Стояла невыносимая жара, невозможно было подойти к пожару ближе, чем на пятьдесят ярдов. Искры взлетали подобно гигантскому фейерверку. Я пытался заговорить с Донелли, но он не обращал на меня никакого внимания. Я взглянул на его лицо: с отвисшей челюстью, остановившимися глазами, будто сделанными из голубого стекла, он уставился в одну точку. Казалось, он упивался пламенем и дымом. Даже когда ветерок подул в нашу сторону, и глаза у меня заслезились от дыма, он продолжал остановившимися, широко раскрытыми глазами смотреть на бушующий пожар. Что-то такое было в выражении его лица, будто он погрузился в состояние странной экзальтации. В какой-то степени я разделял его чувства: действительно, пожар представлял из себя захватывающее, величественное зрелище.
Я заметил, что другие люди начали посматривать на нас явно неодобрительно, будто мы не имели права находиться здесь и наблюдать за пожаром. Я отступил чуточку назад и прислонился к забору. Через полчаса, когда от сарая уже ничего не осталось, кроме металлических перекрытий, наконец прибыла пожарная машина.
Кто-то сзади обратился ко мне:
– Пожалуйста, назовите ваше имя.
Я обернулся и увидел плотного полицейского, строго глядящего на меня. Явно враждебно были настроены и двое сопровождавших его мужчин, вероятно, это были работники с фермы. В руках они держали пистолеты. Я назвал себя и сообщил, что пришел сюда с полковником Донелли. Старший из мужчин недовольно пробурчал:
– Ага, так значит, вы приятель Донелли.
Я с удивлением отметил враждебный тон его голоса.
Полицейский недовольно глянул на него и обратился ко мне:
– Скажите, пожалуйста, вы долго тут находи-тесь?
– С самого начала пожара. Мы прогуливались неподалеку, когда заметили дымок в сарае.
Меня озадачил следующий вопрос, хотя ответ на него было дать нетрудно.
– Кто вы?
Когда я объяснил, что читаю лекции в Батон-Руж, полицейский стал вежливее. У меня в кармане лежал контракт на лекции и удостоверение личности, которое я всегда держу при себе в Америке. Я было уже собирался высказать свое искреннее возмущение: разве что-нибудь противозаконное есть в том, чтобы стоять здесь и наблюдать за пожаром? Но полицейский, внимательно ознакомившись с моим удостоверением, вежливо поблагодарил и направился к Донелли вместе с двумя сопровождающими его мужчинами. Огромный рыжий пес, стоявший рядом с Донелли, угрожающе зарычал и присел, готовый к прыжку. Донелли удержал его за поводок. Разговор был краток. Я увидел, как он что-то сказал и указал на меня. Затем подошел ко мне, зевнул устало и предложил:
– Итак, нам пора уходить.
Пожарная машина наконец начала лить воду на уже догорающий пепел, и облака пара и дыма взметнулись в воздух, неся за собой обгоревшие угли.
– Что тут происходит? Почему они так враждебно настроены?
– Не обращайте внимания. Тут всегда подозрительно относятся ко всем незнакомцам.
– Надеюсь, они не думают, что это мы подожгли сарай?
Он неопределенно пожал плечами и беззаботно начал насвистывать мелодию веселой «джиги». Он шел назад такими же широкими шагами, но меня поразило, что его напряжение исчезло. Когда он спешил на пожар, то лихорадочно болтал без умолку и был похож на человека, которого преследует какая-то навязчивая идея. Теперь он расслабился и пришел в отличное расположение духа. Когда мы входили в дом, он даже положил мне на плечо руку и облегченно сказал:
– Итак, я думаю, мы заслужили по доброй рюмочке.
Он достал бутылку английского эля «Уортингтон». Когда я смотрел, как он беззаботно что-то напевает про себя, наливая эль в бокалы, я тоже слегка расслабился, усталость подавила во мне чувство страха, и смело задал ему вопрос:
– Надеюсь, вы не имеете никакого отношения к пожару?
На мгновение я испугался: не слишком ли многое я себе позволяю. Но он спокойно протянул мне бокал эля и с невинной ухмылкой нашкодившего школьника, которому все сошло с рук, сказал:
– Странный вопрос. Каким это образом я мог поджечь сарай?
