Казалось, он сидит в опущенном в колодец ведре и слушает эхо, поднимающееся из глубины.
Мистер Эфраим взял карабин за ствол, прислонил его прикладом вниз к машине подле открытой задней двери и нагнулся, чтоб поставить карабин на предохранитель. Тем временем Шустрик повернул голову и в зеркале заднего вида вдруг увидел фигуру человека, который быстро спускался с холма, – седой человек с посохом, в старой твидовой куртке с желтым шарфом. Громко залаяв, Шустрик прыгнул к двери. От неожиданности мистер Эфраим невольно прижал карабин к груди. Шустрик стал отчаянно вырываться. При этом когтями одной передней лапы он зацепился за рукав куртки, а другая лапа оказалась на курке. Раздался оглушительный грохот, карабин упал на землю, а Шустрик вывалился следом за ним. В следующее мгновение мистер Эфраим с залитым кровью лицом молча осел, наполовину выпав из машины.
К тому времени, когда из ворот выбежала жена фермера, с мокрых рук которой капала мыльная пена, Шустрик, воющий от страха, был уже в двухстах ярдах за мостом, на продуваемом, ветром склоне Голой горы. Хвост его был поджат, из пасти текла пена, словно ему удалось выбраться из адова пекла.
После этого случая неприятности пошли одна за другой.
СТАДИЯ ПЯТАЯ
«По крайней мере, одному все-таки проще, – подумал Раф, пересекая долину Даннердейл уже во второй раз за последние двадцать часов. – Не надо все время озираться и прижиматься к земле, разрази их гром! Что бы ни случилось с Шустриком, я найду его, если только он жив. Я пойду кратчайшим путем, плевать на осторожность! Не ровен час, Шустрик попал в беду или бродит где-нибудь, если с ним приключился очередной припадок. А если кто-нибудь, человек или животное, попытается помешать мне, то он об этом крепко пожалеет, вот и все!» Все это время, покуда он так размышлял, как пес, старающийся держаться подальше от человека, который всегда готов бросить в него камень, Раф старательно избегал задаваться вопросом, что станется с ним и с Шустриком без лиса. А ведь с лисом он расстался молча, они не сказали друг другу ни единого слова, – тот лежал в вереске, положив голову на передние лапы, и не сводил с Рафа своего издевательского взгляда, покуда он, подавляя в себе искушение вернуться и искусать лиса до смерти, удалялся к северо-восточному седлу Грая. Раф направился прямо на перевал через заброшенные сланцевые рудники под Вольным и далее на луга фермы «У Языка». Здесь он немного передохнул, не заботясь об укрытии и о том, что его могут увидеть. Затем прошел краем Всхолмья, обогнул болотистый Язык и спустился на дорогу ниже Ясеневого моста. На дороге было что-то слишком много машин – или Рафу это лишь показалось? – но для столь пустынного места машин было и впрямь многовато. Ясно одно – зачем бы они здесь ни ездили, те, кто в них сидел, были слишком заняты, чтобы уделить внимание жалкому бродячему псу, который бежал через долину по краю луговины.
Раф собирался пройти тем же путем, которым они проследовали прошлой ночью, но когда приблизился к тому месту, где они пересекали дорогу, его стала угнетать мысль о том, что снова придется лезть в воду – на этот раз одному! Он с отвращением припомнил быстрое течение Даддона и неприятные ощущения при переправе. Раф устал, однако решил без остановки бежать к мосту, прямо к тому месту, где на мелководье они переправлялись с лисом нынче утром.
Раф был не более чем в двухстах ярдах ниже Бурливого ручья, когда обратил внимание на машины и толпу людей. Он остановился, принюхиваясь и приглядываясь. Как ни мало знал он о людях и об их обычаях за пределами Центра, он сразу почувствовал некую странность в поведении людей – и это заставило его остановиться. Ему было непонятно, зачем они тут собрались, – вроде как они ничего не делали и не собирались никуда уходить. Не без труда Раф сообразил, что люди эти чем-то взволнованы и встревожены. Похоже, нечто необычное вывело их из равновесия. Осторожно Раф подошел поближе, прижимаясь всем телом к сухой каменной стене, при этом он зацепился ошейником за стену, но резким рывком освободился.
Раф внимательно смотрел на то, что делается перед ним. Несколько мужчин в голубой одежде собрались вокруг большой, прямо-таки бросающейся в глаза белой машины, они разговаривали низкими голосами и время от времени поворачивали головы, чтобы посмотреть на нечто, лежащее на земле и прикрытое одеялом. Неподалеку стояли еще несколько мужчин не очень приятного вида – все с ружьями. Судя по запаху, то были фермеры – да! – Раф точно мог сказать это, увидев, как они одеты. Те самые люди, которых они с лисом нынче утром видели под Граем. В то мгновение, когда Раф узнал их, он вздрогнул и отделился от стены. И тут же один из мужчин взмахнул рукой и, указывая на него, громко закричал, а затем град дроби ударил по камням подле головы Рафа. Визг рикошетирующей дроби смешался в ушах Рафа со звуком выстрела. Раф отпрыгнул к противоположной стене, опрометью бросился через луг, с головой бухнулся в Даддон, выскочил на другом берегу и исчез в ольшанике.
