ничего, все еще можно исправить. Итак, перечеркнем и начнем сызнова! Значит, первый наш тост будет за ваше здоровье. Спаси нас бог!
Чокаются и пьют: хозяин половину, а отец Чира до дна. Развеселились отцы изрядно.
— «На реках вавилонских, тамо седохом и плакахом»,— запевает растроганный поп Чира, усаживается поглубже и, подняв брови, велегласно выводит — заливается все громче и громче, на удовольствие и к удивлению хозяина, который время от времени его подбадривает:
— Так, так! Вот это мне нравится!
Поп Чира пропел весь псалом, все девять стихов, и после каждого стиха подмигивал хозяину, словно, торжествуя, спрашивал: «Ну, что скажете?»
Развлекаются преподобные. Хозяин пропел другой псалом: «Из глубины воззвах к тебе, господи»,— отец Чира
1 Мушицкий Лукиан (1777—1837) — сербский поэт-клиссицист.
318
третий: «Господи, воззвах к тебе, услыши мя; вонми гласу моления моего».
В наилучшем расположении духа и хозяин и поп Чира чокаются поочередно, поют псалмы, один проникновеннее другого, и пьют за здоровье матушки Персы и всех прочих по порядку.
Затем снова заходит разговор о девушке, о женихе и приходе: останется ли Пера в селе, или будет искать место в городе. Оказалось, что Меланья желает переехать в город. Поговорили еще немного, чокались, выпивали, хвалили друг друга за голоса и пение, пока не возвратился отец Спира, а хозяйка не обнесла их еще раз пуншем. Самый общительный — отец Чира, наливает себе и остальным и все расхваливает своих домашних.
— Какова мать, такова и дочь! — бахвалится Чира.— Моя Персида, сказал бы я, средоточие добродетелей и, конечно, так же воспитала свою дочь... Кто ее возьмет, будет счастлив и доволен, как и я сам в своей супружеской жизни.
— Да кому вы говорите,— замечает хозяин,— знаем, давно знаем!
Пьют, чокаются и снова пьют. Но вот стали уже возникать небольшие паузы. И когда беседа начала затихать, а глаза слипаться, поп Чира первый напомнил, что не худо бы и на боковую, потому что завтра на заре нужно в путь. Хозяин не возражает. Гости встают из-за стола и отправляются на покой. Отцу Чире предоставляют гостиную, а отцу Спире, по-свойски, стелют в спальне хозяина.
Немного погодя входит хозяйка с заспанной, растрепанной служанкой и, убрав со стола посуду, направляется к двери.
— Чего это ты горшок с кактусом тащишь, куда ты с ним? — спрашивает хозяйка, остановившись в недоумении, и смотрит на Роксу, а Рокса стоит и клюет носом.— Эх, несчастье косматое! Да ты стоя спишь. Только бы дрыхнуть! Не выспалась, лентяйка валашская! Поставь горшок на место, собери серебро и отправляйся спать; а чуть свет чтоб была на ногах — вымоешь все, раз уж вечером ни на что не способна! Пока всего не вымоешь, на завтрак не рассчитывай. Вижу я, придется мне за тебя приняться по-другому! Давай-ка этот кактус сюда, чего ты его держишь, и ступай вон, дрыхни. Эх, благо тому, кто на тебя полагается!
Вышли.
Водворилась тишина, но немного погодя послышался шепот.
— Куда он его прячет? — спрашивает хозяин.
— Да в кармане, должно быть!
— Посмотрим. Да прежде нужно узнать, спит ли он. Снова тишина. Прислушиваются оба, повернувшись
лицом к комнате, где почивает отец Чира.
— Отче Чира,— вполголоса окликает с порога хозяин,—. достопочтеннейший... А, отче Кирилл! — кричит он громче.— Вы забыли сказать, когда вас разбудить.
Тишина. Никакого ответа.
— Отче Чира! — кричит хозяин еще громче.— Вы спите, а?
Опять молчание. Тишина. Из комнаты по-прежнему доносится только громкий храп, да еще с присвистом.
— Спит! — объявляет хозяин.— А кого мое вино свалит, тому не так просто подняться.
— А-а! Ну и храпит! Будто плотник болванки строгает,— шепчет в полном восторге отец Спира.— Славно! Сейчас можешь действовать спокойно. Знаю его, как себя самого. Коль скоро заснул и захрапел, можно свободно возле кровати сто один раз из пушки выпалить — не проснется. Ну, иди...
Хозяин исчез в гостиной.
— В карманах нет,— шепчет он с порога,— искал, нет... Образчиков всяких полно — образчики кукурузы, образчики шерсти, должно быть дочери на приданое...
— Куда же он, черт, его сунул! — произносит задумчиво поп Спира.— Погляди-ка, не в поясе ли? Есть у него в поясе карманчик.
— Да я пояса-то не найду!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78