Внезапно, с какой-то необъяснимой определенностью я понял, что именно он был виновником пожара. Возможно, моя уверенность в его виновности исходила из-за тона его голоса или из-за того, как он воспринял мой вопрос. Он нисколько не удивился ему, а ведь невинный человек проявил бы недоумение, переспросил бы, по крайней мере, правильно ли он меня понял. Я устроился в кресле и пригубил эль. Когда я снова взглянул на него, моя уверенность исчезла: ведь он же был у меня на виду целый день и никуда не отлучался…
– За Эсмонда Донелли! – провозгласил он, и я выпил эль под этот совершенно неуместный тост.
Он направился на кухню, и я услышал, как он принялся готовить какое-то блюдо. Он громко включил радио – еще один знак хорошего настроения Донелли. Прохладный бриз подул в раскрытое окно. Чем больше я думал о происшедшем, тем больше убеждался в том, что он заранее знал о пожаре. Все свидетельствовало об этом: настойчивое желание, чтобы я остался и разделил его триумф, бессмысленная болтовня, абсурдно долгая прогулка под палящим солнцем, пистолет, который он захватил с собой, и огромный пес, охранявший его во время этого опасного мероприятия, все увеличивающийся темп его шагов по мере приближения к месту пожара и то, как он часто поглядывал на часы. Этот человек имел все признаки пироманьяка. Он был явно помешан на пожарах. Вполне возможно… я внезапно почувствовал, как у меня выступил холодный пот… возможно, он был виновником и того пожара, за который повесили несчастных негров? Вероятно, какой-то неизвестный его сообщник поджег сарай при нашем приближении. Конечно, это было слишком опасно. Или он использовал для поджога какое-нибудь устройство, поставленное на определенное время? Вероятно, разгадка именно в этом.
Я допил свой эль и задремал. Я проснулся, когда он принес еду – батат, поджаренный по-французски картофель и сосиски. Он налил мне еще эля. Я с аппетитом ел с подноса, стоящего у меня на коленях. Он тоже явно был очень голоден. Во время еды мы хранили молчание, и я изредка бросал украдкой на него взгляды. Он совсем не походил на грозного графа Дракулу, хранящего свою ужасную тайну. Он имел вид усталого человека лет пятидесяти, который проголодался и хочет спокойно пообедать. Конечно, моим долгом было бы высказать свои подозрения кому-нибудь… возможно, декану факультета английской филологии университета Луизианы. Но я знал, что не смогу сделать этого. Он был гостеприимным хозяином. Мне оставалось только надеяться, что и без моей помощи его вскоре схватят с поличным.
Мы закончили обед к девяти часам вечера, и я сказал:
– Вы очень гостеприимны и добры, но мне действительно пора подумать об отъезде…
Он поставил на поднос грязные тарелки и, как бы между прочим, заметил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Я заметил, что другие люди начали посматривать на нас явно неодобрительно, будто мы не имели права находиться здесь и наблюдать за пожаром. Я отступил чуточку назад и прислонился к забору. Через полчаса, когда от сарая уже ничего не осталось, кроме металлических перекрытий, наконец прибыла пожарная машина.
Кто-то сзади обратился ко мне:
– Пожалуйста, назовите ваше имя.
Я обернулся и увидел плотного полицейского, строго глядящего на меня. Явно враждебно были настроены и двое сопровождавших его мужчин, вероятно, это были работники с фермы. В руках они держали пистолеты. Я назвал себя и сообщил, что пришел сюда с полковником Донелли. Старший из мужчин недовольно пробурчал:
– Ага, так значит, вы приятель Донелли.
Я с удивлением отметил враждебный тон его голоса.
Полицейский недовольно глянул на него и обратился ко мне:
– Скажите, пожалуйста, вы долго тут находи-тесь?
– С самого начала пожара. Мы прогуливались неподалеку, когда заметили дымок в сарае.
Меня озадачил следующий вопрос, хотя ответ на него было дать нетрудно.
– Кто вы?
Когда я объяснил, что читаю лекции в Батон-Руж, полицейский стал вежливее. У меня в кармане лежал контракт на лекции и удостоверение личности, которое я всегда держу при себе в Америке. Я было уже собирался высказать свое искреннее возмущение: разве что-нибудь противозаконное есть в том, чтобы стоять здесь и наблюдать за пожаром? Но полицейский, внимательно ознакомившись с моим удостоверением, вежливо поблагодарил и направился к Донелли вместе с двумя сопровождающими его мужчинами. Огромный рыжий пес, стоявший рядом с Донелли, угрожающе зарычал и присел, готовый к прыжку. Донелли удержал его за поводок. Разговор был краток. Я увидел, как он что-то сказал и указал на меня. Затем подошел ко мне, зевнул устало и предложил:
– Итак, нам пора уходить.
