Однако передвигался незваный гость прямо, совершенно по-человечески, да и лицо у него было абсолютно людское. Уши, пожалуй, чуть побольше, чем надо было бы, голова — правильной круглой формы, почти шарообразная, покрытая волосами, но лицо при этом оставалось гладким, безволосым. Совершенно по-человечески усмехаясь, незнакомец устроился у огня. Усевшись, он протянул руки к пламени.
Мэту было здорово не по себе. Пожалуй, он предпочел бы встретиться лицом к лицу с откровенным чудовищем, а не с этим созданием, в котором человеческого было не меньше, чем звериного.
Странное создание сидело на корточках, и его согнутые в коленях ноги напоминали чуть выдвинутые лезвия перочинных ножей. Оно грело руки у огня, не сводя глаз с Мэта, и ухмылялось все шире и шире.
Мэт тоже не сводил глаз с неожиданного гостя. Напряжение росло, но Мэт принял твердое решение, что не заговорит первым, но и не предпримет никакого враждебного действия, однако в сознании его вертелось и вертелось охранное заклинание, и он был готов выкрикнуть его при малейшем неосторожном движении со стороны его визави.
Видимо, намерения Мэта стали понятны существу, и оно в конце концов проговорило:
— Уж и заговорил бы, что ли, человек. Я же знаю, что ты за мной следишь.
Мэт только кивнул в ответ.
— За этих не бойся. — Существо бросило взгляд на сэра Оризана и сержанта Брока. — Они не проснутся до зари. Я об этом позаботился.
Ага, значит, это создание еще и магическим даром обладало. Мэт снова кивнул, не отрывая глаз от гостя.
Губы существа презрительно скривились.
— Да что с тобой такое? Бохана никогда не видал?
Магия названия существа заворожила Мэта. Как ни парадоксально, но сам факт того, что теперь он узнал, что у странного существа есть название, почему-то Мэта успокоил.
— Нет, не видал. Ты... мужского пола?
— Мужского, мужского, и поверь мне, давно не встречал самки моего рода. Несколько веков. Но ты не бойся — человеческие самки меня не интересуют. И ни о каком спаривании я не помышляю, пока рядом со мной нету боханки, пылающей страстью. — Он помедлил, но Мэт ничего не сказал, и бохан добавил:
— Но нам бывает одиноко.
Мэту вдруг стало жаль косматого получеловека. Быть единственным в своем роду-племени... а наверное, так оно и было, если этот бохан уже несколько веков не встречал самки... Да, видимо, ему было очень и очень одиноко.
— Понимаю, — отозвался Мэт. — А других боханов в округе нет?
— Живет тут один, милях в четырех отсюда. — Бохан указал на север. — И еще один, милях в десяти к востоку. — Он указал в другую сторону и стал похож на косматый семафор. — Но мы друг дружку не очень жалуем. — Он уронил руки.
— Просто слов нет! — воскликнул Мэт. — Еще двое! И злобные, поди.
— Да нет, — осклабился бохан. — Они не хуже, чем я. И не лучше. Просто боханы других боханов не любят, вот и все.
При изучении курса сравнительной литературы Мэту довелось углубляться в исследование фольклора.
— То есть вы — одинокие фейри?
— «Фейри»! — фыркнул бохан. — И почему только вы, смертные, весь волшебный народец без разбору нарекаете фейри? Мы — духи, и ничего больше! Уж лучше паками нас называть. Да, мы живем поодиночке, если на то пошло. И уж если речь о компании заводить, то мы предпочитаем компанию смертных.
— Вот как? — удивился Мэт. Ему наконец стало немного страшновато. — Это почему же?
— Потому, что свои обжулят, обхитрят, дурнем выставят.
— Ну да, ясное дело, — неопределенно отозвался Мэт, стараясь прогнать страх. Ведь он был магом, ему ничего не стоило управиться с этим персонажем сельского фольклора! — Ну, если ты такой компанейский малый, что же ты скитаешься возле этой заброшенной лесной избушки?
— Потому что в ней жили люди, к которым я привязался. — Бохан смахнул с щеки слезинку. — Хорошие были люди, добрые. Дед, отец и дочка. Вот только в жены ее никто брать не хотел, вот она и жила в этой избушке до самой смерти. Добрая такая была старушенция, сорока лет от роду.
Что тут скажешь? Средняя продолжительность жизни в средние века оставляла желать лучшего. «Вряд ли эта женщина желала дожить до семидесяти», — подумал Мэт.
— Тяжко ей, наверное, пришлось.
— Да, нелегко. Друзей у нее мало было, а еще меньше было тех, кто к ней заглядывал.
У Мэта мелькнула нехорошая мысль. Не могли бохан приложить руку к тому, чтобы число навещавших «старушенцию» гостей уменьшилось?
