Представляю, какую рожу скорчит Бойкот! Ха-ха-ха-ХА! Блоха!»
24 ноября, среда
Полдень. Лис погиб вчера. Еще до рассвета зарядил дождик и продолжался все утро, так что ручьи стали еще более бурными. До собачьих ушей беспрестанно доносились короткие, но бесчисленные чавкающие звуки, исходившие с торфяников и напоминавшие звуки, которые издает губка, когда ее тихонько нажимают и отпускают. От полукруга желтой пены, образовавшегося в месте впадения ручья в Козье озеро, исходил слабый, но вполне ощутимый запах свежести. Туман еще не окутал все вокруг, но завеса его поднялась довольно высоко, клубясь и завихряясь, открывая то вершину Старика, то Лысый холм, то конусообразную макушку Могучего. Крепчающий ветер разрывал тучи, образовывая прорехи, в которые проглядывало синее небо.
– Раф, здесь нам нельзя оставаться. Слышишь, Раф?
– Почему? Тут вроде бы тихо и никого нет. И от дождя есть укрытие.
– Сюда обязательно придут и найдут этого человека. А тут, здрасте-пожалуйста, мы с тобой!
– Мне все равно. Он мне шею поранил. До сих пор болит.
Помотав головой, Шустрик с трудом отделался от звучавшего у него в ушах лая гончих и от вида выпученных глаз лиса.
– Ну, Раф! Как ты не понимаешь? Теперь люди от нас не отстанут. Никогда не отстанут и не уймутся, покуда не убьют нас. Они придут сюда, все, сколько есть. Придут со своими рожками и красными куртками, и мы далеко не уйдем. Они затравят нас и разорвут на куски, как лиса.
– Из-за этого человека? Но мы были страшно голодны. Они не могут…
– Могут, Раф! Они все могут! Я знаю людей. Так оно и будет!
– Но ведь наверняка они сделали бы точно так же, если бы голодали. А может, и делали.
– Вряд ли они учтут твои доводы, Раф. Пойми ты, наконец, мы в страшной опасности. Я слышу этот лай, он все ближе, огромные черно-белые грузовики с висячими ушами и длинными хвостами. Надо уходить, Раф. Был бы здесь лис, он бы сказал тебе…
– Ты говоришь, он мертвый?
– Я же рассказывал тебе, Раф, рассказывал, как они убили его, – только я забыл передать его слова о тебе. Он сказал… сказал… ох, Раф, сейчас вспомню…
Раф с трудом поднялся и широко зевнул, из его окровавленной пасти свешивался красный язык и валил густой пар.
– Никто обо мне не скажет ничего хорошего, а уж лис-то и подавно. Если люди придут, чтобы убить меня, то перед смертью я разорву кое-кого на куски. Ненавижу их всех! Ладно, Шустрик, куда пойдем?
– Для начала наверх, в туман. Послушай, Раф, бедняга лис велел передать тебе… только вот вспомнить никак не могу… было так страшно…
– Туман рассеивается.
– Ничего. Мы успеем убраться отсюда.
В этот день, когда Дигби Драйвер ездил в Лоусон-парк и обратно, когда сперва полиция, а потом и вся страна узнала о случившемся на Могучем утесе, Раф с Шустриком бродили по Конистонскому хребту, время от времени останавливаясь на отдых. Почти все это время Шустрик пребывал в помрачении сознания, бормотал нечто маловразумительное о лисе, о своем мертвом хозяине и о девушке, которая сидела в машине, полной весьма странных животных. С приходом темноты псы спустились по южному склону Серого холма и совершенно случайно оказались на той самой зеленой площадке, что находилась перед старым медным рудником. Шустрик не узнал это место, но Раф – а надо думать, он привел сюда своего друга нарочно, – без колебаний зашел внутрь шахты. Здесь, среди старых, почти выветрившихся запахов овечьих костей и лиса, Раф с Шустриком провели эту ночь.
25 ноября, четверг
– Шустрик! Просыпайся, чтоб тебя мухи съели! Шустрик, просыпайся!
Шустрик крепко спал на битом камне. Наконец он проснулся, перевернулся на другой бок, глянул на пятно света, исходившего из далекого входа в шахту, и потянул носом воздух. Стояло уже позднее утро, пасмурное, но без дожди.
Раф пробежал несколько ярдов к выходу, остановился и обернулся к Шустрику:
– Вставай и посмотри. Только осторожно, чтобы тебя не увидели. Сам поймешь почему.
Не доходя футов двадцати до выхода из пещеры, Шустрик издал удивленный возглас и тут же рухнул животом на камни.
– Мамочка моя! А давно… давно ли тут такая прорва людей? Раф, что это…
– Не знаю. Я и сам недавно их увидел. Такого еще не бывало. Интересно, зачем они сюда пожаловали и что ты думаешь по этому поводу.
– Их тут целые толпы!
На противоположной стороне Мшаника, примерно в миле от медного рудника, весь гребень Могучего был усыпан человеческими фигурками, черневшими на фоне светлого неба. Одни фигурки стояли неподвижно, другие перемещались по волнообразному гребню, направляясь в сторону Козьей тропы, и исчезали из виду за гребнем. Раф глухо зарычал.
