Не зря маршалы так упорно уговаривали Сталина принять звание генералиссимуса, в этом не было ни грамма подхалимажа. Можно сказать, что Сталин вынес победу в этой войне на своих плечах — и кому, как не военным, было это знать.
Между тем жизнь не позволяла расслабляться. Страна была разорена жесточайшей войной. Погибло, по разным данным, от 20 до 30 миллионов человек. Но и оставшихся было нечем кормить. Европейская часть страны лежала в развалинах, а на оккупированной территории до войны проживали 88 миллионов человек, находилось 47% посевных площадей и производилось 33% промышленной продукции. Не успела закончиться война, как на страну свалилась новая беда — неурожай и голод 1946 года.
Однако пережили и голод, и разруху. Страна потихоньку поднималась. В 1947 году отменили карточки и провели денежную реформу. Постепенно началось снижение цен. Начиная с 1949 года Левитан тем же торжественным голосом, каким читал сводки Совинформбюро о победах, стал зачитывать приказы о снижении цен — это тоже была победа, и еще какая! Но если кто-то думает, что это все давалось легко… По напряжению сил послевоенное восстановление было не меньше, чем предвоенная индустриализация.
Международная обстановка тоже не располагала к блаженной лени, уикендам в охотничьих домиках, автоспорту, теннису и прочим прелестям бытия. Из послевоенной она плавно, но ощутимо перетекала в предвоенную. Просто теперь у нас был другой «наиболее вероятный противник» — вчерашние союзники. Собственно говоря, ничего удивительного в этом не было, с самого начала их политика была именно такой — стравить Германию и СССР, а потом расправиться с победителем. Но дело в том, что в их руках теперь имелось оружие невероятной разрушительной силы, продемонстрированное в Хиросиме и Нагасаки. И Советский Союз параллельно с восстановлением разрушенного хозяйства был вовлечен в новый виток гонки вооружений. Медлить было нельзя: США один за другим разрабатывали планы ядерного нападения на СССР, о чем разведка, естественно, докладывала в Москву.
Сталин, опять же, не питал насчет бывших союзников никаких иллюзий. Сразу же после Хиросимы атомная программа СССР была поручена самому дееспособному члену правительства, лучшему из лучших — Берии, чем ясно показано, что игры в атомные разработки кончились и дело пошло всерьез. Берия радостно сбыл с рук нелюбимую чекистскую работу и занялся промышленными вопросами. Благодаря совместным усилиям науки и разведки советская атомная бомба была испытана в 1949 году. Но каких усилий это стоило…
В целом испытания, которым подвергся Советский Союз за тридцать лет своего существования, показывали, что система была жизнеспособна. По крайней мере, Российская империя развалилась от куда меньшей нагрузки. Однако Сталин не питал иллюзий и насчет системы: это был режим личной власти, и пока у власти стоит человек, соответствующий этому посту и держит все под контролем, все идет прилично. Но ведь Сталин не вечен.
Работы, сделанной им, хватило бы на добрый десяток обычных жизней. Ему было уже семьдесят лет, и состояние здоровья не позволяло надеяться, что кавказское долгожительство распространится и на него. И на этот счет Сталин тоже не питал иллюзий. Еще в 1946 году во время встречи с югославскими руководителями он вдруг сказал: «Я долго не проживу. Физиологические законы не отменишь».
Всю войну он находился в предельном напряжении — а ведь ему шел уже седьмой десяток, и здоровье было, прямо скажем, не сибирское. Первые два года войны его мучила бессонница, от постоянного нервного напряжения он почти не спал. К концу войны усилилось кислородное голодание. Но тогда расслабляться было нельзя. А теперь — можно. И сразу навалились болезни.
После Ялтинской конференции Сталин перенес, по одним данным, инфаркт, а по другим — инсульт. Второй, по слухам, в 1949 году, в год своего семидесятилетия. Это не считая такой «мелочи», как какая-то болезнь суставов — не то ревматизм, не то полиартрит. Откуда взялась привычка Сталина все время расхаживать по кабинету? Он не мог долго сидеть или стоять — сильно болели ноги. Вот и приходилось постоянно прохаживаться.