Пожарная машина наконец начала лить воду на уже догорающий пепел, и облака пара и дыма взметнулись в воздух, неся за собой обгоревшие угли.
– Что тут происходит? Почему они так враждебно настроены?
– Не обращайте внимания. Тут всегда подозрительно относятся ко всем незнакомцам.
– Надеюсь, они не думают, что это мы подожгли сарай?
Он неопределенно пожал плечами и беззаботно начал насвистывать мелодию веселой «джиги». Он шел назад такими же широкими шагами, но меня поразило, что его напряжение исчезло. Когда он спешил на пожар, то лихорадочно болтал без умолку и был похож на человека, которого преследует какая-то навязчивая идея. Теперь он расслабился и пришел в отличное расположение духа. Когда мы входили в дом, он даже положил мне на плечо руку и облегченно сказал:
– Итак, я думаю, мы заслужили по доброй рюмочке.
Он достал бутылку английского эля «Уортингтон». Когда я смотрел, как он беззаботно что-то напевает про себя, наливая эль в бокалы, я тоже слегка расслабился, усталость подавила во мне чувство страха, и смело задал ему вопрос:
– Надеюсь, вы не имеете никакого отношения к пожару?
На мгновение я испугался: не слишком ли многое я себе позволяю. Но он спокойно протянул мне бокал эля и с невинной ухмылкой нашкодившего школьника, которому все сошло с рук, сказал:
– Странный вопрос. Каким это образом я мог поджечь сарай?
Внезапно, с какой-то необъяснимой определенностью я понял, что именно он был виновником пожара. Возможно, моя уверенность в его виновности исходила из-за тона его голоса или из-за того, как он воспринял мой вопрос. Он нисколько не удивился ему, а ведь невинный человек проявил бы недоумение, переспросил бы, по крайней мере, правильно ли он меня понял. Я устроился в кресле и пригубил эль. Когда я снова взглянул на него, моя уверенность исчезла: ведь он же был у меня на виду целый день и никуда не отлучался…
– За Эсмонда Донелли! – провозгласил он, и я выпил эль под этот совершенно неуместный тост.
Он направился на кухню, и я услышал, как он принялся готовить какое-то блюдо. Он громко включил радио – еще один знак хорошего настроения Донелли. Прохладный бриз подул в раскрытое окно. Чем больше я думал о происшедшем, тем больше убеждался в том, что он заранее знал о пожаре. Все свидетельствовало об этом: настойчивое желание, чтобы я остался и разделил его триумф, бессмысленная болтовня, абсурдно долгая прогулка под палящим солнцем, пистолет, который он захватил с собой, и огромный пес, охранявший его во время этого опасного мероприятия, все увеличивающийся темп его шагов по мере приближения к месту пожара и то, как он часто поглядывал на часы. Этот человек имел все признаки пироманьяка. Он был явно помешан на пожарах. Вполне возможно… я внезапно почувствовал, как у меня выступил холодный пот… возможно, он был виновником и того пожара, за который повесили несчастных негров? Вероятно, какой-то неизвестный его сообщник поджег сарай при нашем приближении. Конечно, это было слишком опасно. Или он использовал для поджога какое-нибудь устройство, поставленное на определенное время? Вероятно, разгадка именно в этом.
Я допил свой эль и задремал. Я проснулся, когда он принес еду – батат, поджаренный по-французски картофель и сосиски. Он налил мне еще эля. Я с аппетитом ел с подноса, стоящего у меня на коленях. Он тоже явно был очень голоден. Во время еды мы хранили молчание, и я изредка бросал украдкой на него взгляды. Он совсем не походил на грозного графа Дракулу, хранящего свою ужасную тайну. Он имел вид усталого человека лет пятидесяти, который проголодался и хочет спокойно пообедать. Конечно, моим долгом было бы высказать свои подозрения кому-нибудь… возможно, декану факультета английской филологии университета Луизианы. Но я знал, что не смогу сделать этого. Он был гостеприимным хозяином. Мне оставалось только надеяться, что и без моей помощи его вскоре схватят с поличным.
Мы закончили обед к девяти часам вечера, и я сказал:
– Вы очень гостеприимны и добры, но мне действительно пора подумать об отъезде…
Он поставил на поднос грязные тарелки и, как бы между прочим, заметил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107