Но глаза уже могли внимательно смотреть, и увиденное не прошло даром. Много позже, взяв инструмент, мне достаточно было вспомнить, как им действовал отец, и сноровка приходила сама собой, потому что для мастерства нужны не только годы терпеливых повторений, но и способность приникать в суть происходящего. Проникать разумом и телом, находящимися в полном согласии…
Стучу костяшками пальцев по двери. Из хороших досок набрана, звучит звонко и дружно, стало быть, деревянщик в своем деле толк знает.
Шурхнув последний раз, рубанок умолкает.
– Позволите войти?
– Как пожелаете.
Переступаю порог, оставляя дверь приоткрытой ровно на столько же, сколько было до моего пришествия: для успешной работы с деревом важно, чтобы ни теплота, ни сухость воздуха не менялись, иначе плохо подготовленные доски поведет, и ничего путного из них уже не получится.
Мастер оценил мою вежливость кивком, скорее невольным, чем осознанным, но я ведь пришел не за собственным удовлетворением, верно?
– Хотите сделать заказ?
– Можно и так сказать.
Деревянщик стряхнул стружки с холщового фартука и подошел ко мне, вооружившись грифелем.
– Мебель какую или утварь желаете?
– Ни то, ни другое.
– Рамы оконные? Двери справить?
Все равно не угадает, поэтому не буду испытывать чужое терпение:
– Мне нужен распил. Особенный.
Мастер приподнял светлые брови, но без малейшего удивления: мол, заказчик всегда прав, захочет, хоть целое бревно в стружку изведу, лишь бы счет оплатил.
– У вас ведь имеются бросовые остатки? Сучковатые обрезки, к примеру, с гнильцой и прочим?
Теперь удивление появилось, но пока не столь сильное, чтобы поколебать спокойствие широкоскулого лица.
– Имеются, как не иметься. Сами знаете, под зиму если товар не успеешь закупить, довольствуешься тем, что осталось.
А вот это уже лестно. «Сами знаете»… С чего мастер мог взять мою осведомленность в лесном деле? Разве только почувствовал то же, что и я, когда шагнул в ароматы свежей стружки: привычку и тихую радость от встречи со старыми знакомыми.
Признаться, лавку я выбирал нарочно – не из самых дорогих, но и не совсем уж простенькую. Мне нужен особенный материал, а его как раз легче всего найти в самом обычном месте.
– Позволите посмотреть?
– Смотрите, – он приглашающим жестом указал на ворох всевозможных обрезков, сваленных в углу мастерской.
Не так уж и много, но для моих целей, надеюсь, хватит. Хотя, чем больше куча мала, тем вероятнее нахождение в ней искомого предмета… Присаживаюсь на корточки рядом с деревянным беспорядком, а мастер возвращается к верстаку. И правильно: пока новый заказчик сообразит, чего хочет, не след забывать и о старых.
Так, что у нас имеется? Этот брусочек был хорош, но лишь до выпадения из него сучка… Здесь чересчур частые смоляные кармашки… Эта доска загублена свилеватостью: выдир на выдире… Завитки хороши, но сами по себе мало на что годятся… А вот это уже интереснее! Неужели, крень? К тому же не цельная, а полосой? Можно считать, повезло. Я поднял один из обрезков и присмотрелся повнимательнее.
Да, определенно. И цвет характерно красноватый, но по сосне я бы еще с ювеку гадал, а елка сразу выдала свою страшную тайну. Понятно, почему отложили такой крупный и, в любом другом случае, годный на поделку кусок дерева: пилить нужно очень осторожно, да и потом обрабатывать – вспотеешь. Что ж, заготовку я нашел. Осталось уговорить мастера…
Сопение прямо над ухом.
Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с мальчиком. Лет семи, не больше, щупленький, беловолосый, как исконный селянин, с яркими, почти васильковыми глазами. По чертам лица и костяку, как две горошины с хозяином лавки. Если принять во внимание разницу в возрасте, можно с уверенностью заявить: сын.
– А вы чего-то ищете?
Окончание вопроса утонуло в звонком чихе, и мастер, оторвавшийся от строгания, сурово окрикнул:
– Тамми, не отвлекай господина! И возвращайся в постель, если хочешь поправиться до праздника!
– Не беспокойтесь, он ничуть мне не мешает, а что касается постели… Здесь достаточно тепло и сухо, чтобы не усугубить простуду. Верно?
Щелкаю по курносому носу. Мальчуган, почувствовав нежданную поддержку, подтверждает:
– Тепло же, па!
Спорить с ребенком отцу не с руки, да и некогда, поэтому до нас долетает слегка угрожающее:
– Я тебя предупредил.
Впрочем, Тамми уже не слушает, потому что кусок дерева в моих руках занимает малыша больше, чем отцовское недовольство.
