Пока все шло хорошо, но вскоре интересы трудящихся и хозяев столкнулись всерьез. В конце февраля дирекция завода Ротшильда объявила о намерении провести массовые увольнения — более чем массовые, ибо увольнению подлежали около 40% работающих на заводе. В ответ вспыхнула забастовка, но теперь хозяева чувствовали себя уверенно и ответили на все требования отказом. Рабочие уперлись, администрация отреагировала обращением в полицию, которая арестовала зачинщиков, чем забастовка, по идее, и должна была закончиться. Однако не те времена стояли на дворе, и вместо финала все это стало прологом.
Арестованных заперли в пересыльной тюрьме. Вечером у тюрьмы собралась толпа в несколько сот человек — рабочие требовали или освободить товарищей, или арестовать всех. Требование было явно демагогическим — всех, мол, не пересажаешь! Однако на сей раз полиция решила пойти навстречу пожеланиям народа, и в здание пересылки затолкали всю толпу — мол, ночку посидят, охолонут, успокоятся и утром спокойно пойдут по домам. Однако утром выручать арестованных явилась вторая половина трудового коллектива завода Ротшильда. Вновь пришедшие решили штурмовать здание, чтобы освободить товарищей, а те, услышав, что их пришли выручать, попросту вынесли двери пересылки и вырвались наружу. Все бы ничего, но городские власти для охраны тюрьмы вызвали войска. Оказавшись между двух возбужденных толп, растерявшиеся солдаты открыли огонь. Итог стачки в Батуме: 20 раненых и 13 убитых. Это было самое крупное по числу жертв столкновение рабочих с полицией после стачки на Обуховском заводе в Петербурге. Полиция начала расследование и довольно скоро выяснила, что одним из организаторов забастовки был некто Иосиф Джугашвили. Его выследили и 5 апреля 1902 года арестовали.
Для революционера тюрьма — дело, в общем-то, житейское. Рано или поздно туда попадал всякий. Сидели эсдеки много и часто и умели организовать тюремную жизнь с пользой для себя и своей партии. Не зря у них в ходу был термин «тюремные университеты». На воле подпольщики всегда были заняты, а в тюрьме уж чего-чего, а свободного времени сколько угодно, и его умели использовать с толком. «Политические» читали в камерах лекции, устраивали диспуты, обсуждения книг, а к ним внимательно прислушивались прочие арестанты, и часто бывало так, что молодой человек, попавший в тюрьму по какому-нибудь пустячному делу, выходил оттуда убежденным социал-демократом или эсером.
Арестовать-то Иосифа арестовали, но дальше у полиции не очень-то получалось. Его пытались привлечь к делу о забастовке, однако доказательств — тех, которые мог принять во внимание суд, — не было, а агентурные донесения к делу не подошьешь. Сам он, естественно, полностью отрицал свою причастность к этому инциденту. Около трех месяцев его содержали под стражей, однако толку так и не добились. Полиция оказалась в трудном положении, но тут батумским следакам повезло. Еще в самом начале следствия они снеслись с Тифлисом. Бюрократическая машина в царской России работала медленно и со скрипом, а в этом случае создается впечатление, что кто-то в Тифлисском жандармском управлении еще и умышленно все запутывал (ничего удивительного, эсдеки имели своих людей повсюду, в том числе и там). Но все же машина работала, и к концу батумского следствия выяснилось, что в столице подследственный Джугашвили тоже был известен не с лучшей стороны, проходя по делу о Тифлисском социал-демократическом кружке. Так что его продолжали держать в тюрьме — теперь уже по новому делу.
Многих начинающих революционеров тюрьма пугала и навсегда отталкивала от революции. Многих, но не Иосифа — к такому повороту событий он был готов с самого начала: для революционера арест — дело времени. Свое заключение он использовал для самообразования. Товарищи по камере вспоминают, что Coco был всегда с книжкой, а в бесконечных диспутах оттачивался его полемический талант. Кроме того, некоторые, хотя и усеченные, возможности для борьбы имелись и в тюрьме, так что сидеть было не скучно.
Осенью 1903 года Батум посетил экзарх Грузии. Узнав, что высокий гость пожелал осмотреть тюрьму, Иосиф устраивает приуроченную к этому событию демонстрацию заключенных. После этой истории его переводят в Кутаиси, и, оставив в наследство тюремному начальству организацию заключенных в Батуме, он принимается за то же самое уже в новой тюрьме. Там в июле 1904 года Иосиф устраивает бунт заключенных, избрав в качестве меры воздействия на власти… металлические тюремные ворота. Гулкие удары переполошили весь город, в тюрьму срочно приехали губернатор и прокурор. Требования у заключенных были самые простые: построить нары, два раза в месяц устраивать банный день, содержать политических отдельно от уголовных, вежливо обращаться и пр. Ошарашенное начальство удовлетворило требования, в отместку согнав политических в самую худшую камеру. Впрочем, даже худшая камера была не настолько плоха, чтобы испортить удовольствие от отсутствия уголовных соседей. Разве что для Иосифа это ухудшение условий было ощутимо. В тюрьме его и без того слабое здоровье серьезно пошатнулось, вплотную приблизился бич Кавказа — туберкулез.
…И так вот он, нисколько не скучая, сидел в кутаисской тюрьме. Ну, естественно, перевод подследственного из одной тюрьмы в другую для полицейской бюрократии был операцией непосильной — в Тифлисе, где решалась его судьба, Джугашвили «потеряли». Когда следствие было окончено, местное жандармское управление, которому надоело возиться со столь беспокойным заключенным, предложило выпустить его до решения дела под особый надзор полиции. Тифлис отказал, Иосиф остался в тюрьме, однако кто-то в каких-то бумажках что-то не то написал, и к тому моменту, когда дело Джугашвили решилось, Тифлисское жандармское управление почему-то было уверено, что он выпущен под надзор полиции. Его стали искать и, естественно, нигде не нашли, после чего объявили розыск по всей Грузии. На протяжении всей этой суматохи разыскиваемый преспокойно сидел себе в кутаисской тюрьме.
Полиция так и не смогла довести дело до суда, и после года с лишним ареста по делу Джугашвили было принято решение, специально придуманное как раз для таких случаев — когда все известно, а доказать ничего не получается. Орган, также специально созданный как раз для таких случаев, — Особое совещание при Министерстве внутренних дел (и вовсе не большевики его придумали, они просто повторили опыт царской России) постановило: выслать в Восточную Сибирь сроком на три года. После этого его полтора месяца искали, еще два месяца готовили к этапу, и к месту ссылки он отправился только в конце ноября — в демисезонном пальто и легких ботинках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67