И это мне заявляют после, можно сказать, смертельного оскорбления? Никакого прощения!
– Правда, Тэйл… Со всеми бывает. Так что потом случилось?
Язвлю:
– Спрашиваешь из любопытства?
В ответ раздается тяжелый вздох.
– Ты прямо, как маленький… Уж должен знать, как когда себя вести, да еще с невестой. Значит, она видела ваш поцелуй?
– Полагаю, просмотрела от начала и до конца. Но даже не это страшно. Понимаешь, Лок, та женщина… В ней женского очень мало, а под зимним плащом, да ночью при свете фонаря и вовсе невозможно понять, кто перед тобой.
– Ты хочешь сказать… – Локка вдохнула поглубже, но не справилась с собой и расхохоталась. – Твоя невеста могла подумать, что у тебя отношения с мужчиной?
– Не знаю, что она могла подумать и что подумала, но рано утром она ушла из дома. Сказала, что не может больше здесь оставаться.
– Ну так это же замечательно!
Непонимающе щурюсь:
– Замечательно?
– Конечно! – Толстушка вскочила с кушетки, азартно похлопывая ладонями по бедрам. – Раз она убежала, не дождавшись объяснений, значит, чувствует свою неправоту и боится, что ты ее обвинишь.
– В чем?
– Неважно! Просто боится, но и сама этого не понимает… Все чудесно, Тэйл! Только дай ей немножко времени остыть, и все сложится наилучшим образом. Твоей невесте нужно разобраться в чувствах.
Бормочу:
– Мне тоже не мешало бы…
Мои слова не остаются тайной, и Локка строго спрашивает:
– А ты сам? Любишь ее?
Сложнее вопроса мне отродясь не задавали. И наверное, не зададут никогда.
Поднимаю на толстушку затравленный взгляд:
– Не знаю. Правда, не знаю… Мне спокойно с Ливин, но жаркой страсти или влечения, с которым не справиться… Такого нет.
Локка положила мне руку на плечо:
– Страсть не всегда является залогом любви и уж точно, ничего, кроме частых ссор, в семейную жизнь не вносит. С твоим характером о страсти вообще лучше не говорить.
– Это еще почему?
– Потому что и любить, и ненавидеть ты будешь одинаково сильно, а от любви до ненависти… Сам знаешь.
Только выйдя за пределы квартала я сообразил, что вручил Локке не весь подарок: шелковый мешочек с душистыми травами, прилагающийся в довесок к целебному Золотому листу и призванный радовать капризное женское обоняние ароматом далекого юга, так и остался в моем поясном кошельке. И немудрено: тяжести и объема в этом сене было немного, а моя приятельница так успешно заморочила мне голову успокоительными советами и рассуждениями о причудах характера, что можно было забыть и собственное имя. Впрочем, Локке и впрямь известно многое из того, что происходит между мужчиной и женщиной, но о чем не принято говорить вслух, поэтому стоит с особенным вниманием отнестись ко всему услышанному. Наверное. Может быть.

***
Прикрыть глаза, вытянуть ноги, расслабляя спину. Постараться выкинуть из головы всю дребедень, осевшую в сознании за долгий день. А еще лучше – за долгие два дня. Разом. Вознести богам смиренную молитву о даровании успеха в деле, которое должно завершиться, как можно скорее. Выдохнуть, выгоняя из груди сожаление и пуская на его место умиротворение. Вдохнуть и приготовиться ждать.
Если бы в «Перевале» имелись двери между комнатами и коридором, я бы услышал скрип. А так по щеке лишь скользнуло перышко сквозняка – свидетельство появления в отведенном мне для ожидания месте другого человека. Знак, который трудно принять к сведению, если не ожидаешь встречи.
Поэтому я едва не подскочил, когда услышал рядом с собой тихое:
– Позвольте украсть немножко вашего времени, heve.
Веки поднимал осторожно: и чтобы сделать вид, будто дремал, и чтобы не сразу пугаться пришлеца. Зато как только понял, что за персона явилась по мою душу, недоуменно вытаращился, забыв о всяких приличиях.
Она была одета все так же скромно и строго, но, пожалуй, и бесформенная хламида жрицы Кракана, бога-противника плотских наслаждений, не смогла бы скрыть красоту тела, в котором некоторые части даже на мой терпимый взгляд были чрезмерны. А уж Локка наверняка бы искренне пожалела несчастную, вынужденную носить такую большую грудь, потому что сама частенько жаловалась на схожие трудности.
Но безмятежность и покорность расслабленных черт лица прекрасного глашатая никак не сочетались с мольбой в обращенном на меня темно-синем взгляде. Не сочетались, заставляя задуматься, прямо скажем, о нехорошем: первая наша встреча не принесла мне ничего, кроме бед, и, признаться, я не горел желанием продолжать знакомство. Впрочем, отступать было поздно, оставалось только выслушать, тем более, меня столь трогательно попросили о внимании.
– Конечно, hevary, как пожелаете.
Она обрадованно кивнула, но тут же снова вернулась к печальному смирению, а я запоздало вспомнил, что сидеть в присутствии женщины не считается пристойным, и, поднявшись на ноги, предложил занять свое место – единственное кресло в маленькой проходной комнате.
Проявленная мной вежливость вызвала у красавицы чувство, похожее на растерянность:
– Я… должна сесть?
– Вовсе нет, но мне было бы приятно видеть вас в кресле. Вы согласитесь меня порадовать?
Пухлые губы приоткрылись, снова прижались друг к другу.
– Я сяду.
– Разумеется.
Она опускалась на подушку кресла так осторожно, словно та была утыкана иголками. Чего-то боится? Надеюсь, не меня? Не хотелось бы стать причиной ее заикания.
– Вы хотели со мной поговорить?
– Да.
Новая волна молчания и умоляющий взгляд.
– Я слушаю.
Ни звука. Нет, так дело не пойдет!
Присаживаюсь на корточки напротив глашатая и смотрю на нее снизу вверх: говорят, это помогает успокоить собеседника и внушить ему уверенность. В его же силах.
– Я не собираюсь вас обижать, hevary. Ни в коем разе. Что бы вы ни сказали. Но поскольку у нас маловато времени, прошу: собирайте всю вашу смелость в кулачок и начинайте.
И правда, помогло:
– Вы… Я хотела… Я хочу просить вас: не сердитесь на Риш!
Сдвигаю брови:
– С чего бы мне сердиться? Так, прибью в темном углу, если удастся, а сердиться…
Дурацкая попытка пошутить привела к появлению слез, похожих на жемчужинки в уголках глаз, а красавица затряслась, как в лихорадке, и, видимо, стараясь справиться с дрожью, вцепилась своими пальцами в мои:
– Я прошу вас! Умоляю! Именами всех богов и демонов! Простите ее!
Первый миг прикосновения не принес ничего, но на следующем вдохе я почувствовал холод. Не ледяной и не обжигающий, но более подходящий мертвому телу, нежели живому, и с трудом удержался, чтобы не отдернуть руки.
– Успокойтесь! Это была шутка. Всего лишь шутка. Я не сержусь. Наверное, следовало бы, но… Не буду.
– Вы обещаете не причинять Риш зла?
– Если она не причинит зло мне или моим близким. Настоящее зло, имею в виду, а не глупую месть оскорбленного воображения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101