Но, стоило злодею приблизиться к ней,
как какая-то неведомая сила вдруг швырнула его наземь.
Поднявшись, он повторил попытку, но опять был повержен. Тогда он простер руки к башне и что есть силы крикнул: "Я приказываю тебе - откройся!" -
и потянулся жезлом к стене.
Но едва он ее коснулся, как полыхнула яркая вспышка и там, где стоял
принц, осталась лишь куча пепла. Хеб, узнав о случившемся, предал смерти
всех своих узников, не помиловав и старейшину с женой. А тайна Белой башни
так и осталась нераскрытой.
На мальчика легенда произвела такое сильное впечатление, что ему начали сниться кошмары. Однажды ему привиделось, будто бы он, Найл, заслышав
возле жилища шум, вышел наружу и увидел гигантского тарантула ростом с кактус-цереус, с двумя рядами блестящих желтых глаз и челюстями, способными
раскромсать дерево.
Однако едва он проснулся, как страх исчез. Будучи совсем еще ребенком,
Найл приходил в ужас при мысли о смертоносцах.
Теперь же, узнав, что пауки на самом деле не такие уж неодолимые (вон
какие победы одерживал над ними Ивар Сильный и Скапта Хитрый), он стал относиться к паукам по-иному. Воистину, чем меньше знаешь, тем больше боишься.
Он, например, не без злорадства думал о том, что Повелителю пришлось
брать уроки у Галлата, иначе бы он нипочем не научился проникать в человеческие умы.
Вот Найла, например, никто этому не учил, а он может понимать даже муравьев. Бывали моменты, когда он сознавал и чувствовал, что происходит у
них в головах - как будто сам становился насекомым.
Так что, если паукам было трудно понять людей, это могло означать лишь
одно: у них совершенно иной образ мышления.
И от такой мысли смятение и радостный трепет рождались в душе. Смертоносцы, скажем, покорили человечество оттого, что познали людские умы. Получается, что и человек, познав сущность паучьего разума, сможет одержать
когданибудь над ними верх!
На следующее утро он отправился в пустыню, намереваясь найти подтверждения своим мыслям.
В полумиле от пещеры росло несколько раскидистых фисташковых деревьев
- место обитания серых пауков-пустынников.
Прибыв на место вскоре после рассвета, Найл увидел, что нижние ветви
сплошь увешаны тонюсенькими паутинкам. Чуть выше висела белая сумка, в какие пауки обычно откладывали яйца, откуда недавно вылупилось потомство.
Более крупная сеть матери-паучихи едва виднелась среди верхних ветвей.
Мальчик разместился в тени невысокой жесткой поросли и сразу увидел,
что паучиха уже заметила его и теперь внимательно за ним наблюдает, выжидая
когда двуногий подойдет ближе, чтобы можно было свалиться ему на спину.
Устроившись поудобнее, Найл пытался расслабиться, "остудить" рассудок,
но ничего не получалось: мешала неотступная мысль, что за ним следят.
Мимо с жужжанием промчалась большая зеленая муха, удирая от ктыря крупного желтого насекомого, чем-то похожего на осу. Ктырь атаковал добычу
слету, пикируя, словно сокол, но с первого раза, видимо, просчитался.
Муха со страху взвилась вверх, пытаясь увернуться от хлипких паутинок,
сотканных новорожденными паучками, и угодила прямехонько в сеть взрослого
насекомого. Ктырь, уже не в силах вильнуть в сторону, тоже стремглав влетел
в липкие шелковистые тенета. Спустя секунду паучиха уже спешила вниз - поскорее опутать великолепную добычу шелком, чтобы не вырвалась. И тут до нее
дошло, что помимо безвредной мухи в паутину угодил еще и опасный ктырь, яд
которого мог вызвать мгновенный паралич.
Она замерла, покачиваясь на волокнах в такт барахтанью двух насекомых,
которые силились вырваться на свободу.
Зеленой мухе это почти удалось, но, когда пять из шести ее лап высвободились из липких волокон, она опрометчиво дернулась в сторону, и у нее
увязло крыло.
Зачарованно наблюдавший за происходящим, Найл наконец ощутил глубокий
покой, которого не мог достичь еще несколько минут назад, сосредоточился в мозгу ожила трепетная светящаяся точка, и он неожиданно четко уловил вибрации слепого ужаса, исходящие от мухи, и сердитое недоумение ктыря.
Ктырь оказался созданием куда более стойким, чем муха, и его не покидала отчаянная решимость заставить обидчика дорого заплатить за гнусное посягательство на его жизнь.
Чуя, что паучиха смотрит на него, выжидая, он как бы твердил: "Ну, давай, иди сюда, живо схлопочешь дырку в брюхе!". И паучиха, привычная к тому, что перед ней немеют со страха, растерялась.
