Поэтому еще с конца 20-х годов все: народное хозяйство, политика, идеология — было подчинено одной цели. Надо было успеть как можно больше нарастить мощь Красной Армии, и в первую очередь военный потенциал страны. Сталин мог упустить из виду какие-то политические моменты, мог расслабиться и не обращать внимания на оппозицию, к сожалению, во многом «упустил» армию, понадеявшись на генералов, но военную промышленность он опекал, как нянька младенца. При этом было у него одно качество: если уж он интересовался чем-то, то полузнания для себя в этой области не допускал. Авиаконструктор Яковлев, вспоминая, как Сталин вызвал его к себе в Кремль, пишет о своем потрясении: ему казалось, что он разговаривает с коллегой.
« — …Как вы думаете, — спросил он, — почему на истребителях „Спитфайр“ ставят мелкокалиберные пулеметы, а не пушки?
— Да потому, что у них авиапушек нет, — ответил я.
— Я тоже так думаю, — сказал Сталин. — Но ведь мало иметь пушки, — продолжал он. — Надо и двигатель приспособить под установку пушки. Верно?
— Верно.
— У них двигателя такого нет?
— Нет.
— А вы знакомы с работой конструктора Климова — авиационным двигателем, на который можно установить двадцатимиллиметровую авиационную пушку Шпитального?
— Знаком.
— Как вы расцениваете эту работу?
— Работа интересная и очень полезная.
— Правильный ли это путь? А может быть, путь англичан более правильный? Не взялись бы вы построить истребитель с мотором Климова и пушкой Шпитального?
— Я истребителями еще никогда не занимался, но это было бы для меня большой честью».
То есть глава государства настолько понимает в авиации, что может самостоятельно оценить разнообразные проекты, разобраться в разнородных дезориентирующих мнениях специалистов и дать авиаконструктору подобное задание. Это не так мало, тем более что научная среда во все времена представляла собой клубок противоборствующих направлений, и каждый из консультантов тянул в свою сторону.
Такую же осведомленность Сталин проявлял и в танкостроении, и в прочих оборонных вопросах. А когда во время Финской войны ему доставили новую модель пулемета, глава государства вспомнил собственный боевой опыт, попросил принести ему винтовку и устроил в своем кабинете испытания, близкие к полевым, только что боевыми не стрелял по стенам кремлевского кабинета. Нашел, кстати, несколько недостатков, подходя (вернее, подползая) к пулемету с позиции не конструктора, а рядового пехотинца.
Собственно говоря, произошло экономическое чудо, которого никто не ждал и в которое никто не верил, — за какие-то несчастные пятнадцать лет Россия из отсталой крестьянской страны превратилась в сверхдержаву, способную дать бой объединенной армии всей Европы. Представление об СССР как о «колоссе на глиняных ногах» имело под собой все основания, но оказалось ложным, поскольку правительство — и в первую очередь глава государства — сумело заставить всю страну работать на войну.
Столь же дотошно Сталин вникал и в дела дипломатические. Он вел политику государства с восточной выдержкой и хитростью, также не строя никаких иллюзий, столь любимых многими другими российскими правителями, питавшими слабость к цивилизованной Европе. Международное окружение Советской России никогда не было дружеским — в 30-е годы разве что с Чехословакией были приличные отношения, и рассчитывать на чью-либо поддержку в грядущей войне не приходилось. А к концу 30-х годов стало ясно, с кем придется воевать. После прихода к власти Гитлера политика Германии стала резко антисоветской. А учитывая еще и тысячелетнюю направленность германской агрессии на восток…
В 1936 году Германия и Япония — две страны, имевшие на российской территории особые интересы, подписали так называемый Антикоминтерновский пакт. В ноябре 1937 года к нему присоединилась Италия. А в 1939 году — вдруг резкий поворот руля, ход, которого никто не ожидал и который мало кем тогда был правильно понят, — подписание Пакта о ненападении с Германией. Политики не знали, что и думать, коммунисты по всему миру выходили из своих партий, но… «Сталин был величайший тактик», — скажет потом Молотов.