Однако в точности о состоянии здоровья Сталина ничего не известно. Медицинская карта вождя последних лет не сохранилась, после его смерти она загадочным образом исчезла из кремлевской поликлиники. Также неизвестно имя его лечащего врача. После смерти Жданова, последовавшей из-за преступной халатности врачей, проворонивших инфаркт у пациента, Сталин перестал доверять академикам. Охранник Туков вспоминает, что он говорил о замене кремлевских врачей более молодыми специалистами. И то правда, Жданова лечили четыре высокопоставленных врача, а правильный диагноз поставила присланная из Москвы снимать кардиограмму доктор Тимашук. А академики — проворонили…
Светлана в своих мемуарах утверждает, что отец лечился сам. Сама она, однако, видела его не более чем по нескольку раз в год, и точно знать этого не могла (как не могла знать, например, подробности того, как отец вел себя на похоронах матери, хотя пишет об этом с большой уверенностью). Значит, или это догадки, или же ей подсказали, что это неплохо бы вставить в мемуары. И опять же, смотря от чего лечиться. При ангинах, которыми он болел всю жизнь, врачи не нужны, достаточно послать охранника в ближайшую аптеку. Но кто сказал, что по другим поводам к нему не приезжал врач? Более того, Хрущев в набросках своей речь на XX съезде обмолвился, что лечащий врач у Сталина был, и фамилия его Смирнов — в напечатанном позднее тексте доклада Смирнов был исправлен на Виноградова. А затем уже возникла и «тема недоверия». Никто этого самого Смирнова, естественно, не искал, поверив на слово, что болезненно подозрительный «вождь народов» не доверял медицине.
Сказку о том, что Сталин в последние годы жизни был болезненно подозрителен, никому не доверял, равно как и сказку о его психическом расстройстве, и многие другие тоже запустил в обращение Хрущев. Другое дело, что Сталин был одинок, но это, что называется, не повезло. Василий пропадал в округе, Светлана жила своей жизнью, совершенно отдалившись от отца, впрочем, еще пятнадцать лет назад он считал и ее, и брата холодными и ни к кому не привязанными, а он в людях понимал!
Приезжали к нему на дачу невестки с внуками, но не часто — у них тоже была своя жизнь. И по-прежнему его семьей, его самым близким и любимым существом была страна.
А в общем-то, после войны жизнь Первого лица Страны Советов мало изменилась. Жил он, как и раньше, на «ближней» даче. И работал, как и раньше, — по двадцать пять часов в сутки. Только в последние годы он меньше покидал дом — сказывался возраст, однако какая разница, где кабинет главы государства — на даче или в Кремле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Между тем жизнь не позволяла расслабляться. Страна была разорена жесточайшей войной. Погибло, по разным данным, от 20 до 30 миллионов человек. Но и оставшихся было нечем кормить. Европейская часть страны лежала в развалинах, а на оккупированной территории до войны проживали 88 миллионов человек, находилось 47% посевных площадей и производилось 33% промышленной продукции. Не успела закончиться война, как на страну свалилась новая беда — неурожай и голод 1946 года.
Однако пережили и голод, и разруху. Страна потихоньку поднималась. В 1947 году отменили карточки и провели денежную реформу. Постепенно началось снижение цен. Начиная с 1949 года Левитан тем же торжественным голосом, каким читал сводки Совинформбюро о победах, стал зачитывать приказы о снижении цен — это тоже была победа, и еще какая! Но если кто-то думает, что это все давалось легко… По напряжению сил послевоенное восстановление было не меньше, чем предвоенная индустриализация.
Международная обстановка тоже не располагала к блаженной лени, уикендам в охотничьих домиках, автоспорту, теннису и прочим прелестям бытия. Из послевоенной она плавно, но ощутимо перетекала в предвоенную. Просто теперь у нас был другой «наиболее вероятный противник» — вчерашние союзники. Собственно говоря, ничего удивительного в этом не было, с самого начала их политика была именно такой — стравить Германию и СССР, а потом расправиться с победителем. Но дело в том, что в их руках теперь имелось оружие невероятной разрушительной силы, продемонстрированное в Хиросиме и Нагасаки. И Советский Союз параллельно с восстановлением разрушенного хозяйства был вовлечен в новый виток гонки вооружений. Медлить было нельзя: США один за другим разрабатывали планы ядерного нападения на СССР, о чем разведка, естественно, докладывала в Москву.