Найл чувствовал эту неуверенность, но, когда попытался проникнуть в
паучий мозг, ничего вышло. Создавалось впечатление, будто там вообще ничего
нет. Попробовал снова, на этот раз так настойчиво, что, не будь сейчас у
паучихи занятия поважнее, она непременно бы обратила внимание на мальчика.
Заметив, что неподалеку за противоборством наблюдает еще одна паучиха,
Найл попытался проникнуть в ее мозг, взглянуть на мир ее глазами. И опять
ощутил лишь пустоту.
Через долю секунды его внимание отвлекли яростные толчки ктыря, и понадобилось несколько минут, чтобы мальчик смог снова сосредоточиться. Его
неуклюжая попытка нащупать сознание насекомого дала паучихе понять: происходит что-то неладное.
Найл чувствовал, как она рыщет вокруг взглядом, пытаясь определить,
что так ее беспокоит. Разглядеть Найла она не могла - мешал куст, и ее настороженность переросла в беспокойство.
И тут до Найла впервые дошло, почему ему так сложно выявить мыслительные вибрации паучихи. Оказывается, ум этого существа пассивен, словно растение.
Зеленая муха и ктырь по сравнению с пауком кажутся сгустком суматошной, напористой энергии. И именно благодаря этой пассивности паук хорошо
чувствует добычу - ведь она-то активна!
Найлу все сразу же стало ясно. Паук всю свою жизнь проводит в паутине,
подкарауливая пролетающих мимо насекомых.
Вибрации паутины для него - своеобразный язык, каждый оттенок подобен
слову. Единственно, что нужно - это ждать, изучая оттенки вибраций: живые
пульсации дерева, смутное шевеление копошащихся где-то в корневище насекомых, волнение ветра в листве, странную пульсирующую дрожь солнечного света,
подобную скрытому гулу, наполняющему воздух. О его, Найла, присутствии паучиха догадалась еще задолго до того, как он приблизился к деревьям: вибрации людей можно сравнить с громким жужжанием пчелы.
Одновременно мальчик понял и то, как паукам-смертоносцам удается помыкать прочими существами: одним лишь умственным усилием-импульсом.
Обыкновенный взгляд - это уже направленный импульс воли.
Найл помнил несколько случаев, когда он, считая, что находится один,
вместе с тем испытывал смутное чувство, будто за ним кто-то исподтишка наблюдает, и, обернувшись, обнаруживал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
как какая-то неведомая сила вдруг швырнула его наземь.
Поднявшись, он повторил попытку, но опять был повержен. Тогда он простер руки к башне и что есть силы крикнул: "Я приказываю тебе - откройся!" -
и потянулся жезлом к стене.
Но едва он ее коснулся, как полыхнула яркая вспышка и там, где стоял
принц, осталась лишь куча пепла. Хеб, узнав о случившемся, предал смерти
всех своих узников, не помиловав и старейшину с женой. А тайна Белой башни
так и осталась нераскрытой.
На мальчика легенда произвела такое сильное впечатление, что ему начали сниться кошмары. Однажды ему привиделось, будто бы он, Найл, заслышав
возле жилища шум, вышел наружу и увидел гигантского тарантула ростом с кактус-цереус, с двумя рядами блестящих желтых глаз и челюстями, способными
раскромсать дерево.
Однако едва он проснулся, как страх исчез. Будучи совсем еще ребенком,
Найл приходил в ужас при мысли о смертоносцах.
Теперь же, узнав, что пауки на самом деле не такие уж неодолимые (вон
какие победы одерживал над ними Ивар Сильный и Скапта Хитрый), он стал относиться к паукам по-иному. Воистину, чем меньше знаешь, тем больше боишься.
Он, например, не без злорадства думал о том, что Повелителю пришлось
брать уроки у Галлата, иначе бы он нипочем не научился проникать в человеческие умы.
Вот Найла, например, никто этому не учил, а он может понимать даже муравьев. Бывали моменты, когда он сознавал и чувствовал, что происходит у
них в головах - как будто сам становился насекомым.
Так что, если паукам было трудно понять людей, это могло означать лишь
одно: у них совершенно иной образ мышления.
И от такой мысли смятение и радостный трепет рождались в душе. Смертоносцы, скажем, покорили человечество оттого, что познали людские умы. Получается, что и человек, познав сущность паучьего разума, сможет одержать
когданибудь над ними верх!
На следующее утро он отправился в пустыню, намереваясь найти подтверждения своим мыслям.
В полумиле от пещеры росло несколько раскидистых фисташковых деревьев
- место обитания серых пауков-пустынников.
Прибыв на место вскоре после рассвета, Найл увидел, что нижние ветви
сплошь увешаны тонюсенькими паутинкам. Чуть выше висела белая сумка, в какие пауки обычно откладывали яйца, откуда недавно вылупилось потомство.
