А околеть здесь, не написав даже одного письма тебе, — не хочется. Дело это надо устроить сегодня же, и деньги переслать по телеграфу. Потому что ждать дальше — значит голодать, а я и так истощен и болен…» Он словно извиняется за то, что осмелился побеспокоить такого занятого человека, как депутат Малиновский, а ведь это пишет, по сути, первый по положению в партии из большевиков России. Впрочем, это вполне в духе Кобы. Если для дела он не считался ни с чем и ни с кем, то для себя лично стеснялся просить даже о том, на что имел бесспорное право.
Что за человек был Коба, хорошо показывает рассказ большевички Т.А. Словатинской, хозяйки конспиративной квартиры. Там, в крохотной комнатке для прислуги, возле кухни, жил большевик Сольц. Однажды он сказал хозяйке, что хочет познакомить ее с одним товарищем-кавказцем. Оказалось, что товарищ живет у него уже несколько дней, не выходя из комнаты. «Он показался мне сперва слишком серьезным, замкнутым и стеснительным. Казалось, больше всего он боится чем-то затруднить и стеснить кого-то. С трудом я настояла, чтобы он спал в большой комнате и с большими удобствами. Уходя на работу, я каждый раз просила его обедать с детьми, но он запирался на целый день в комнате, питался пивом и хлебом…»
Друзья его сами были бедны. 10 ноября Иосиф пишет в Петербург Словатинской. «Татьяна Александровна. Как-то совестно писать, но что поделаешь — нужда заставляет. У меня нет ни гроша. И все припасы вышли. Были кое-какие деньги, да ушли на теплую одежду, обувь и припасы, которые здесь страшно дороги. Пока еще доверяют в кредит, но что будет потом, ей-богу, не знаю… Нельзя ли будет растормошить знакомых и раздобыть рублей 20—30? А то и больше? Это было бы прямо спасение. И чем скорее, тем лучше, так как зима у нас в разгаре (вчера было 33 градуса холода). А дрова не куплены в достаточном количестве, запас в исходе. Я надеюсь, что если захотите, достанете. Итак, за дело, дорогая. А то „кавказец с Калашниковской биржи“ того и гляди пропадет…»
На помощь партии он, как член ЦК, имел неоспоримое право, но поддержка товарищей вызывала почему-то потрясение. Странный человек! Ведь сам он помогал другим, не дожидаясь просьб. А на малейшее проявление внимания отвечал такими вот взрывами эмоций: «Милая, дорогая Татьяна Александровна, получил посылку. Но ведь я не просил у вас нового белья, я просил только своего старого, а Вы еще купили новое, израсходовались, между тем, жаль, денег у Вас очень мало. Я не знаю, как отплатить Вам, дорогая. Милая — милая». Должно быть, не только физический холод окружал его со всех сторон в Туруханском крае, но и холод душевный.
Он все-таки надеялся бежать, да и ЦК не хотел смириться с тем, что двое главных российских большевиков без всякой пользы торчат в Сибири. ЦК тут же выделил на побег Иосифа и Свердлова 100 рублей и отправил их в Монастырское. Деньги пришли в конце ноября, но присланы были на имя Свердлова и без каких-либо пояснений, так что Иосиф подумал, что принято решение устроить побег только Свердлову. Позднее он писал: «Тов. Андрей получил их, но я думаю, что они принадлежат ему и только ему». Почему он так решил, какие основания у него были полагать, что партии нужен только один из двоих российских членов ЦК? Возможно, была нарушена некая партийная этика, неписаные правила тайных сношений со ссыльными. Возможно, у него были сложные отношения с партийной верхушкой. Тогда Иосиф, очень скромный и крайне эмоциональный, мог отреагировать именно так.
Да, но почему ЦК прислал деньги одному Свердлову? Возможный ответ выглядит невероятно, но… В 1915 году Ленин писал Зиновьеву и Карпинскому: «Большая просьба: узнайте (от Степки или Михи и т. п.) фамилию „Кобы“ (Иосиф Дж……? Мы забыли). Очень важно!» Может быть, деньги прислали на имя Свердлова только потому, что не помнили настоящую фамилию Иосифа? А если нет — то почему?
В январе Иосиф все-таки получил деньги — из разных источников, в общей сложности 135 рублей, но туруханский исправник Кибиров тут же лишил его казенного пособия как имеющего «другие источники существования».