– Я слышу, как они разговаривают. А ты?
– Я тоже. И чую их – одежда, кожа, табак. Вчера я опасался – помнишь, я говорил? Опасался, что они придут сюда, но никак не думал, что их будет столько.
– Думаешь, нас ищут? Это никак не фермеры.
– Да уж, не фермеры. Они похожи на людей, с которыми когда-то разговаривал мой хозяин, в прежние дни. А там ведь не только мужчины, но и женщины. Глянь-ка! Похоже, они идут через хребет, а некоторые спускаются туда… ну, туда, где был тот человек.
– Я голоден, – сказал Раф.
– Я тоже. Но сейчас нам лучше не высовываться. Надо ждать… ждать… О чем это я? Лис сказал… путается все как-то… сад… ах, да! Нам надо ждать, покуда… покуда не стемнеет. Они не должны нас видеть, и мышку тоже.
– Тогда голодаем, – сказал Раф и поскребся своими торчащими ребрами о каменную стену шахты. – Нам не привыкать. И чем дальше, тем лучше получается, правда?
Из туч, которые принес в долину Даннердейл западный ветер, вновь стал сеять мелкий дождик. Через полчаса туман заволок болота на целую милю, равно как и холм, который разделял наблюдателей на Могучем и наблюдавших из пещеры псов. Раф потянулся и обтряс лохматую шерсть.
– Надеюсь, они там основательно промокли. Может, нам стоит сходить туда, когда они уйдут, а? После такого скопища людей там наверняка останутся кусочки хлеба или чего-нибудь другого. Но действовать надо осторожно. Там могут остаться часовые. Они ненавидят нас, так ведь? Ты же сам говорил.
Ничего не отвечая, Шустрик смотрел на сеющий дождик.
– Так-то оно так, – сказал он наконец. – Одного я не понимаю. Видишь ли, там… где-то там мой хозяин.
– Что это ты говоришь? Очухайся, Шустрик! Твой хозяин умер, ты сам говорил. Как он может быть где-то там?
– Не знаю. Туман кругом. Я так устал, Раф! Я устал быть диким животным.
Шустрик выскочил наружу, пробежал по мелкой лужице и, сев на задние лапы, сделал стойку «Проси!».
– Желоб в полу сарая… женщина в перчатках. Все теперь изменилось, после смерти второго человека и после смерти лиса. Должно быть, я грежу… я видел лиса… после его смерти… его разорвали на кусочки… Это все туман морочит мне голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
24 ноября, среда
Полдень. Лис погиб вчера. Еще до рассвета зарядил дождик и продолжался все утро, так что ручьи стали еще более бурными. До собачьих ушей беспрестанно доносились короткие, но бесчисленные чавкающие звуки, исходившие с торфяников и напоминавшие звуки, которые издает губка, когда ее тихонько нажимают и отпускают. От полукруга желтой пены, образовавшегося в месте впадения ручья в Козье озеро, исходил слабый, но вполне ощутимый запах свежести. Туман еще не окутал все вокруг, но завеса его поднялась довольно высоко, клубясь и завихряясь, открывая то вершину Старика, то Лысый холм, то конусообразную макушку Могучего. Крепчающий ветер разрывал тучи, образовывая прорехи, в которые проглядывало синее небо.
– Раф, здесь нам нельзя оставаться. Слышишь, Раф?
– Почему? Тут вроде бы тихо и никого нет. И от дождя есть укрытие.
– Сюда обязательно придут и найдут этого человека. А тут, здрасте-пожалуйста, мы с тобой!
– Мне все равно. Он мне шею поранил. До сих пор болит.
Помотав головой, Шустрик с трудом отделался от звучавшего у него в ушах лая гончих и от вида выпученных глаз лиса.
– Ну, Раф! Как ты не понимаешь? Теперь люди от нас не отстанут. Никогда не отстанут и не уймутся, покуда не убьют нас. Они придут сюда, все, сколько есть. Придут со своими рожками и красными куртками, и мы далеко не уйдем. Они затравят нас и разорвут на куски, как лиса.
– Из-за этого человека? Но мы были страшно голодны. Они не могут…
– Могут, Раф! Они все могут! Я знаю людей. Так оно и будет!
– Но ведь наверняка они сделали бы точно так же, если бы голодали. А может, и делали.
– Вряд ли они учтут твои доводы, Раф. Пойми ты, наконец, мы в страшной опасности. Я слышу этот лай, он все ближе, огромные черно-белые грузовики с висячими ушами и длинными хвостами. Надо уходить, Раф. Был бы здесь лис, он бы сказал тебе…
– Ты говоришь, он мертвый?
– Я же рассказывал тебе, Раф, рассказывал, как они убили его, – только я забыл передать его слова о тебе. Он сказал… сказал… ох, Раф, сейчас вспомню…
Раф с трудом поднялся и широко зевнул, из его окровавленной пасти свешивался красный язык и валил густой пар.
