Но сейчас, оглядываясь назад, Филип понимал, что забота, которую Том проявлял о Джонатане, была не совсем обычной.
Когда Эллен села, приор понял, что его невиновность доказана. Ее откровения были столь ошеломляющими, что он совсем было забыл, что находится на суде. Рассказ ее о рождении ребенка, о смерти, об отчаянии и надежде, о старых тайнах и бесконечной любви неоспоримо свидетельствовал о целомудрии Филипа. Хотя не все было так просто и безобидно: решался вопрос о будущем монастыря. Но слова Эллен прозвучали столь убедительно, что о продолжении суда не могло быть и речи. Даже у Питера не хватило бы духу обвинять Филипа после всего, что здесь прозвучало. Уолеран снова проиграл.
Однако епископ еще не готов был признать свое поражение. Он ткнул пальцем в сторону Эллен и спросил:
– Ты говоришь, Том Строитель сказал тебе, что ребенок его?
– Да. – В голосе ее звучала тревога.
– Но двое других людей, которые могли бы подтвердить это, – Альфред и Марта – не пошли за тобой в монастырь.
– Нет.
– А Том умер. И ты единственная, кто слышал это признание от Тома. Твои рассказ нельзя проверить.
– Какие же еще нужны доказательства? – с пылом произнесла Эллен. – Джек видел брошенного ребенка. Франциск подобрал его и отнес в монастырь. Мы с Томом следили за ним. Сколько же еще свидетелей требуется?
– Я не верю тебе, – сказал Уолеран.
– Не веришь мне? – Филип заметил, как Эллен задрожала от злости. – Ты мне не веришь? Ты, Уолеран Бигод, который столько раз лжесвидетельствовал?
Филип почувствовал приближение катастрофы. Уолеран побелел от ярости. Что-то за всем этим еще скрывается, подумал приор. Епископ явно чего-то испугался. Внутри у него все трепетало от волнения.
Филип посмотрел на Эллен и спросил ее:
– Откуда тебе известно, что епископ замешан в лжесвидетельстве?
– Почти пятьдесят лет назад в этом самом монастыре томился узник по имени Джек Шербур, – ответила она.
Уолеран прервал ее:
– Суд не интересуют дела давно минувших лет.
– Ну почему же? – сказал Филип. – Обвинения против меня основаны на мнимом прелюбодеянии, будто имевшем место тридцать пять лет назад. Ты потребовал, чтобы я доказал свою невиновность. Теперь суд ждет того же от тебя. – И повернулся к Эллен: – Продолжай.
– Никто не знал, за что его бросили в тюрьму, и меньше всего – он сам; но пришло время, и его освободили и дали ему украшенную драгоценными камнями чашу, наверное, в качестве платы за долгие годы несправедливого заточения. Он не хотел принимать такого подарка: ему она была ни к чему, а продавать на рынке такую дорогую вещь было просто опасно. И он оставил ее здесь, в Кингсбридже, в старой церкви. Вскоре он был арестован Уолераном Бигодом – тогда простым деревенским священником, незаметным, но честолюбивым, – а чаша загадочным образом оказалась в сумке Джека. Его обвинили в воровстве и судили по показаниям трех человек: Уолерана Бигода, Перси Хамлея и приора Джеймса из Кингсбриджа. Джек был повешен.
В зале стояла мертвая тишина. Первым ее нарушил Филип:
– Откуда тебе это известно?
– Я была единственным другом Джеку Шербуру. От него у меня родился сын, Джек Джексон, мастер-строитель этого собора.
От рева голосов, казалось, дрогнули стены.
Уолеран и Питер одновременно пытались что-то говорить, но их голоса тонули во всеобщем гуле, поднятом священниками. Они, конечно же, жаждали зрелища, подумал Филип, но такого вряд ли ожидали.
Постепенно голос Питера стал долетать до остальных:
– Зачем было трем законопослушным гражданам клеветать на невинного незнакомца?
– Из-за денег, – ответила Эллен. – Уолеран Бигод стал архидиаконом. Перси получил имение Хамлей и еще несколько деревень. Я не знаю только, что выиграл приор Джеймс.
– Я могу ответить, – донесся откуда-то новый голос.
Филип, ошеломленный, посмотрел по сторонам: голос принадлежал Ремигиусу. Старику было уже далеко за семьдесят, он был совсем седой и при разговоре теперь часто лишь несвязно бормотал что-то. Но в эту минуту, когда он встал, опираясь на клюку, его глаза блестели, а на лице застыла тревога. Он редко говорил, с тех пор как вновь вернулся в монастырь после своего падения, и жил тихо и смиренно. Филип с нетерпением ждал, что же последует дальше. На чью сторону встанет Ремигиус? Неужели воспользуется последней возможностью нанести своему давнему обидчику Филипу удар в спину?