Сталин, опять же, не питал насчет бывших союзников никаких иллюзий. Сразу же после Хиросимы атомная программа СССР была поручена самому дееспособному члену правительства, лучшему из лучших — Берии, чем ясно показано, что игры в атомные разработки кончились и дело пошло всерьез. Берия радостно сбыл с рук нелюбимую чекистскую работу и занялся промышленными вопросами. Благодаря совместным усилиям науки и разведки советская атомная бомба была испытана в 1949 году. Но каких усилий это стоило…
В целом испытания, которым подвергся Советский Союз за тридцать лет своего существования, показывали, что система была жизнеспособна. По крайней мере, Российская империя развалилась от куда меньшей нагрузки. Однако Сталин не питал иллюзий и насчет системы: это был режим личной власти, и пока у власти стоит человек, соответствующий этому посту и держит все под контролем, все идет прилично. Но ведь Сталин не вечен.
Работы, сделанной им, хватило бы на добрый десяток обычных жизней. Ему было уже семьдесят лет, и состояние здоровья не позволяло надеяться, что кавказское долгожительство распространится и на него. И на этот счет Сталин тоже не питал иллюзий. Еще в 1946 году во время встречи с югославскими руководителями он вдруг сказал: «Я долго не проживу. Физиологические законы не отменишь».
Всю войну он находился в предельном напряжении — а ведь ему шел уже седьмой десяток, и здоровье было, прямо скажем, не сибирское. Первые два года войны его мучила бессонница, от постоянного нервного напряжения он почти не спал. К концу войны усилилось кислородное голодание. Но тогда расслабляться было нельзя. А теперь — можно. И сразу навалились болезни.
После Ялтинской конференции Сталин перенес, по одним данным, инфаркт, а по другим — инсульт. Второй, по слухам, в 1949 году, в год своего семидесятилетия. Это не считая такой «мелочи», как какая-то болезнь суставов — не то ревматизм, не то полиартрит. Откуда взялась привычка Сталина все время расхаживать по кабинету? Он не мог долго сидеть или стоять — сильно болели ноги. Вот и приходилось постоянно прохаживаться.
Однако в точности о состоянии здоровья Сталина ничего не известно. Медицинская карта вождя последних лет не сохранилась, после его смерти она загадочным образом исчезла из кремлевской поликлиники. Также неизвестно имя его лечащего врача. После смерти Жданова, последовавшей из-за преступной халатности врачей, проворонивших инфаркт у пациента, Сталин перестал доверять академикам. Охранник Туков вспоминает, что он говорил о замене кремлевских врачей более молодыми специалистами. И то правда, Жданова лечили четыре высокопоставленных врача, а правильный диагноз поставила присланная из Москвы снимать кардиограмму доктор Тимашук. А академики — проворонили…
Светлана в своих мемуарах утверждает, что отец лечился сам. Сама она, однако, видела его не более чем по нескольку раз в год, и точно знать этого не могла (как не могла знать, например, подробности того, как отец вел себя на похоронах матери, хотя пишет об этом с большой уверенностью). Значит, или это догадки, или же ей подсказали, что это неплохо бы вставить в мемуары. И опять же, смотря от чего лечиться. При ангинах, которыми он болел всю жизнь, врачи не нужны, достаточно послать охранника в ближайшую аптеку. Но кто сказал, что по другим поводам к нему не приезжал врач? Более того, Хрущев в набросках своей речь на XX съезде обмолвился, что лечащий врач у Сталина был, и фамилия его Смирнов — в напечатанном позднее тексте доклада Смирнов был исправлен на Виноградова. А затем уже возникла и «тема недоверия». Никто этого самого Смирнова, естественно, не искал, поверив на слово, что болезненно подозрительный «вождь народов» не доверял медицине.
Сказку о том, что Сталин в последние годы жизни был болезненно подозрителен, никому не доверял, равно как и сказку о его психическом расстройстве, и многие другие тоже запустил в обращение Хрущев. Другое дело, что Сталин был одинок, но это, что называется, не повезло. Василий пропадал в округе, Светлана жила своей жизнью, совершенно отдалившись от отца, впрочем, еще пятнадцать лет назад он считал и ее, и брата холодными и ни к кому не привязанными, а он в людях понимал!
Приезжали к нему на дачу невестки с внуками, но не часто — у них тоже была своя жизнь. И по-прежнему его семьей, его самым близким и любимым существом была страна.
А в общем-то, после войны жизнь Первого лица Страны Советов мало изменилась. Жил он, как и раньше, на «ближней» даче. И работал, как и раньше, — по двадцать пять часов в сутки. Только в последние годы он меньше покидал дом — сказывался возраст, однако какая разница, где кабинет главы государства — на даче или в Кремле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67