8 ноября, понедельник
Гул уличного движения на лишенной травы и деревьев улице вынуждал постоянно держать не слишком чистые окна закрытыми, поэтому никакой звук извне не примешивался к стуку пишущих машинок и дребезжанию телефонов. Негромко, но неумолчно жужжал кондиционер, поглощая часть табачного дыма и добавляя к оставшемуся наружный воздух, насыщенный выхлопными газами. Хотя дневной свет поступал с обеих сторон огромной комнаты, его недоставало, чтоб осветить труды тех, чьи столы стояли (или, говоря местным языком, «были расположены») ближе к центру, поэтому здесь в течение всего рабочего дня горели однообразным светом электрические лампы. В комнате, словно в попугаичном вольере, не прекращалось беспорядочное движение и не стихал приглушенный говор – раздражение и волнение принято было выражать негромко, чтобы не действовать на нервы самому себе и присутствующим. Эти самые присутствующие занимали закрепленные за ними места – на каждом столе имелась табличка с именем владельца или владелицы, – и каждый пользовался закрепленными за ним предметами: телефоном, пресс-папье, блокнотом, лампой, мыльницей, полотенцем, чашкой, блюдцем и запирающимся шкафчиком; кое-где к этому добавлялась фотокарточка, а кое-где – пыльная, пожухлая традесканция или бегония – изрядно потасканная, но отчаянно борющаяся за существование, как и ее владелец.
Между прочим – вас это, возможно, и удивит, – все это придумал отнюдь не доктор Бойкот. Перед ним ведь не ставили задачи исследовать, кто и сколько сможет продержаться в таких условиях и как это отразится на его здоровье. Нет, то было еще одно английское учреждение, где подвизались такие же, как и доктор Бойкот, сумасшедшие, образцовый пример современной организации труда, – центральный офис «Лондонского оратора», булавочного жала издательского дома «Айворстоун пресс», ежедневной газеты, известной всему миру своими тиражами, миражами и виражами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Мистер Эфраим взял карабин за ствол, прислонил его прикладом вниз к машине подле открытой задней двери и нагнулся, чтоб поставить карабин на предохранитель. Тем временем Шустрик повернул голову и в зеркале заднего вида вдруг увидел фигуру человека, который быстро спускался с холма, – седой человек с посохом, в старой твидовой куртке с желтым шарфом. Громко залаяв, Шустрик прыгнул к двери. От неожиданности мистер Эфраим невольно прижал карабин к груди. Шустрик стал отчаянно вырываться. При этом когтями одной передней лапы он зацепился за рукав куртки, а другая лапа оказалась на курке. Раздался оглушительный грохот, карабин упал на землю, а Шустрик вывалился следом за ним. В следующее мгновение мистер Эфраим с залитым кровью лицом молча осел, наполовину выпав из машины.
К тому времени, когда из ворот выбежала жена фермера, с мокрых рук которой капала мыльная пена, Шустрик, воющий от страха, был уже в двухстах ярдах за мостом, на продуваемом, ветром склоне Голой горы. Хвост его был поджат, из пасти текла пена, словно ему удалось выбраться из адова пекла.
После этого случая неприятности пошли одна за другой.
СТАДИЯ ПЯТАЯ
«По крайней мере, одному все-таки проще, – подумал Раф, пересекая долину Даннердейл уже во второй раз за последние двадцать часов. – Не надо все время озираться и прижиматься к земле, разрази их гром! Что бы ни случилось с Шустриком, я найду его, если только он жив. Я пойду кратчайшим путем, плевать на осторожность! Не ровен час, Шустрик попал в беду или бродит где-нибудь, если с ним приключился очередной припадок. А если кто-нибудь, человек или животное, попытается помешать мне, то он об этом крепко пожалеет, вот и все!» Все это время, покуда он так размышлял, как пес, старающийся держаться подальше от человека, который всегда готов бросить в него камень, Раф старательно избегал задаваться вопросом, что станется с ним и с Шустриком без лиса. А ведь с лисом он расстался молча, они не сказали друг другу ни единого слова, – тот лежал в вереске, положив голову на передние лапы, и не сводил с Рафа своего издевательского взгляда, покуда он, подавляя в себе искушение вернуться и искусать лиса до смерти, удалялся к северо-восточному седлу Грая. Раф направился прямо на перевал через заброшенные сланцевые рудники под Вольным и далее на луга фермы «У Языка». Здесь он немного передохнул, не заботясь об укрытии и о том, что его могут увидеть. Затем прошел краем Всхолмья, обогнул болотистый Язык и спустился на дорогу ниже Ясеневого моста. На дороге было что-то слишком много машин – или Рафу это лишь показалось? – но для столь пустынного места машин было и впрямь многовато. Ясно одно – зачем бы они здесь ни ездили, те, кто в них сидел, были слишком заняты, чтобы уделить внимание жалкому бродячему псу, который бежал через долину по краю луговины.