Денежная проблема была решена. Но изоляция от внешнего мира оставалась почти полной. Теперь из всех разнообразных занятий у него оставались только книги. Чтобы их раздобыть, он не считался ни с чем, совершая иной раз поступки не совсем благовидные. Незадолго до его приезда утонул в Енисее ссыльный Дубровинский, после которого осталась небольшая библиотечка. Иосиф ее просто-напросто присвоил и увез с собой на место поселения. Оказалось, что ссыльные хотели библиотеку обобществить, и по поводу возврата общественной собственности к нему поехал разбираться Филипп Захаров. Кандидатура была не самая удачная, поскольку Филипп Иосифа не любил, тот это почувствовал и, по словам Захарова, встретил его как царский генерал рядового солдата, так что ничего хорошего из этой встречи не получилось, кроме еще большего обострения отношений с товарищами по ссылке.
А вот для изучения языков это было самое подходящее время. Иосиф просит некоего Белинского во Франции, члена «Общества интеллектуальной помощи русским ссыльным», прислать ему франко-русский карманный словарь и несколько номеров какой-нибудь английской газеты. Он выписывает книги и газеты, благо появились деньги, и работает по-прежнему много, даже больше, чем раньше. Особенно после того, как остается в полном одиночестве.
…Некоторое время по прибытии Иосиф жил в станке Мироедиха, где было небольшое общество ссыльных, затем в деревушке Костино. Неподалеку, в селе Селиваниха, отбывал ссылку Свердлов, вскоре туда же приехал и Филипп Голощекин. Но тут Кибирову пришло сообщение о том, что эти ссыльные готовят побег — информация пришла «сверху», от начальства, постарался столь горячо защищаемый Кобой депутат Малиновский. Получив предупреждение, Кибиров перевел обоих потенциальных беглецов на север, за Полярный круг, в станок Курейка.
В одной из баек, которые Сталин придумывал о своем революционном прошлом, он рассказывал, что побег все-таки имел место быть. Причем Свердлов прятался в корзине с бельем, которую встреченный на дороге жандарм хотел проткнуть штыком, и Сталину удалось спасти товарища, только дав жандарму денег. Этот случай он приводил как пример плохой конспирации. И что интересно, этой истории верили — Сталин ведь не кто-нибудь…
…В то время в Курейке было восемь домов и числились 67 человек: 38 мужского и 29 женского пола. Местное население — остяки, охотники и рыболовы, из пришлых — несколько ссыльных уголовников. До Монастырского — 200 километров, по местным понятиям, не так уж и далеко.
Сначала Иосиф и Свердлов жили в одном доме, но вскоре разругались напрочь — не сошлись характерами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Что за человек был Коба, хорошо показывает рассказ большевички Т.А. Словатинской, хозяйки конспиративной квартиры. Там, в крохотной комнатке для прислуги, возле кухни, жил большевик Сольц. Однажды он сказал хозяйке, что хочет познакомить ее с одним товарищем-кавказцем. Оказалось, что товарищ живет у него уже несколько дней, не выходя из комнаты. «Он показался мне сперва слишком серьезным, замкнутым и стеснительным. Казалось, больше всего он боится чем-то затруднить и стеснить кого-то. С трудом я настояла, чтобы он спал в большой комнате и с большими удобствами. Уходя на работу, я каждый раз просила его обедать с детьми, но он запирался на целый день в комнате, питался пивом и хлебом…»
Друзья его сами были бедны. 10 ноября Иосиф пишет в Петербург Словатинской. «Татьяна Александровна. Как-то совестно писать, но что поделаешь — нужда заставляет. У меня нет ни гроша. И все припасы вышли. Были кое-какие деньги, да ушли на теплую одежду, обувь и припасы, которые здесь страшно дороги. Пока еще доверяют в кредит, но что будет потом, ей-богу, не знаю… Нельзя ли будет растормошить знакомых и раздобыть рублей 20—30? А то и больше? Это было бы прямо спасение. И чем скорее, тем лучше, так как зима у нас в разгаре (вчера было 33 градуса холода). А дрова не куплены в достаточном количестве, запас в исходе. Я надеюсь, что если захотите, достанете. Итак, за дело, дорогая. А то „кавказец с Калашниковской биржи“ того и гляди пропадет…»
На помощь партии он, как член ЦК, имел неоспоримое право, но поддержка товарищей вызывала почему-то потрясение. Странный человек! Ведь сам он помогал другим, не дожидаясь просьб. А на малейшее проявление внимания отвечал такими вот взрывами эмоций: «Милая, дорогая Татьяна Александровна, получил посылку. Но ведь я не просил у вас нового белья, я просил только своего старого, а Вы еще купили новое, израсходовались, между тем, жаль, денег у Вас очень мало. Я не знаю, как отплатить Вам, дорогая. Милая — милая». Должно быть, не только физический холод окружал его со всех сторон в Туруханском крае, но и холод душевный.