– Я могу ответить, что получил в награду приор Джеймс, – сказал Ремигиус. – Монастырю отошли деревни Нортуорлд, Саутуорлд и Хандредэйкр плюс лес в Олдине.
Филип был потрясен. Могло ли быть такое, чтобы старый приор дал ложные показания только из-за того, чтобы получить в свое владение несколько деревень?
– Приор Джеймс всегда был плохим управляющим, – продолжал Ремигиус. – Монастырь был в большой нужде, и приор подумал, что дополнительный доход поможет нам выкрутиться. – Старик помолчал и резким тоном сказал: – Ничего хорошего из этого не вышло, скорее, наоборот. Доходы наши немного увеличились, но приор Джеймс так и не смог вернуть себе самоуважение.
Слушая Ремигиуса, Филип вспомнил, каким сгорбившимся, словно побитым, выглядел последние годы старый приор, и он наконец понял причину.
– По чести говоря, – сказал Ремигиус, – Джеймс сам не лжесвидетельствовал. Он только показал под присягой, что чаша та принадлежала монастырю. Но ему было известно, что Джек Шербур невиновен, и все же он промолчал. И жалел об этом до конца дней своих.
Еще бы, подумал Филип; большего греха для монаха не было. Свидетельство Ремигиуса подтверждало рассказ Эллен и обвиняло Уолерана.
Но старый монах еще не закончил.
– Мало кто из присутствующих здесь сегодня помнит, каким был монастырь сорок лет назад: захудалый, без гроша в казне, полуразвалившийся, порядка – никакого. И все потому, что чувство вины довлело над приором. Перед своей смертью он исповедовался мне в своем грехе. Я хотел... – Ремигиус умолк. Все собравшиеся напряженно ждали. Старик глубоко вздохнул и подвел черту: – Я хотел занять его место и попытаться восстановить нанесенный монастырю урон. Но Господь выбрал для этого другого человека. – Он снова помедлил, на лице были видны явные следы тяжелой внутренней борьбы, и закончил: – Я хочу сказать: Господь выбрал лучшего. – И почти упал на скамью.
Филип был изумлен, ошеломлен и вместе с тем благодарен Ремигиусу. Два его давних врага сегодня спасли Филипа. Когда наконец раскрылись старые тайны, он вдруг почувствовал, что все время смотрел на жизнь словно одним глазом. Епископ Уолеран разрывался от ярости. С тех самых дней прошли долгие годы, и он, похоже, чувствовал себя неуязвимым. Сейчас он что-то шептал на ухо Питеру, а вокруг бушевало людское море.
Питер вскочил со своего места и крикнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337
Когда Эллен села, приор понял, что его невиновность доказана. Ее откровения были столь ошеломляющими, что он совсем было забыл, что находится на суде. Рассказ ее о рождении ребенка, о смерти, об отчаянии и надежде, о старых тайнах и бесконечной любви неоспоримо свидетельствовал о целомудрии Филипа. Хотя не все было так просто и безобидно: решался вопрос о будущем монастыря. Но слова Эллен прозвучали столь убедительно, что о продолжении суда не могло быть и речи. Даже у Питера не хватило бы духу обвинять Филипа после всего, что здесь прозвучало. Уолеран снова проиграл.
Однако епископ еще не готов был признать свое поражение. Он ткнул пальцем в сторону Эллен и спросил:
– Ты говоришь, Том Строитель сказал тебе, что ребенок его?
– Да. – В голосе ее звучала тревога.
– Но двое других людей, которые могли бы подтвердить это, – Альфред и Марта – не пошли за тобой в монастырь.
– Нет.
– А Том умер. И ты единственная, кто слышал это признание от Тома. Твои рассказ нельзя проверить.
– Какие же еще нужны доказательства? – с пылом произнесла Эллен. – Джек видел брошенного ребенка. Франциск подобрал его и отнес в монастырь. Мы с Томом следили за ним. Сколько же еще свидетелей требуется?
– Я не верю тебе, – сказал Уолеран.
– Не веришь мне? – Филип заметил, как Эллен задрожала от злости. – Ты мне не веришь? Ты, Уолеран Бигод, который столько раз лжесвидетельствовал?
Филип почувствовал приближение катастрофы. Уолеран побелел от ярости. Что-то за всем этим еще скрывается, подумал приор. Епископ явно чего-то испугался. Внутри у него все трепетало от волнения.
Филип посмотрел на Эллен и спросил ее:
– Откуда тебе известно, что епископ замешан в лжесвидетельстве?
– Почти пятьдесят лет назад в этом самом монастыре томился узник по имени Джек Шербур, – ответила она.
Уолеран прервал ее:
– Суд не интересуют дела давно минувших лет.
– Ну почему же? – сказал Филип. – Обвинения против меня основаны на мнимом прелюбодеянии, будто имевшем место тридцать пять лет назад. Ты потребовал, чтобы я доказал свою невиновность. Теперь суд ждет того же от тебя. – И повернулся к Эллен: – Продолжай.
