Том притворился разъяренным.
– Я скажу тебе, кто эти три моих любовника, – улыбнулась Эллен. Филип очень надеялся, что она не ляпнет что-нибудь неприличное. – Первый – Том, второй – Джек, а третий – Альфред.
Все зааплодировали, отдавая должное ее находчивости, и «ответь-мне-хлеб» пошел дальше вокруг стола. Следующей настала очередь дочери Тома Марты. Это была застенчивая девочка лет тринадцати. Хлеб «предсказал» ей трех мужей, во что поверить было довольно трудно.
Марта передала буханку Джеку, и, когда она это делала, Филип заметил, как засветились обожанием ее глаза, и понял, что она просто боготворила своего сводного брата.
Для Филипа Джек был загадкой. Он помнил его еще совсем мальчишкой с морковного цвета волосами, бледной кожей и выпученными зелеными глазами, но сейчас, когда Джек вырос, его лицо сделалось настолько привлекательным, что даже прохожие оборачивались. Однако характер у него был такой же дикий, как и у его матери. Он не любил порядок и понятия не имел, что такое дисциплина. Как помощник каменщика он был почти бесполезным, ибо вместо того, чтобы размеренно подавать раствор и блоки, он старался навалить их разом, а затем уходил и занимался чем-то еще. Джек вообще постоянно исчезал. Однажды, решив, что ни один из имевшихся на стройке камней не подходит для той детали, которую ему поручили вырезать, он, не сказав никому ни слова, отправился на каменоломню, там подобрал подходящий камень и два дня спустя на позаимствованной лошадке привез его в Кингсбридж. Но люди прощали Джеку его проступки отчасти потому, что он действительно был исключительный резчик, а отчасти из-за того, что он почти всем внушал симпатию – это свойство, по мнению Филипа, он унаследовал от кого угодно, только не от своей матери. Филип уже не раз задумывался над тем, как устроится жизнь Джека. Если бы он посвятил себя Церкви, то без труда дослужился бы до епископского сана.
– Сколько лет до твоей свадьбы? – спросила Марта.
Джек постарался откусить как можно меньше: очевидно, он очень хотел побыстрее жениться. «Уж не приметил ли он кого?» – гадал Филип. К явному разочарованию Джека, во рту у него оказалось полно зерен, и, когда их сосчитали, его лицо стало чернее тучи. До свадьбы ему оставался тридцать один год.
– Да мне же тогда будет сорок восемь! – возмутился Джек. Все решили, что он просто шутит. Все, кроме Филипа, который тоже произвел подсчет и, найдя его правильным, изумился способности Джека считать столь быстро. Даже казначей Милиус не был способен на такое.
Джек сидел рядом с Алиной. Филип отметил про себя, что этим летом он уже несколько раз видел их вдвоем. Возможно, это потому, что оба они были такими образованными. Не много людей в Кингсбридже могли разговаривать с Алиной на равных. И все же Филипа удивляла эта дружба, ибо в их возрасте пять лет – это огромная разница. Джек передал Алине хлеб и повторил тот же вопрос, который был задан ему:
– Сколько лет до твоей свадьбы?
Все неодобрительно загудели, так как Джек даже не потрудился придумать новый вопрос. Ведь эта игра предполагала состязание в находчивости и умении добродушно пошутить. Однако Алина, прославившаяся тем, что отшила уже целую кучу женихов, вызвала всеобщий хохот, откусив гигантский кусок хлеба и демонстрируя тем самым, что замуж она вовсе не собирается. Но ее хитрость не удалась: она выплюнула лишь одно-единственное зернышко.
«В следующем году должна выйти замуж, а жениха пока не видно», – подумал Филип, хотя, конечно, он не верил в пророчество хлеба. Вполне возможно, что она так и останется до конца своих дней старой девой, правда, девой, если верить молве, она уже не была. Ходили слухи, что ее не то соблазнил, не то изнасиловал Уильям Хамлей.
Алина протянула хлеб своему брату Ричарду, но все еще погруженный в раздумья о ней Филип не слышал ее вопроса. Совершенно неожиданно в этом году ни Алине, ни Филипу не удалось продать всю свою шерсть. Остаток оказался небольшим – у Филипа десятая часть товара, а у Алины и того меньше, – но это было весьма неприятно. Филип даже беспокоился, как бы Алина на следующий год вообще не отказалась от торговли шерстью, но она осталась верна их договору и выплатила ему сто семь фунтов.
