Подвода тронулась. Всю дорогу от Темишвара до Че-нея преподобные отцы неумолчно беседовали. Разговор был, конечно, не такой сердечный и искренний, как прежде, что, разумеется, вполне понятно, но все же они беседовали, а в одном вопросе пришли даже к полному согласию.
— Сколько вы уплатили за подводу? — спросил Спира.
— Десять сребров! — ответил Чира.
— Что за черт! И я столько же. Потому, должно быть, что вы первый подрядились?
— Э, тут-то собака и зарыта; об этом я от самого дома размышляю. Когда он со мной рядился, то выходило, будто повезет меня одного. «Дорого, Петр,— говорю ему,— нельзя ли подешевле?» — «Возьмите попутчика, повезу дешевле».— «Найди, говорю, сам кого-нибудь».— «Не могу, отвечает, найдите вы — и повезу за шесть сребров».
— Ну и прохвост, так же точно и со мной разговаривал! Точнехонько! — пожаловался Спира.— Найдите, мол, попутчика, и я повезу вас за ч е т ы р е сребра... А он с того и с другого содрал по десять сребров. Торговался со мной так, будто я первый пришел. Пройдоха вахлацкая!
— Все они такие, черт бы их драл!.. Думается мне, этот вор, архивор Нича, ночной сторож, настропалил его. Батюшки, дескать, в ссоре, ни слова друг другу не скажут.
— Э, так и я бы извозничал,— заметил поп Спира.— Мужик, конечно, мужицкую сторону тянет.
Приехав в Ченей, завернули на полчаса к попу Буре.
— Ну, как все обошлось?— спрашивает с любопытством хозяин, оставшись наедине со Спирой.
— Чрезвычайно хорошо,— весело отвечал тот.— И еще раз великое тебе спасибо. Ну просто замечательно получилось, сверх всякого, говорю, сверх всякого ожидания! Владыка заставил нас по-хорошему помириться и позабыть все нанесенные друг другу обиды. Даже рукопожатием обменялись, поцеловались в его присутствии...
— Поцеловалис ь!.. Да брось! Что ты говоришь! Даже поцеловались!..
— Да, а ты что думаешь! Поцеловались, конечно. Ну, ясное дело, скрепя сердце, через силу...
— Ну да уж само собой... могу себе представить!..
— Что касается меня, то, как говорится: «Женился, сам себе подивился». Мне-то, разумеется, полгоря. Помалкиваю да твержу про себя: «Слава богу, что так обернулось!..» Э, но ему, ему...
— Верю, верю. Но, расскажи, пожалуйста, как оно было...
— Да говорю тебе, сто раз вспоминал тебя с благодарностью, а вот тебе и доказательство,— произносит поп Спира, достает из шубы дорогую пенковую трубку и протягивает ему,— в знак моей искренней признательности.
— А-а, хороша, очень хороша! — говорит приятно пораженный поп Буря, рассматривая трубку.— Сколько стоила?
— Да сколько бы ни стоила — безделица по сравнению с твоей услугой. Кури на здоровье. Возьми да и закури сейчас, а я тебе все вкратце расскажу.
Поп Буря закурил трубочку, а поп Спира изложил ему, как было дело.
— В конце своей речи епископ простил отца Чиру, укорив его за то, что он столь некрасиво пытался обмануть вышестоящих лиц,— закончил Спира свой рассказ.
Попы дружно захохотали, и в это мгновение вошел поп Чира. Оба смеялись от всей души, как это свойственно только здоровым и толстым попам.
— Э, достопочтеннейший,— обратился хозяин к попу Чире, показывая новую трубку,— вы меня не поздравляете? Должен похвастаться перед вами. Посмотрите, что мне привез в презент отец Спира.
— А-а, очень хорошо, прекрасно! — цедит поп Чира, натянуто улыбаясь и думая, конечно, про себя: «Недаром тебе Спира это подарил; не без твоего масла тут обошлось, Каиафа!»
— Ну, так пойдемте! Пожалуйте червячка заморить,— предложил хозяин, когда попадья подала яичницу — любимое блюдо путешественников.— Пожалуйте, достопочтеннейший! Проходи, Спира!
Путники уселись, приглашают хозяина.
— Нет, нет, спасибо! Я теперь до вечера не выпущу эту трубку изо рта!— говорит он улыбаясь.— Да угощайтесь, достопочтеннейший отец Чира! Что же это, значит, вам не понравилась яичница? — потчует хозяин, выдувая через новую трубку и чубук густую струю дыма.
— Спасибо, спасибо! Не в том дело. У меня что-то неладно с желудком,— тянет отец Чира, а про себя думает: «Знаю тебя, старого волка! Знаю, почему ты трубку закурил и почему именно яичницей угощаешь! Недаром говорится: «Стоит ему, как святого Петра яичница». Это я, я лично оплатил и пенковую трубку и яичницу. Сейчас только вижу, насколько мудры были наши старики, когда предостерегали: «Берегись попа!»,— а я имел дело с двумя попами и одним пономарем!»
— Ну, двинемся, что ли, прия,.. спутник, хочу я сказать,— спрашивает поп Спира, покончив с яичницей.
— Что ж, двинемся!— соглашается поп Чира, обматывая шею шалью.— Ну, дорогой хозяин, до свидания. Спасибо за угощенье.
— О, не стоит, не стоит! Буду счастлив, если вы меня почаще будете так вспоминать.
— Э, ей-богу,— добавляет поп Чира,— вы к нам приезжайте, теперь ваш черед! Вот на свадьбу пожалуйте. Через несколько недель,— я сообщу вам,— будет у нас в доме семейное торжество... свадьба моей дочери...
— Сообщу и я,— говорит отец Спира,— и у меня готовятся, вовсю готовятся.
— Что?— восклицает удивленный и обрадованный Я хозяин.— Разве и ты выдаешь? А за кого, за кого?
— Эх, за кого! Ее выбор: услышишь и увидишь. На- я шла, как говорится, латка заплатку, ха-ха-ха! — смеется поп Спира.— Мы долго не давали согласия, все противились, но девушка уперлась: его, и только его... Как в деревне говорят: «Или за него, или в Тису с берега!» Ну что поделаешь, как не уступить, о стадах свиней и, должно быть, до гроба будет вздыхать о своей минувшей юности и прожитых деньгах (будь они у него сейчас, когда он накопил ума и приобрел сноровку!); болтает, изредка поглядывая украдкой на Тинкуцу, свою будущую родственницу, и вздыхает; хвастается и обиняками поругивает своего Милоша, утверждая, что он якобы не заслужил такой жены, как Тинкуца,— и бубнит свое до тех пор, пока Тин-куца не погонит его кормить свиней, которые хрюкают у двери, напоминая о себе хозяевам.
Все это промелькнуло и осталось позади, а Пера То-цилов гнал все дальше, все ближе к дому.
К вечеру прибыли в село. Заплатили попы Пере То-цилову честно, как договорились, по десять форинтов. Правда, они долго шарили по своим глубоким поповским карманам — и не потому, что там не находилось бумажек, их было предостаточно,— а потому, что им тяжко было расставаться с такой суммой, а кроме того, и тот и другой задумались над тем, не следует ли упрекнуть крестьянина за лукавство и надувательство своих же священников, растолковать ему, что это нехорошо, что даже иноверцы никогда не поступили бы так в отношении своих пастырей. Но передумали и расплатились без особых разговоров. Вдохновившись этим, газда Пера То-цилов цересчитал бумажки, положил в кошелек, засунул его за голенище и вежливо поблагодарил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78