По поводу пресловутого пакта демократы-антикоммунисты 90-х годов оказались странным образом единодушны с западными коммунистами 30-х, называя его предательским, позорным и прочими нелестными эпитетами. А еще утверждают, что Гитлер с Риббентропом обманули Сталина, усыпив его бдительность. Хрущев договорился даже до того, что Гитлер парализовал волю советского лидера. Конечно, если судить о личности Сталина по фильмам советского и статьям перестроечного времени, то можно поверить во что угодно. Но реальные факты не дают ни малейших оснований подозревать «вождя народов» в столь невероятной, прямо-таки клинической глупости. Тем более что Гитлер не скрывал своих планов, еще в «Майн кампф», книге, написанной в начале 20-х годов, обнародовав судьбу, предназначенную народам, населявшим территорию России: рабство и геноцид. Но разве подписать договор значит поверить?
К концу 30-х годов СССР попал в трудное положение. Уже несколько лет тянулись переговоры с западными державами по поводу соглашений о совместной обороне против Гитлера — в разных вариантах, но с одним и тем же нулевым результатом. Предполагаемые союзники тянули время, не отказывая, но и не заключая договоров. (Впрочем, аннексия Чехословакии показала, как западные державы выполняют уже подписанные соглашения.) В итоге Советский Союз остался один на один с Германией, которую все время ненавязчиво подталкивали на восток. Поэтому нет ни удивительного, что Сталин ухватился за возможность подписать пакт с Гитлером и тем самым хотя бы на малый срок оттянуть начало войны. Советская военная промышленность разогналась на полную мощность, также полным ходом шли перевооружение и реорганизация армии. Время, крайне необходимо было время, а какой ценой — дело десятое.
Итак, вечером 22 августа 1939 года Ворошилов (надо думать, не без удовольствия) сообщил главе французской миссии: «Вопрос о военном сотрудничестве с Францией висит в воздухе уже несколько лет, но так и не был разрешен. В прошлом году, когда погибала Чехословакия, мы ждали от Франции сигнала, но он не был дан. Наши войска были наготове… Французское и английское правительства слишком затянули политические и военные переговоры. Ввиду этого не исключена возможность некоторых политических событий…»
И «политические события» не замедлили произойти. 23 августа в Москву прибыл министр иностранных дел Германии Риббентроп, и практически сразу же, в ночь с 23 на 24 августа, был подписан советско-германский договор о ненападении. В кои-то веки Россия наконец поставила свои интересы выше интересов Европы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
« — …Как вы думаете, — спросил он, — почему на истребителях „Спитфайр“ ставят мелкокалиберные пулеметы, а не пушки?
— Да потому, что у них авиапушек нет, — ответил я.
— Я тоже так думаю, — сказал Сталин. — Но ведь мало иметь пушки, — продолжал он. — Надо и двигатель приспособить под установку пушки. Верно?
— Верно.
— У них двигателя такого нет?
— Нет.
— А вы знакомы с работой конструктора Климова — авиационным двигателем, на который можно установить двадцатимиллиметровую авиационную пушку Шпитального?
— Знаком.
— Как вы расцениваете эту работу?
— Работа интересная и очень полезная.
— Правильный ли это путь? А может быть, путь англичан более правильный? Не взялись бы вы построить истребитель с мотором Климова и пушкой Шпитального?
— Я истребителями еще никогда не занимался, но это было бы для меня большой честью».
То есть глава государства настолько понимает в авиации, что может самостоятельно оценить разнообразные проекты, разобраться в разнородных дезориентирующих мнениях специалистов и дать авиаконструктору подобное задание. Это не так мало, тем более что научная среда во все времена представляла собой клубок противоборствующих направлений, и каждый из консультантов тянул в свою сторону.
Такую же осведомленность Сталин проявлял и в танкостроении, и в прочих оборонных вопросах. А когда во время Финской войны ему доставили новую модель пулемета, глава государства вспомнил собственный боевой опыт, попросил принести ему винтовку и устроил в своем кабинете испытания, близкие к полевым, только что боевыми не стрелял по стенам кремлевского кабинета. Нашел, кстати, несколько недостатков, подходя (вернее, подползая) к пулемету с позиции не конструктора, а рядового пехотинца.