— Пару раз пыталась она с собой покончить, — признался бохан, сверкнув глазами. — Но я этого, сам понимаешь, допустить не мог.
— Ну конечно, ты же боишься одиночества, — кивнул Мэт и зябко поежился. — А что стряслось с остальными ее домашними?
— О, эти умерли. Нервные они все были очень.
— Начинаю догадываться почему. И никто с тех пор не отваживался заночевать здесь?
— Это точно. Местечко это пользуется у деревенских дурной славой.
— Угу. Могу представить почему, — буркнул Мэт. Они с товарищами над деревней пролетели и потому не слышали ни от кого предупреждений о том, что в этот домик лучше не заглядывать. — И давно ли померла хозяйка?
— Уж тридцать лет тому.
— Да, давненько. А ты-то почему здесь остался?
— Да потому что мои они были, смертные эти. Как это у вас говорится — усыновил я их, вот как! Куда было идти? Не к кому!
— Да. Просто образец преданности, — кивнул Мэт, однако в голосе его прозвучали нотки сомнения. — Ну а как же бохан ищет для себя новое семейство?
— А он ждет, пока кто-нибудь не остановится на ночлег в том доме, где обитало его прежнее семейство, а потом усыновляет этого человека и остается жить с ним и с его семейством.
Тут Мэту стало уж совсем не по себе. Однако, будучи по природе оптимистом, он нарочито бодро проговорил:
— И ты, само собой, выбрал сержанта, да?
Бохан осклабился и покачал круглой головой.
— Ну, тогда — рыцаря?
Бохан снова покачал головой.
— Ну, — сдавленно произнес Мэт, — не меня же?
Бохан запрокинул голову и опустил ее, сверкнув глазами. Мэт вытаращил глаза, замер. По коже его побежали мурашки. Он встряхнулся, прочистил горло и сказал:
— Боюсь, это невозможно.
— Еще как возможно, — заверил его бохан. — Я тебя уже усыновил, понимаешь?
— Но я не желаю усыновляться, — решительно ответил Мэт.
— Ну, тут тебе выбирать не приходится, — объяснил бохан. Его белые зубы блеснули в отблесках пламени. — Короче, я тебя усыновил, и говорить тут больше, милок, не о чем.
— И все-таки как насчет того, что я на это не согласен?
— Нельзя никак. А не то пожалеешь.
— Боюсь, если я соглашусь, я еще сильнее пожалею.
Глаза бохана сверкнули.
— Так ты отказываешься от такой великой роскоши, как мое общество? Повторяю: ты горько пожалеешь, если откажешься, смертный!
И вправду, глаза у него были совсем оленьи. Мэт прокашлялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Мэту было здорово не по себе. Пожалуй, он предпочел бы встретиться лицом к лицу с откровенным чудовищем, а не с этим созданием, в котором человеческого было не меньше, чем звериного.
Странное создание сидело на корточках, и его согнутые в коленях ноги напоминали чуть выдвинутые лезвия перочинных ножей. Оно грело руки у огня, не сводя глаз с Мэта, и ухмылялось все шире и шире.
Мэт тоже не сводил глаз с неожиданного гостя. Напряжение росло, но Мэт принял твердое решение, что не заговорит первым, но и не предпримет никакого враждебного действия, однако в сознании его вертелось и вертелось охранное заклинание, и он был готов выкрикнуть его при малейшем неосторожном движении со стороны его визави.
Видимо, намерения Мэта стали понятны существу, и оно в конце концов проговорило:
— Уж и заговорил бы, что ли, человек. Я же знаю, что ты за мной следишь.
Мэт только кивнул в ответ.
— За этих не бойся. — Существо бросило взгляд на сэра Оризана и сержанта Брока. — Они не проснутся до зари. Я об этом позаботился.
Ага, значит, это создание еще и магическим даром обладало. Мэт снова кивнул, не отрывая глаз от гостя.
Губы существа презрительно скривились.
— Да что с тобой такое? Бохана никогда не видал?
Магия названия существа заворожила Мэта. Как ни парадоксально, но сам факт того, что теперь он узнал, что у странного существа есть название, почему-то Мэта успокоил.
— Нет, не видал. Ты... мужского пола?
— Мужского, мужского, и поверь мне, давно не встречал самки моего рода. Несколько веков. Но ты не бойся — человеческие самки меня не интересуют. И ни о каком спаривании я не помышляю, пока рядом со мной нету боханки, пылающей страстью. — Он помедлил, но Мэт ничего не сказал, и бохан добавил:
— Но нам бывает одиноко.
Мэту вдруг стало жаль косматого получеловека. Быть единственным в своем роду-племени... а наверное, так оно и было, если этот бохан уже несколько веков не встречал самки... Да, видимо, ему было очень и очень одиноко.
— Понимаю, — отозвался Мэт. — А других боханов в округе нет?