Он все-таки надеялся бежать, да и ЦК не хотел смириться с тем, что двое главных российских большевиков без всякой пользы торчат в Сибири. ЦК тут же выделил на побег Иосифа и Свердлова 100 рублей и отправил их в Монастырское. Деньги пришли в конце ноября, но присланы были на имя Свердлова и без каких-либо пояснений, так что Иосиф подумал, что принято решение устроить побег только Свердлову. Позднее он писал: «Тов. Андрей получил их, но я думаю, что они принадлежат ему и только ему». Почему он так решил, какие основания у него были полагать, что партии нужен только один из двоих российских членов ЦК? Возможно, была нарушена некая партийная этика, неписаные правила тайных сношений со ссыльными. Возможно, у него были сложные отношения с партийной верхушкой. Тогда Иосиф, очень скромный и крайне эмоциональный, мог отреагировать именно так.
Да, но почему ЦК прислал деньги одному Свердлову? Возможный ответ выглядит невероятно, но… В 1915 году Ленин писал Зиновьеву и Карпинскому: «Большая просьба: узнайте (от Степки или Михи и т. п.) фамилию „Кобы“ (Иосиф Дж……? Мы забыли). Очень важно!» Может быть, деньги прислали на имя Свердлова только потому, что не помнили настоящую фамилию Иосифа? А если нет — то почему?
В январе Иосиф все-таки получил деньги — из разных источников, в общей сложности 135 рублей, но туруханский исправник Кибиров тут же лишил его казенного пособия как имеющего «другие источники существования».
Денежная проблема была решена. Но изоляция от внешнего мира оставалась почти полной. Теперь из всех разнообразных занятий у него оставались только книги. Чтобы их раздобыть, он не считался ни с чем, совершая иной раз поступки не совсем благовидные. Незадолго до его приезда утонул в Енисее ссыльный Дубровинский, после которого осталась небольшая библиотечка. Иосиф ее просто-напросто присвоил и увез с собой на место поселения. Оказалось, что ссыльные хотели библиотеку обобществить, и по поводу возврата общественной собственности к нему поехал разбираться Филипп Захаров. Кандидатура была не самая удачная, поскольку Филипп Иосифа не любил, тот это почувствовал и, по словам Захарова, встретил его как царский генерал рядового солдата, так что ничего хорошего из этой встречи не получилось, кроме еще большего обострения отношений с товарищами по ссылке.
А вот для изучения языков это было самое подходящее время. Иосиф просит некоего Белинского во Франции, члена «Общества интеллектуальной помощи русским ссыльным», прислать ему франко-русский карманный словарь и несколько номеров какой-нибудь английской газеты. Он выписывает книги и газеты, благо появились деньги, и работает по-прежнему много, даже больше, чем раньше. Особенно после того, как остается в полном одиночестве.
…Некоторое время по прибытии Иосиф жил в станке Мироедиха, где было небольшое общество ссыльных, затем в деревушке Костино. Неподалеку, в селе Селиваниха, отбывал ссылку Свердлов, вскоре туда же приехал и Филипп Голощекин. Но тут Кибирову пришло сообщение о том, что эти ссыльные готовят побег — информация пришла «сверху», от начальства, постарался столь горячо защищаемый Кобой депутат Малиновский. Получив предупреждение, Кибиров перевел обоих потенциальных беглецов на север, за Полярный круг, в станок Курейка.
В одной из баек, которые Сталин придумывал о своем революционном прошлом, он рассказывал, что побег все-таки имел место быть. Причем Свердлов прятался в корзине с бельем, которую встреченный на дороге жандарм хотел проткнуть штыком, и Сталину удалось спасти товарища, только дав жандарму денег. Этот случай он приводил как пример плохой конспирации. И что интересно, этой истории верили — Сталин ведь не кто-нибудь…
…В то время в Курейке было восемь домов и числились 67 человек: 38 мужского и 29 женского пола. Местное население — остяки, охотники и рыболовы, из пришлых — несколько ссыльных уголовников. До Монастырского — 200 километров, по местным понятиям, не так уж и далеко.
Сначала Иосиф и Свердлов жили в одном доме, но вскоре разругались напрочь — не сошлись характерами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67