Более крупная сеть матери-паучихи едва виднелась среди верхних ветвей.
Мальчик разместился в тени невысокой жесткой поросли и сразу увидел,
что паучиха уже заметила его и теперь внимательно за ним наблюдает, выжидая
когда двуногий подойдет ближе, чтобы можно было свалиться ему на спину.
Устроившись поудобнее, Найл пытался расслабиться, "остудить" рассудок,
но ничего не получалось: мешала неотступная мысль, что за ним следят.
Мимо с жужжанием промчалась большая зеленая муха, удирая от ктыря крупного желтого насекомого, чем-то похожего на осу. Ктырь атаковал добычу
слету, пикируя, словно сокол, но с первого раза, видимо, просчитался.
Муха со страху взвилась вверх, пытаясь увернуться от хлипких паутинок,
сотканных новорожденными паучками, и угодила прямехонько в сеть взрослого
насекомого. Ктырь, уже не в силах вильнуть в сторону, тоже стремглав влетел
в липкие шелковистые тенета. Спустя секунду паучиха уже спешила вниз - поскорее опутать великолепную добычу шелком, чтобы не вырвалась. И тут до нее
дошло, что помимо безвредной мухи в паутину угодил еще и опасный ктырь, яд
которого мог вызвать мгновенный паралич.
Она замерла, покачиваясь на волокнах в такт барахтанью двух насекомых,
которые силились вырваться на свободу.
Зеленой мухе это почти удалось, но, когда пять из шести ее лап высвободились из липких волокон, она опрометчиво дернулась в сторону, и у нее
увязло крыло.
Зачарованно наблюдавший за происходящим, Найл наконец ощутил глубокий
покой, которого не мог достичь еще несколько минут назад, сосредоточился в мозгу ожила трепетная светящаяся точка, и он неожиданно четко уловил вибрации слепого ужаса, исходящие от мухи, и сердитое недоумение ктыря.
Ктырь оказался созданием куда более стойким, чем муха, и его не покидала отчаянная решимость заставить обидчика дорого заплатить за гнусное посягательство на его жизнь.
Чуя, что паучиха смотрит на него, выжидая, он как бы твердил: "Ну, давай, иди сюда, живо схлопочешь дырку в брюхе!". И паучиха, привычная к тому, что перед ней немеют со страха, растерялась.
Найл чувствовал эту неуверенность, но, когда попытался проникнуть в
паучий мозг, ничего вышло. Создавалось впечатление, будто там вообще ничего
нет. Попробовал снова, на этот раз так настойчиво, что, не будь сейчас у
паучихи занятия поважнее, она непременно бы обратила внимание на мальчика.
Заметив, что неподалеку за противоборством наблюдает еще одна паучиха,
Найл попытался проникнуть в ее мозг, взглянуть на мир ее глазами. И опять
ощутил лишь пустоту.
Через долю секунды его внимание отвлекли яростные толчки ктыря, и понадобилось несколько минут, чтобы мальчик смог снова сосредоточиться. Его
неуклюжая попытка нащупать сознание насекомого дала паучихе понять: происходит что-то неладное.
Найл чувствовал, как она рыщет вокруг взглядом, пытаясь определить,
что так ее беспокоит. Разглядеть Найла она не могла - мешал куст, и ее настороженность переросла в беспокойство.
И тут до Найла впервые дошло, почему ему так сложно выявить мыслительные вибрации паучихи. Оказывается, ум этого существа пассивен, словно растение.
Зеленая муха и ктырь по сравнению с пауком кажутся сгустком суматошной, напористой энергии. И именно благодаря этой пассивности паук хорошо
чувствует добычу - ведь она-то активна!
Найлу все сразу же стало ясно. Паук всю свою жизнь проводит в паутине,
подкарауливая пролетающих мимо насекомых.
Вибрации паутины для него - своеобразный язык, каждый оттенок подобен
слову. Единственно, что нужно - это ждать, изучая оттенки вибраций: живые
пульсации дерева, смутное шевеление копошащихся где-то в корневище насекомых, волнение ветра в листве, странную пульсирующую дрожь солнечного света,
подобную скрытому гулу, наполняющему воздух. О его, Найла, присутствии паучиха догадалась еще задолго до того, как он приблизился к деревьям: вибрации людей можно сравнить с громким жужжанием пчелы.
Одновременно мальчик понял и то, как паукам-смертоносцам удается помыкать прочими существами: одним лишь умственным усилием-импульсом.
Обыкновенный взгляд - это уже направленный импульс воли.
Найл помнил несколько случаев, когда он, считая, что находится один,
вместе с тем испытывал смутное чувство, будто за ним кто-то исподтишка наблюдает, и, обернувшись, обнаруживал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47