– Никто обо мне не скажет ничего хорошего, а уж лис-то и подавно. Если люди придут, чтобы убить меня, то перед смертью я разорву кое-кого на куски. Ненавижу их всех! Ладно, Шустрик, куда пойдем?
– Для начала наверх, в туман. Послушай, Раф, бедняга лис велел передать тебе… только вот вспомнить никак не могу… было так страшно…
– Туман рассеивается.
– Ничего. Мы успеем убраться отсюда.
В этот день, когда Дигби Драйвер ездил в Лоусон-парк и обратно, когда сперва полиция, а потом и вся страна узнала о случившемся на Могучем утесе, Раф с Шустриком бродили по Конистонскому хребту, время от времени останавливаясь на отдых. Почти все это время Шустрик пребывал в помрачении сознания, бормотал нечто маловразумительное о лисе, о своем мертвом хозяине и о девушке, которая сидела в машине, полной весьма странных животных. С приходом темноты псы спустились по южному склону Серого холма и совершенно случайно оказались на той самой зеленой площадке, что находилась перед старым медным рудником. Шустрик не узнал это место, но Раф – а надо думать, он привел сюда своего друга нарочно, – без колебаний зашел внутрь шахты. Здесь, среди старых, почти выветрившихся запахов овечьих костей и лиса, Раф с Шустриком провели эту ночь.
25 ноября, четверг
– Шустрик! Просыпайся, чтоб тебя мухи съели! Шустрик, просыпайся!
Шустрик крепко спал на битом камне. Наконец он проснулся, перевернулся на другой бок, глянул на пятно света, исходившего из далекого входа в шахту, и потянул носом воздух. Стояло уже позднее утро, пасмурное, но без дожди.
Раф пробежал несколько ярдов к выходу, остановился и обернулся к Шустрику:
– Вставай и посмотри. Только осторожно, чтобы тебя не увидели. Сам поймешь почему.
Не доходя футов двадцати до выхода из пещеры, Шустрик издал удивленный возглас и тут же рухнул животом на камни.
– Мамочка моя! А давно… давно ли тут такая прорва людей? Раф, что это…
– Не знаю. Я и сам недавно их увидел. Такого еще не бывало. Интересно, зачем они сюда пожаловали и что ты думаешь по этому поводу.
– Их тут целые толпы!
На противоположной стороне Мшаника, примерно в миле от медного рудника, весь гребень Могучего был усыпан человеческими фигурками, черневшими на фоне светлого неба. Одни фигурки стояли неподвижно, другие перемещались по волнообразному гребню, направляясь в сторону Козьей тропы, и исчезали из виду за гребнем. Раф глухо зарычал.
– Я слышу, как они разговаривают. А ты?
– Я тоже. И чую их – одежда, кожа, табак. Вчера я опасался – помнишь, я говорил? Опасался, что они придут сюда, но никак не думал, что их будет столько.
– Думаешь, нас ищут? Это никак не фермеры.
– Да уж, не фермеры. Они похожи на людей, с которыми когда-то разговаривал мой хозяин, в прежние дни. А там ведь не только мужчины, но и женщины. Глянь-ка! Похоже, они идут через хребет, а некоторые спускаются туда… ну, туда, где был тот человек.
– Я голоден, – сказал Раф.
– Я тоже. Но сейчас нам лучше не высовываться. Надо ждать… ждать… О чем это я? Лис сказал… путается все как-то… сад… ах, да! Нам надо ждать, покуда… покуда не стемнеет. Они не должны нас видеть, и мышку тоже.
– Тогда голодаем, – сказал Раф и поскребся своими торчащими ребрами о каменную стену шахты. – Нам не привыкать. И чем дальше, тем лучше получается, правда?
Из туч, которые принес в долину Даннердейл западный ветер, вновь стал сеять мелкий дождик. Через полчаса туман заволок болота на целую милю, равно как и холм, который разделял наблюдателей на Могучем и наблюдавших из пещеры псов. Раф потянулся и обтряс лохматую шерсть.
– Надеюсь, они там основательно промокли. Может, нам стоит сходить туда, когда они уйдут, а? После такого скопища людей там наверняка останутся кусочки хлеба или чего-нибудь другого. Но действовать надо осторожно. Там могут остаться часовые. Они ненавидят нас, так ведь? Ты же сам говорил.
Ничего не отвечая, Шустрик смотрел на сеющий дождик.
– Так-то оно так, – сказал он наконец. – Одного я не понимаю. Видишь ли, там… где-то там мой хозяин.
– Что это ты говоришь? Очухайся, Шустрик! Твой хозяин умер, ты сам говорил. Как он может быть где-то там?
– Не знаю. Туман кругом. Я так устал, Раф! Я устал быть диким животным.
Шустрик выскочил наружу, пробежал по мелкой лужице и, сев на задние лапы, сделал стойку «Проси!».
– Желоб в полу сарая… женщина в перчатках. Все теперь изменилось, после смерти второго человека и после смерти лиса. Должно быть, я грежу… я видел лиса… после его смерти… его разорвали на кусочки… Это все туман морочит мне голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118