– А зачем вы плохую деревяху взяли?
– Почему плохую?
– Если па ее сюда отложил, значит, плохая, – гордо сообщают мне.
Улыбаюсь:
– Для твоего папы – да, а для меня – лучше не бывает.
– Это почему?
Подмигиваю:
– Потому что деревяха не простая, а с секретом.
Васильковые глаза загораются любопытством.
– С секретом?
– И с большим. Вот, взгляни сюда: видишь, цвет волокон разный? Словно радуга, только красно-желтая? И на срезе гладкая… Знаешь, что это означает?
– Не-а.
– Дерево, из которого выпилена эта заготовка, пока росло в лесу, сильно страдало.
– Страдало?
– Вот представь себе… Семечко упало в землю, укоренилось, начало прорастать, но дереву требуется слишком много лет, чтобы окрепнуть, а это, скажем, очутилось на самом краю склона, беззащитное перед сильным северным ветром… Каждый год его сгибало в одну и ту же сторону, но юное деревце еще возвращало себе прямую осанку, а взрослея, становилось все тверже и неподатливее, и, с каждым новым разом принимая порыв ветра, уже не тратило лишних сил на выпрямление, разумно предпочитая остаться согнутым. Так оно совсем привыкло к атакам своего врага и росло, гордое тем, что защищает от ветра другие деревца. Но за любое дело приходится платить, и за злое, и за доброе. Дерево поплатилось тем, что часть его волокон, рожденных для борьбы, не годится к мирному существованию лавкой или столом… Вот так.
Малыш слушал, как завороженный, а по окончании рассказа, спросил:
– Значит, это дерево-воин?
– Пожалуй.
– Ух ты…
Он провел ладошкой по шершавой поверхности.
– Тогда его нужно похоронить, как воина!
– Непременно. Похоронишь и прочтешь над ним молитву, но сначала позволь ему потрудиться. Напоследок.
– Но вы же сказали, оно не годится для…
– Для мира? Нет. Но я собираюсь предложить ему как раз сражение, а не покой. И думаю, оно не будет против.
Васильковые глаза моргнули:
– Правда?
– Правда. Твой папа выпилит нужную мне часть, а все остальное пойдет на погребальный костер. Согласен?
Мальчуган с серьезным видом обдумал мое предложение и торжественно кивнул, а я поднялся и подошел к верстаку, только там обнаружив, что мастер тоже слушал мою сказку: в светло-синих, чуть тусклее, чем у Тамми, глазах, был заметен почти детский восторг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Стучу костяшками пальцев по двери. Из хороших досок набрана, звучит звонко и дружно, стало быть, деревянщик в своем деле толк знает.
Шурхнув последний раз, рубанок умолкает.
– Позволите войти?
– Как пожелаете.
Переступаю порог, оставляя дверь приоткрытой ровно на столько же, сколько было до моего пришествия: для успешной работы с деревом важно, чтобы ни теплота, ни сухость воздуха не менялись, иначе плохо подготовленные доски поведет, и ничего путного из них уже не получится.
Мастер оценил мою вежливость кивком, скорее невольным, чем осознанным, но я ведь пришел не за собственным удовлетворением, верно?
– Хотите сделать заказ?
– Можно и так сказать.
Деревянщик стряхнул стружки с холщового фартука и подошел ко мне, вооружившись грифелем.
– Мебель какую или утварь желаете?
– Ни то, ни другое.
– Рамы оконные? Двери справить?
Все равно не угадает, поэтому не буду испытывать чужое терпение:
– Мне нужен распил. Особенный.
Мастер приподнял светлые брови, но без малейшего удивления: мол, заказчик всегда прав, захочет, хоть целое бревно в стружку изведу, лишь бы счет оплатил.
– У вас ведь имеются бросовые остатки? Сучковатые обрезки, к примеру, с гнильцой и прочим?
Теперь удивление появилось, но пока не столь сильное, чтобы поколебать спокойствие широкоскулого лица.
– Имеются, как не иметься. Сами знаете, под зиму если товар не успеешь закупить, довольствуешься тем, что осталось.
А вот это уже лестно. «Сами знаете»… С чего мастер мог взять мою осведомленность в лесном деле? Разве только почувствовал то же, что и я, когда шагнул в ароматы свежей стружки: привычку и тихую радость от встречи со старыми знакомыми.
Признаться, лавку я выбирал нарочно – не из самых дорогих, но и не совсем уж простенькую. Мне нужен особенный материал, а его как раз легче всего найти в самом обычном месте.
– Позволите посмотреть?
– Смотрите, – он приглашающим жестом указал на ворох всевозможных обрезков, сваленных в углу мастерской.