– Никто не знал, за что его бросили в тюрьму, и меньше всего – он сам; но пришло время, и его освободили и дали ему украшенную драгоценными камнями чашу, наверное, в качестве платы за долгие годы несправедливого заточения. Он не хотел принимать такого подарка: ему она была ни к чему, а продавать на рынке такую дорогую вещь было просто опасно. И он оставил ее здесь, в Кингсбридже, в старой церкви. Вскоре он был арестован Уолераном Бигодом – тогда простым деревенским священником, незаметным, но честолюбивым, – а чаша загадочным образом оказалась в сумке Джека. Его обвинили в воровстве и судили по показаниям трех человек: Уолерана Бигода, Перси Хамлея и приора Джеймса из Кингсбриджа. Джек был повешен.
В зале стояла мертвая тишина. Первым ее нарушил Филип:
– Откуда тебе это известно?
– Я была единственным другом Джеку Шербуру. От него у меня родился сын, Джек Джексон, мастер-строитель этого собора.
От рева голосов, казалось, дрогнули стены.
Уолеран и Питер одновременно пытались что-то говорить, но их голоса тонули во всеобщем гуле, поднятом священниками. Они, конечно же, жаждали зрелища, подумал Филип, но такого вряд ли ожидали.
Постепенно голос Питера стал долетать до остальных:
– Зачем было трем законопослушным гражданам клеветать на невинного незнакомца?
– Из-за денег, – ответила Эллен. – Уолеран Бигод стал архидиаконом. Перси получил имение Хамлей и еще несколько деревень. Я не знаю только, что выиграл приор Джеймс.
– Я могу ответить, – донесся откуда-то новый голос.
Филип, ошеломленный, посмотрел по сторонам: голос принадлежал Ремигиусу. Старику было уже далеко за семьдесят, он был совсем седой и при разговоре теперь часто лишь несвязно бормотал что-то. Но в эту минуту, когда он встал, опираясь на клюку, его глаза блестели, а на лице застыла тревога. Он редко говорил, с тех пор как вновь вернулся в монастырь после своего падения, и жил тихо и смиренно. Филип с нетерпением ждал, что же последует дальше. На чью сторону встанет Ремигиус? Неужели воспользуется последней возможностью нанести своему давнему обидчику Филипу удар в спину?
– Я могу ответить, что получил в награду приор Джеймс, – сказал Ремигиус. – Монастырю отошли деревни Нортуорлд, Саутуорлд и Хандредэйкр плюс лес в Олдине.
Филип был потрясен. Могло ли быть такое, чтобы старый приор дал ложные показания только из-за того, чтобы получить в свое владение несколько деревень?
– Приор Джеймс всегда был плохим управляющим, – продолжал Ремигиус. – Монастырь был в большой нужде, и приор подумал, что дополнительный доход поможет нам выкрутиться. – Старик помолчал и резким тоном сказал: – Ничего хорошего из этого не вышло, скорее, наоборот. Доходы наши немного увеличились, но приор Джеймс так и не смог вернуть себе самоуважение.
Слушая Ремигиуса, Филип вспомнил, каким сгорбившимся, словно побитым, выглядел последние годы старый приор, и он наконец понял причину.
– По чести говоря, – сказал Ремигиус, – Джеймс сам не лжесвидетельствовал. Он только показал под присягой, что чаша та принадлежала монастырю. Но ему было известно, что Джек Шербур невиновен, и все же он промолчал. И жалел об этом до конца дней своих.
Еще бы, подумал Филип; большего греха для монаха не было. Свидетельство Ремигиуса подтверждало рассказ Эллен и обвиняло Уолерана.
Но старый монах еще не закончил.
– Мало кто из присутствующих здесь сегодня помнит, каким был монастырь сорок лет назад: захудалый, без гроша в казне, полуразвалившийся, порядка – никакого. И все потому, что чувство вины довлело над приором. Перед своей смертью он исповедовался мне в своем грехе. Я хотел... – Ремигиус умолк. Все собравшиеся напряженно ждали. Старик глубоко вздохнул и подвел черту: – Я хотел занять его место и попытаться восстановить нанесенный монастырю урон. Но Господь выбрал для этого другого человека. – Он снова помедлил, на лице были видны явные следы тяжелой внутренней борьбы, и закончил: – Я хочу сказать: Господь выбрал лучшего. – И почти упал на скамью.
Филип был изумлен, ошеломлен и вместе с тем благодарен Ремигиусу. Два его давних врага сегодня спасли Филипа. Когда наконец раскрылись старые тайны, он вдруг почувствовал, что все время смотрел на жизнь словно одним глазом. Епископ Уолеран разрывался от ярости. С тех самых дней прошли долгие годы, и он, похоже, чувствовал себя неуязвимым. Сейчас он что-то шептал на ухо Питеру, а вокруг бушевало людское море.
Питер вскочил со своего места и крикнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337