Теперь слитность действий муравьев грозила им гибелью. Общность зачаточного разума, которая превращала их в столь серьезных преследователей,
обернулась для них непоправимой бедой: каждое насекомое в отдельности проникалось теперь общим чувством безысходности и обреченности.
Эту картину братья наблюдали еще с полчаса, пока трупов внизу не нагромоздилось столько, что обитателю воронки стало трудно двигаться. Сами муравьи как-то сникли, сделались вялыми, словно запас сил у них иссяк.
В конце концов, когда солнце уже начало клониться к закату, молодые
люди повернулись к бойне спиной и отправились обратно к ручью. Шли медленно: от безумной гонки по камням поистерли ноги. Найл ощущал странную пустоту в душе, будто все его чувства полностью истощились.
Даже завидев впереди летящие низко над деревьями паучьи шары, он не
испытал никакого смятения, словно это были простые облака.
Братья намеренно сделали большой крюк и к ручью вышли мили за две ниже
муравейника черных. Каждый втайне опасался, что насекомые, чего доброго,
учуют личинок. Все понимали, что второй раз убежать не хватит сил.
К счастью, муравьи не попадались. Братья повстречали лишь несколько
жуков, одну тысяченожку да большого серого паука, который проводил их жадным взором из-за натянутой между деревьями паутины, однако напасть не решился.
Наконец перед самой темнотой юноши добрались до своего пристанища под
камнем.
Туда уже успели забраться несколько крупных мух, проведавших, где у
людей хранится запас дынь.
Выгнать их не составило труда, и, освободив свой временный дом от нахальных гостей, братья закидали вход кустами и сучьями, завернулись в одеяла и забылись глубоким сном.
На следующий день перед рассветом отправились в обратный путь. Солнце
застало путников на пустоши, а примерно за час до темноты показались и знакомые красные скалы-обелиски, изъеденные ветром. Сердце у Найла радостно
затрепетало, даже слезы выступили на глазах.
Прошло несколько дней, и личинки превратились в муравьишек - крохотных, беззащитных созданий с ненасытно распахнутыми ртами.
Вайг дни напролет проводил в поисках корма для них, прочесывая окрестности, чтобы раздобыть спелые плоды со сладкой мякотью.
Утро целиком уходило на то, чтобы надоить у афидов приторной жидкости,
которую брат собирал в специальную посудину.
Найл души не чаял в уморительных малышах. Ручной живности у них никогда не водилось. Осу-пепсис с независимым и строптивым норовом едва ли можно
было считать ручной, а эти были такими забавными, как и сестренка, только
куда бойчее и шаловливей.
Набрав самой мягкой во всей округе травы, Вайг свил муравьям гнездо, и
те в нем резвились, дурашливо карабкаясь и легонько покусывая друг дружку
за лапки, а когда Найл совал им палец, пытались добраться до него.
Мягкая их кожица вскоре отвердела, и мальчику нравилось легонько постукивать по муравьиному боку пальцем - звук получался бодрым, звонким.
Найлу также доставляло удовольствие, расслабясь, сливаться с их незамысловатым умишком.
При этом ему казалось, что он и сам точь-в-точь такой же маленький муравьишко, и невольно думалось, что именно так, должно быть, человек ощущает
себя в пору младенчества.
Пообщавшись с муравьями, Найл всякий раз выходил наружу из пещеры,
напрочь утрачивая чувство страха. В такие минуты ему казалось, что его присутствие сознают и кактусы и кустарник - не остро, с внимательной настороженностью, а тепло и смутно, словно сквозь дымку приятного сна.
И когда однажды на руку Найлу уселась большая остроносая муха, намереваясь поживиться кровью, он не ощутил ни неприязни, ни раздражения, а лишь
терпеливое сочувствие, а потому смахнул муху бережно, словно извиняясь перед ней.
Через несколько недель муравьи заметно выросли, повзрослели и принялись деловито исследовать каждый уголок жилища.
Однажды утром, задолго до рассвета Найл проснулся от необычного звука,
который доносился из глубины пещеры, где держали муравьев. Найл на ощупь
пробрался туда и осторожно провел рукой по подстилке из сухой травы - муравьиное гнездо пустовало.
Осторожно шаря руками по стене и по полу, мальчик неожиданно наткнулся
на влажную кучку свежего грунта. Источник звука, судя по всему, находился
где-то поблизости.
Уяснить что-либо, сидя в полной темноте, было решительно невозможно,
поэтому Найл, возвратившись в жилую часть, прихватил там охапку лучинок и
огниво (осторожно, чтобы не перебудить остальных).
Аккуратно ступая между постелями, он вернулся в "муравейник" - пусто.
Однако возле угла в стене виднелась дырка, а под ней - земляной холмик. Сунувшись туда с лучиной, Найл убедился, что это не просто отверстие, а прямо-таки лаз, ведущий куда-то вниз.
Прошло немного времени, и наружу выкарабкался один из муравьев, доставив в передних лапках горстку грунта, которую тут же положил на скопившуюся
кучку. Пара минут - и возник еще один, тоже с землей.
Разгадка наступила лишь через несколько часов, когда куча почти уже
достигла потолка и в ней появилось много песка. Передние лапы муравьев покрывала жидкая грязь, а песок был подозрительно мокрым.
Насекомые пробивались к скрытому под землей водному источнику. Еще через час грязи на муравьях уже не было, а когда Торг опустил в образовавшуюся скважину масляный светильник, язычок пламени отразился в воде, до которой было метров двадцать. Вайг пощекотал муравьиную грудь, и насекомое послушно выделило глоток воды.
Бурая жидкость была прохладной и освежала, хотя и имела железистый
привкус. Вскоре Вайг приучил муравьев самостоятельно сливать воду в посудину. Так у людей появился постоянный источник воды, немыслимая прежде роскошь.
Совсем незаметно муравьи стали взрослыми. Теперь они покидали жилище и
добывали себе пропитание самостоятельно.
Возвращаясь, они нередко приносили плоды или сладкие ягоды. Покидая
пещеру поутру, насекомые устремлялись в пустыню с таким хлопотливо-деловитым и уверенным видом, словно наперед уже знали, что и где их там ждет.
Несколько раз Найл и Вайг пытались следовать за ними, но пройдя милю-другую, махали на все рукой: муравьи, похоже, вообще не знали, что такое усталость.
Помимо прочего насекомые отличались еще и редким бескорыстием. Возвращаясь после проведенных в пустыне часов, часто уже затемно, они по первому
же требованию безотказно делились нектаром.
Выяснилось, что верхняя часть их тел - своеобразное хранилище пищи.
Чувствуя голод, муравей сглатывал небольшую долю из собственного запаса,
пропуская ее в желудок. Вместе с тем доступ в "хранилище" был открыт любому
из членов семьи, достаточно лишь, подставив посудину или даже пригоршню,
пощекотать муравьиную грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47