Не так уж и много, но для моих целей, надеюсь, хватит. Хотя, чем больше куча мала, тем вероятнее нахождение в ней искомого предмета… Присаживаюсь на корточки рядом с деревянным беспорядком, а мастер возвращается к верстаку. И правильно: пока новый заказчик сообразит, чего хочет, не след забывать и о старых.
Так, что у нас имеется? Этот брусочек был хорош, но лишь до выпадения из него сучка… Здесь чересчур частые смоляные кармашки… Эта доска загублена свилеватостью: выдир на выдире… Завитки хороши, но сами по себе мало на что годятся… А вот это уже интереснее! Неужели, крень? К тому же не цельная, а полосой? Можно считать, повезло. Я поднял один из обрезков и присмотрелся повнимательнее.
Да, определенно. И цвет характерно красноватый, но по сосне я бы еще с ювеку гадал, а елка сразу выдала свою страшную тайну. Понятно, почему отложили такой крупный и, в любом другом случае, годный на поделку кусок дерева: пилить нужно очень осторожно, да и потом обрабатывать – вспотеешь. Что ж, заготовку я нашел. Осталось уговорить мастера…
Сопение прямо над ухом.
Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с мальчиком. Лет семи, не больше, щупленький, беловолосый, как исконный селянин, с яркими, почти васильковыми глазами. По чертам лица и костяку, как две горошины с хозяином лавки. Если принять во внимание разницу в возрасте, можно с уверенностью заявить: сын.
– А вы чего-то ищете?
Окончание вопроса утонуло в звонком чихе, и мастер, оторвавшийся от строгания, сурово окрикнул:
– Тамми, не отвлекай господина! И возвращайся в постель, если хочешь поправиться до праздника!
– Не беспокойтесь, он ничуть мне не мешает, а что касается постели… Здесь достаточно тепло и сухо, чтобы не усугубить простуду. Верно?
Щелкаю по курносому носу. Мальчуган, почувствовав нежданную поддержку, подтверждает:
– Тепло же, па!
Спорить с ребенком отцу не с руки, да и некогда, поэтому до нас долетает слегка угрожающее:
– Я тебя предупредил.
Впрочем, Тамми уже не слушает, потому что кусок дерева в моих руках занимает малыша больше, чем отцовское недовольство.
– А зачем вы плохую деревяху взяли?
– Почему плохую?
– Если па ее сюда отложил, значит, плохая, – гордо сообщают мне.
Улыбаюсь:
– Для твоего папы – да, а для меня – лучше не бывает.
– Это почему?
Подмигиваю:
– Потому что деревяха не простая, а с секретом.
Васильковые глаза загораются любопытством.
– С секретом?
– И с большим. Вот, взгляни сюда: видишь, цвет волокон разный? Словно радуга, только красно-желтая? И на срезе гладкая… Знаешь, что это означает?
– Не-а.
– Дерево, из которого выпилена эта заготовка, пока росло в лесу, сильно страдало.
– Страдало?
– Вот представь себе… Семечко упало в землю, укоренилось, начало прорастать, но дереву требуется слишком много лет, чтобы окрепнуть, а это, скажем, очутилось на самом краю склона, беззащитное перед сильным северным ветром… Каждый год его сгибало в одну и ту же сторону, но юное деревце еще возвращало себе прямую осанку, а взрослея, становилось все тверже и неподатливее, и, с каждым новым разом принимая порыв ветра, уже не тратило лишних сил на выпрямление, разумно предпочитая остаться согнутым. Так оно совсем привыкло к атакам своего врага и росло, гордое тем, что защищает от ветра другие деревца. Но за любое дело приходится платить, и за злое, и за доброе. Дерево поплатилось тем, что часть его волокон, рожденных для борьбы, не годится к мирному существованию лавкой или столом… Вот так.
Малыш слушал, как завороженный, а по окончании рассказа, спросил:
– Значит, это дерево-воин?
– Пожалуй.
– Ух ты…
Он провел ладошкой по шершавой поверхности.
– Тогда его нужно похоронить, как воина!
– Непременно. Похоронишь и прочтешь над ним молитву, но сначала позволь ему потрудиться. Напоследок.
– Но вы же сказали, оно не годится для…
– Для мира? Нет. Но я собираюсь предложить ему как раз сражение, а не покой. И думаю, оно не будет против.
Васильковые глаза моргнули:
– Правда?
– Правда. Твой папа выпилит нужную мне часть, а все остальное пойдет на погребальный костер. Согласен?
Мальчуган с серьезным видом обдумал мое предложение и торжественно кивнул, а я поднялся и подошел к верстаку, только там обнаружив, что мастер тоже слушал мою сказку: в светло-синих, чуть тусклее, чем у Тамми, глазах, был заметен почти детский восторг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101