— Живет тут один, милях в четырех отсюда. — Бохан указал на север. — И еще один, милях в десяти к востоку. — Он указал в другую сторону и стал похож на косматый семафор. — Но мы друг дружку не очень жалуем. — Он уронил руки.
— Просто слов нет! — воскликнул Мэт. — Еще двое! И злобные, поди.
— Да нет, — осклабился бохан. — Они не хуже, чем я. И не лучше. Просто боханы других боханов не любят, вот и все.
При изучении курса сравнительной литературы Мэту довелось углубляться в исследование фольклора.
— То есть вы — одинокие фейри?
— «Фейри»! — фыркнул бохан. — И почему только вы, смертные, весь волшебный народец без разбору нарекаете фейри? Мы — духи, и ничего больше! Уж лучше паками нас называть. Да, мы живем поодиночке, если на то пошло. И уж если речь о компании заводить, то мы предпочитаем компанию смертных.
— Вот как? — удивился Мэт. Ему наконец стало немного страшновато. — Это почему же?
— Потому, что свои обжулят, обхитрят, дурнем выставят.
— Ну да, ясное дело, — неопределенно отозвался Мэт, стараясь прогнать страх. Ведь он был магом, ему ничего не стоило управиться с этим персонажем сельского фольклора! — Ну, если ты такой компанейский малый, что же ты скитаешься возле этой заброшенной лесной избушки?
— Потому что в ней жили люди, к которым я привязался. — Бохан смахнул с щеки слезинку. — Хорошие были люди, добрые. Дед, отец и дочка. Вот только в жены ее никто брать не хотел, вот она и жила в этой избушке до самой смерти. Добрая такая была старушенция, сорока лет от роду.
Что тут скажешь? Средняя продолжительность жизни в средние века оставляла желать лучшего. «Вряд ли эта женщина желала дожить до семидесяти», — подумал Мэт.
— Тяжко ей, наверное, пришлось.
— Да, нелегко. Друзей у нее мало было, а еще меньше было тех, кто к ней заглядывал.
У Мэта мелькнула нехорошая мысль. Не могли бохан приложить руку к тому, чтобы число навещавших «старушенцию» гостей уменьшилось?
— Пару раз пыталась она с собой покончить, — признался бохан, сверкнув глазами. — Но я этого, сам понимаешь, допустить не мог.
— Ну конечно, ты же боишься одиночества, — кивнул Мэт и зябко поежился. — А что стряслось с остальными ее домашними?
— О, эти умерли. Нервные они все были очень.
— Начинаю догадываться почему. И никто с тех пор не отваживался заночевать здесь?
— Это точно. Местечко это пользуется у деревенских дурной славой.
— Угу. Могу представить почему, — буркнул Мэт. Они с товарищами над деревней пролетели и потому не слышали ни от кого предупреждений о том, что в этот домик лучше не заглядывать. — И давно ли померла хозяйка?
— Уж тридцать лет тому.
— Да, давненько. А ты-то почему здесь остался?
— Да потому что мои они были, смертные эти. Как это у вас говорится — усыновил я их, вот как! Куда было идти? Не к кому!
— Да. Просто образец преданности, — кивнул Мэт, однако в голосе его прозвучали нотки сомнения. — Ну а как же бохан ищет для себя новое семейство?
— А он ждет, пока кто-нибудь не остановится на ночлег в том доме, где обитало его прежнее семейство, а потом усыновляет этого человека и остается жить с ним и с его семейством.
Тут Мэту стало уж совсем не по себе. Однако, будучи по природе оптимистом, он нарочито бодро проговорил:
— И ты, само собой, выбрал сержанта, да?
Бохан осклабился и покачал круглой головой.
— Ну, тогда — рыцаря?
Бохан снова покачал головой.
— Ну, — сдавленно произнес Мэт, — не меня же?
Бохан запрокинул голову и опустил ее, сверкнув глазами. Мэт вытаращил глаза, замер. По коже его побежали мурашки. Он встряхнулся, прочистил горло и сказал:
— Боюсь, это невозможно.
— Еще как возможно, — заверил его бохан. — Я тебя уже усыновил, понимаешь?
— Но я не желаю усыновляться, — решительно ответил Мэт.
— Ну, тут тебе выбирать не приходится, — объяснил бохан. Его белые зубы блеснули в отблесках пламени. — Короче, я тебя усыновил, и говорить тут больше, милок, не о чем.
— И все-таки как насчет того, что я на это не согласен?
— Нельзя никак. А не то пожалеешь.
— Боюсь, если я соглашусь, я еще сильнее пожалею.
Глаза бохана сверкнули.
— Так ты отказываешься от такой великой роскоши, как мое общество? Повторяю: ты горько пожалеешь, если откажешься, смертный!
И вправду, глаза у него были совсем оленьи. Мэт прокашлялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117