Раф собирался пройти тем же путем, которым они проследовали прошлой ночью, но когда приблизился к тому месту, где они пересекали дорогу, его стала угнетать мысль о том, что снова придется лезть в воду – на этот раз одному! Он с отвращением припомнил быстрое течение Даддона и неприятные ощущения при переправе. Раф устал, однако решил без остановки бежать к мосту, прямо к тому месту, где на мелководье они переправлялись с лисом нынче утром.
Раф был не более чем в двухстах ярдах ниже Бурливого ручья, когда обратил внимание на машины и толпу людей. Он остановился, принюхиваясь и приглядываясь. Как ни мало знал он о людях и об их обычаях за пределами Центра, он сразу почувствовал некую странность в поведении людей – и это заставило его остановиться. Ему было непонятно, зачем они тут собрались, – вроде как они ничего не делали и не собирались никуда уходить. Не без труда Раф сообразил, что люди эти чем-то взволнованы и встревожены. Похоже, нечто необычное вывело их из равновесия. Осторожно Раф подошел поближе, прижимаясь всем телом к сухой каменной стене, при этом он зацепился ошейником за стену, но резким рывком освободился.
Раф внимательно смотрел на то, что делается перед ним. Несколько мужчин в голубой одежде собрались вокруг большой, прямо-таки бросающейся в глаза белой машины, они разговаривали низкими голосами и время от времени поворачивали головы, чтобы посмотреть на нечто, лежащее на земле и прикрытое одеялом. Неподалеку стояли еще несколько мужчин не очень приятного вида – все с ружьями. Судя по запаху, то были фермеры – да! – Раф точно мог сказать это, увидев, как они одеты. Те самые люди, которых они с лисом нынче утром видели под Граем. В то мгновение, когда Раф узнал их, он вздрогнул и отделился от стены. И тут же один из мужчин взмахнул рукой и, указывая на него, громко закричал, а затем град дроби ударил по камням подле головы Рафа. Визг рикошетирующей дроби смешался в ушах Рафа со звуком выстрела. Раф отпрыгнул к противоположной стене, опрометью бросился через луг, с головой бухнулся в Даддон, выскочил на другом берегу и исчез в ольшанике.
8 ноября, понедельник
Гул уличного движения на лишенной травы и деревьев улице вынуждал постоянно держать не слишком чистые окна закрытыми, поэтому никакой звук извне не примешивался к стуку пишущих машинок и дребезжанию телефонов. Негромко, но неумолчно жужжал кондиционер, поглощая часть табачного дыма и добавляя к оставшемуся наружный воздух, насыщенный выхлопными газами. Хотя дневной свет поступал с обеих сторон огромной комнаты, его недоставало, чтоб осветить труды тех, чьи столы стояли (или, говоря местным языком, «были расположены») ближе к центру, поэтому здесь в течение всего рабочего дня горели однообразным светом электрические лампы. В комнате, словно в попугаичном вольере, не прекращалось беспорядочное движение и не стихал приглушенный говор – раздражение и волнение принято было выражать негромко, чтобы не действовать на нервы самому себе и присутствующим. Эти самые присутствующие занимали закрепленные за ними места – на каждом столе имелась табличка с именем владельца или владелицы, – и каждый пользовался закрепленными за ним предметами: телефоном, пресс-папье, блокнотом, лампой, мыльницей, полотенцем, чашкой, блюдцем и запирающимся шкафчиком; кое-где к этому добавлялась фотокарточка, а кое-где – пыльная, пожухлая традесканция или бегония – изрядно потасканная, но отчаянно борющаяся за существование, как и ее владелец.
Между прочим – вас это, возможно, и удивит, – все это придумал отнюдь не доктор Бойкот. Перед ним ведь не ставили задачи исследовать, кто и сколько сможет продержаться в таких условиях и как это отразится на его здоровье. Нет, то было еще одно английское учреждение, где подвизались такие же, как и доктор Бойкот, сумасшедшие, образцовый пример современной организации труда, – центральный офис «Лондонского оратора», булавочного жала издательского дома «Айворстоун пресс», ежедневной газеты, известной всему миру своими тиражами, миражами и виражами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118