Сенсацией ярмарки в Ширинге явилось сделанное Филипом заявление о том, что в следующем году Кингсбридж будет устраивать собственную овчинную ярмарку. Большинство людей приветствовали эту идею, ибо налоги и пошлины, которые взимал Уильям Хамлей в Ширинге, были просто грабительскими, а Филип намеревался установить у себя гораздо более умеренные ставки. Однако граф Уильям на эту новость пока не отреагировал никак.
В целом Филип чувствовал, что дела монастыря идут даже лучше, чем он рассчитывал. Ему удалось решить проблему, вызванную тем, что каменоломня теперь уже была недоступна, и преодолеть попытки Уильяма закрыть кингсбриджский рынок, что вновь кипел каждое воскресенье и приносил деньги, необходимые для оплаты камня, который теперь покупали на каменоломне близ Марлборо. И несмотря ни на какие трудности, строительство собора не прекращалось ни на минуту, хотя и было очень близко к тому. Единственное, что сейчас тревожило Филипа, – это то, что Мод все еще не была коронована. И хотя она бесспорно оставалась у власти и получила поддержку епископов, до тех пор, пока не состоится коронация, ее авторитет зиждился на одной лишь военной силе. Жена Стефана все еще удерживала Кент, а община города Лондона занимала весьма двойственную позицию. Один удар судьбы или одно неудачно принятое решение могли опрокинуть ее, как опрокинула Стефана битва при Линкольне, и тогда снова воцарится анархия.
Филип заставил себя отбросить мрачные мысли. Он оглядел сидевших за столом людей. Игра закончилась, и они дружно навалились на угощение. Все они были честными и добродушными горожанами, привыкшими усердно трудиться и аккуратно посещать церковь. Господь их не оставит.
Они ели овощную похлебку, запеченную рыбу, приправленную перцем и имбирем, всяческие блюда из уток и сладкий крем. После обеда, прихватив с собой скамьи, на которых сидели, все направились в пустую недостроенную церковь смотреть представление.
Плотники смастерили две ширмы и установили их в боковых приделах восточной части собора, перегородив пространство между наружной стеной собора и первой опорой аркады так, чтобы скрыть от глаз зрителей последний пролет каждого из боковых приделов. Получилось нечто вроде кулис. Монахи, которые должны были исполнять роли, уже собрались за ширмами и ждали своего выхода. В дальнем конце нефа на столе лежал игравший роль святого Адольфа завернутый в саван безбородый послушник с ангельским лицом и, притворяясь мертвым, изо всех сил старался не хихикать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337
– Я скажу тебе, кто эти три моих любовника, – улыбнулась Эллен. Филип очень надеялся, что она не ляпнет что-нибудь неприличное. – Первый – Том, второй – Джек, а третий – Альфред.
Все зааплодировали, отдавая должное ее находчивости, и «ответь-мне-хлеб» пошел дальше вокруг стола. Следующей настала очередь дочери Тома Марты. Это была застенчивая девочка лет тринадцати. Хлеб «предсказал» ей трех мужей, во что поверить было довольно трудно.
Марта передала буханку Джеку, и, когда она это делала, Филип заметил, как засветились обожанием ее глаза, и понял, что она просто боготворила своего сводного брата.
Для Филипа Джек был загадкой. Он помнил его еще совсем мальчишкой с морковного цвета волосами, бледной кожей и выпученными зелеными глазами, но сейчас, когда Джек вырос, его лицо сделалось настолько привлекательным, что даже прохожие оборачивались. Однако характер у него был такой же дикий, как и у его матери. Он не любил порядок и понятия не имел, что такое дисциплина. Как помощник каменщика он был почти бесполезным, ибо вместо того, чтобы размеренно подавать раствор и блоки, он старался навалить их разом, а затем уходил и занимался чем-то еще. Джек вообще постоянно исчезал. Однажды, решив, что ни один из имевшихся на стройке камней не подходит для той детали, которую ему поручили вырезать, он, не сказав никому ни слова, отправился на каменоломню, там подобрал подходящий камень и два дня спустя на позаимствованной лошадке привез его в Кингсбридж. Но люди прощали Джеку его проступки отчасти потому, что он действительно был исключительный резчик, а отчасти из-за того, что он почти всем внушал симпатию – это свойство, по мнению Филипа, он унаследовал от кого угодно, только не от своей матери. Филип уже не раз задумывался над тем, как устроится жизнь Джека. Если бы он посвятил себя Церкви, то без труда дослужился бы до епископского сана.
– Сколько лет до твоей свадьбы? – спросила Марта.
Джек постарался откусить как можно меньше: очевидно, он очень хотел побыстрее жениться. «Уж не приметил ли он кого?» – гадал Филип. К явному разочарованию Джека, во рту у него оказалось полно зерен, и, когда их сосчитали, его лицо стало чернее тучи. До свадьбы ему оставался тридцать один год.