Собственно говоря, произошло экономическое чудо, которого никто не ждал и в которое никто не верил, — за какие-то несчастные пятнадцать лет Россия из отсталой крестьянской страны превратилась в сверхдержаву, способную дать бой объединенной армии всей Европы. Представление об СССР как о «колоссе на глиняных ногах» имело под собой все основания, но оказалось ложным, поскольку правительство — и в первую очередь глава государства — сумело заставить всю страну работать на войну.
Столь же дотошно Сталин вникал и в дела дипломатические. Он вел политику государства с восточной выдержкой и хитростью, также не строя никаких иллюзий, столь любимых многими другими российскими правителями, питавшими слабость к цивилизованной Европе. Международное окружение Советской России никогда не было дружеским — в 30-е годы разве что с Чехословакией были приличные отношения, и рассчитывать на чью-либо поддержку в грядущей войне не приходилось. А к концу 30-х годов стало ясно, с кем придется воевать. После прихода к власти Гитлера политика Германии стала резко антисоветской. А учитывая еще и тысячелетнюю направленность германской агрессии на восток…
В 1936 году Германия и Япония — две страны, имевшие на российской территории особые интересы, подписали так называемый Антикоминтерновский пакт. В ноябре 1937 года к нему присоединилась Италия. А в 1939 году — вдруг резкий поворот руля, ход, которого никто не ожидал и который мало кем тогда был правильно понят, — подписание Пакта о ненападении с Германией. Политики не знали, что и думать, коммунисты по всему миру выходили из своих партий, но… «Сталин был величайший тактик», — скажет потом Молотов.
По поводу пресловутого пакта демократы-антикоммунисты 90-х годов оказались странным образом единодушны с западными коммунистами 30-х, называя его предательским, позорным и прочими нелестными эпитетами. А еще утверждают, что Гитлер с Риббентропом обманули Сталина, усыпив его бдительность. Хрущев договорился даже до того, что Гитлер парализовал волю советского лидера. Конечно, если судить о личности Сталина по фильмам советского и статьям перестроечного времени, то можно поверить во что угодно. Но реальные факты не дают ни малейших оснований подозревать «вождя народов» в столь невероятной, прямо-таки клинической глупости. Тем более что Гитлер не скрывал своих планов, еще в «Майн кампф», книге, написанной в начале 20-х годов, обнародовав судьбу, предназначенную народам, населявшим территорию России: рабство и геноцид. Но разве подписать договор значит поверить?
К концу 30-х годов СССР попал в трудное положение. Уже несколько лет тянулись переговоры с западными державами по поводу соглашений о совместной обороне против Гитлера — в разных вариантах, но с одним и тем же нулевым результатом. Предполагаемые союзники тянули время, не отказывая, но и не заключая договоров. (Впрочем, аннексия Чехословакии показала, как западные державы выполняют уже подписанные соглашения.) В итоге Советский Союз остался один на один с Германией, которую все время ненавязчиво подталкивали на восток. Поэтому нет ни удивительного, что Сталин ухватился за возможность подписать пакт с Гитлером и тем самым хотя бы на малый срок оттянуть начало войны. Советская военная промышленность разогналась на полную мощность, также полным ходом шли перевооружение и реорганизация армии. Время, крайне необходимо было время, а какой ценой — дело десятое.
Итак, вечером 22 августа 1939 года Ворошилов (надо думать, не без удовольствия) сообщил главе французской миссии: «Вопрос о военном сотрудничестве с Францией висит в воздухе уже несколько лет, но так и не был разрешен. В прошлом году, когда погибала Чехословакия, мы ждали от Франции сигнала, но он не был дан. Наши войска были наготове… Французское и английское правительства слишком затянули политические и военные переговоры. Ввиду этого не исключена возможность некоторых политических событий…»
И «политические события» не замедлили произойти. 23 августа в Москву прибыл министр иностранных дел Германии Риббентроп, и практически сразу же, в ночь с 23 на 24 августа, был подписан советско-германский договор о ненападении. В кои-то веки Россия наконец поставила свои интересы выше интересов Европы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67