– Да мне же тогда будет сорок восемь! – возмутился Джек. Все решили, что он просто шутит. Все, кроме Филипа, который тоже произвел подсчет и, найдя его правильным, изумился способности Джека считать столь быстро. Даже казначей Милиус не был способен на такое.
Джек сидел рядом с Алиной. Филип отметил про себя, что этим летом он уже несколько раз видел их вдвоем. Возможно, это потому, что оба они были такими образованными. Не много людей в Кингсбридже могли разговаривать с Алиной на равных. И все же Филипа удивляла эта дружба, ибо в их возрасте пять лет – это огромная разница. Джек передал Алине хлеб и повторил тот же вопрос, который был задан ему:
– Сколько лет до твоей свадьбы?
Все неодобрительно загудели, так как Джек даже не потрудился придумать новый вопрос. Ведь эта игра предполагала состязание в находчивости и умении добродушно пошутить. Однако Алина, прославившаяся тем, что отшила уже целую кучу женихов, вызвала всеобщий хохот, откусив гигантский кусок хлеба и демонстрируя тем самым, что замуж она вовсе не собирается. Но ее хитрость не удалась: она выплюнула лишь одно-единственное зернышко.
«В следующем году должна выйти замуж, а жениха пока не видно», – подумал Филип, хотя, конечно, он не верил в пророчество хлеба. Вполне возможно, что она так и останется до конца своих дней старой девой, правда, девой, если верить молве, она уже не была. Ходили слухи, что ее не то соблазнил, не то изнасиловал Уильям Хамлей.
Алина протянула хлеб своему брату Ричарду, но все еще погруженный в раздумья о ней Филип не слышал ее вопроса. Совершенно неожиданно в этом году ни Алине, ни Филипу не удалось продать всю свою шерсть. Остаток оказался небольшим – у Филипа десятая часть товара, а у Алины и того меньше, – но это было весьма неприятно. Филип даже беспокоился, как бы Алина на следующий год вообще не отказалась от торговли шерстью, но она осталась верна их договору и выплатила ему сто семь фунтов.
Сенсацией ярмарки в Ширинге явилось сделанное Филипом заявление о том, что в следующем году Кингсбридж будет устраивать собственную овчинную ярмарку. Большинство людей приветствовали эту идею, ибо налоги и пошлины, которые взимал Уильям Хамлей в Ширинге, были просто грабительскими, а Филип намеревался установить у себя гораздо более умеренные ставки. Однако граф Уильям на эту новость пока не отреагировал никак.
В целом Филип чувствовал, что дела монастыря идут даже лучше, чем он рассчитывал. Ему удалось решить проблему, вызванную тем, что каменоломня теперь уже была недоступна, и преодолеть попытки Уильяма закрыть кингсбриджский рынок, что вновь кипел каждое воскресенье и приносил деньги, необходимые для оплаты камня, который теперь покупали на каменоломне близ Марлборо. И несмотря ни на какие трудности, строительство собора не прекращалось ни на минуту, хотя и было очень близко к тому. Единственное, что сейчас тревожило Филипа, – это то, что Мод все еще не была коронована. И хотя она бесспорно оставалась у власти и получила поддержку епископов, до тех пор, пока не состоится коронация, ее авторитет зиждился на одной лишь военной силе. Жена Стефана все еще удерживала Кент, а община города Лондона занимала весьма двойственную позицию. Один удар судьбы или одно неудачно принятое решение могли опрокинуть ее, как опрокинула Стефана битва при Линкольне, и тогда снова воцарится анархия.
Филип заставил себя отбросить мрачные мысли. Он оглядел сидевших за столом людей. Игра закончилась, и они дружно навалились на угощение. Все они были честными и добродушными горожанами, привыкшими усердно трудиться и аккуратно посещать церковь. Господь их не оставит.
Они ели овощную похлебку, запеченную рыбу, приправленную перцем и имбирем, всяческие блюда из уток и сладкий крем. После обеда, прихватив с собой скамьи, на которых сидели, все направились в пустую недостроенную церковь смотреть представление.
Плотники смастерили две ширмы и установили их в боковых приделах восточной части собора, перегородив пространство между наружной стеной собора и первой опорой аркады так, чтобы скрыть от глаз зрителей последний пролет каждого из боковых приделов. Получилось нечто вроде кулис. Монахи, которые должны были исполнять роли, уже собрались за ширмами и ждали своего выхода. В дальнем конце нефа на столе лежал игравший роль святого Адольфа завернутый в саван безбородый послушник с ангельским лицом и, притворяясь мертвым, изо всех сил старался не хихикать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337