Поглядев вниз, я заметила, что в траве что-то блестит. Это был хлыст с резной рукояткой и изображением кабана. У фон Цандера, видимо, было очень странное представление о занятиях любовью.
Я схватила хлыст и начала хлестать им по лицу и плечам барона. Сначала он инстинктивно поднял руки, чтобы защититься, но затем произошло нечто необъяснимое. Он опустил руки, подставляя тело под удары.
– Еще сильнее, – стонал он, – бей меня сильнее, умоляю тебя!
Я посмотрела на него с отвращением и ненавистью. И этот человек называет себя мужчиной? Я отшвырнула хлыст в сторону.
– Ты грязный извращенец! – Вскочив на коня, я поспешно ускакала прочь. На этом и закончилась для меня охота. Я понимала, что не имеет смысла рассказывать Людвигу о случившемся: он просто не поверит мне.
Когда мы с королем вернулись в Мюнхен, я обнаружила, что мой особняк уже почти достроен.
– Он будет готов к зиме, – сказал мне король. – Я приказал послать на строительство еще двести человек.
Мой будущий дом был очень изысканным – словно дворец в миниатюре, с комнатами, подобными ювелирным шкатулкам, – украшенным десятками зеркал. Король предоставил часть вещей из своей коллекции для убранства комнат. В спальне висела картина Рубенса, а в столовой два панно работы Дюрера. В музыкальном салоне потолок был расписан изображениями девяти муз – красивых, в тевтонском вкусе, девушек в разноцветных туниках. В центре их хоровода находилась сама Афродита, которая, как и следовало ожидать, была похожа на меня.
– Повелительница моего вдохновения, – восторженно объявил Людвиг. – Это ты, моя дорогая Венера. Ты!
В моей гостиной постоянно толпились посетители. Бесчисленные поклонники приносили подарки, герцоги и принцы оспаривали друг у друга право на мое внимание, поэты искали во мне вдохновения, а музыканты умоляли спеть. Однажды король привел ко мне на ужин Ференца Листа.
– А, красивая золотоволосая цыганка! – тепло поприветствовал меня великий композитор. Его обращение так и осталось моим титулом на все время моего пребывания в Баварии. – Ты стала еще прекрасней. Скажи мне, стала ли ты брать уроки вокала, как я тебе советовал?
– Да, мсье Лист. Мой король настаивал, и мне пришлось подчиниться.
– Мир от этого только выиграл, – улыбнулся Лист.
– Синьор Локкателли хвалил ее без меры, – радостно сообщил Людвиг. – Тебе стоит послушать Рони, Ференц. Сейчас она может действительно затмить соловья!
– Я бы с радостью послушал ваше пение, баронесса, – обратился ко мне Лист. – Может быть, устроим импровизированный концерт?
Гости столпились около пианино. Я спела несколько итальянских серенад, арии из опер и под конец несколько цыганских песен, которые так любили мы с Листом. Когда мы закончили, наша маленькая аудитория разразилась громовыми аплодисментами. Вспыхнув от радости – я впервые пела на публике, – я тепло поблагодарила Листа.
– Я получил не меньше удовольствия, – уверил он меня. – Мне хочется написать для тебя музыку. Ты вдохновляешь меня.
– Она нас всех вдохновляет, – вмешался Людвиг. – Ах, Ференц, через год будет закончено здание моего оперного театра. Локкателли сказал, что Рони достойна петь на публике. Если и ты одобришь это… это будет так восхитительно…
– Я не могу отказать вам, ваше величество, – ответил Лист. – Я буду счастлив аккомпанировать баронессе на ее первом концерте и немедленно начну писать музыку.
Неожиданно раздался звон разбившегося стекла. В окно кто-то запустил камнем. Раздался женский крик, и все, кто в это время находился в музыкальном салоне, бросились к дверям. Я схватила короля за руку и потянула к окну. Улица внизу была запружена студентами, которые громко скандировали: «Король платит шлюхе, пока люди голодают!», «Русская проститутка – шпион!» и «Должны ли наши деньги оплачивать королевскую похоть?»
Позже мы узнали, что зачинщиком демонстрации, которую очень быстро разогнала полиция, был не студент, а профессиональный революционер. Несомненно, его услуги оплачивал фон Цандер.
– Это возмутительно, – пробормотала я. – Их надо остановить. – Я вышла на балкон. Когда они увидели меня, то буквально осатанели. Около моего уха просвистел камень.
– Рони, ради Бога, вернись обратно, – молил меня король.
– Святые небеса, неужели музыка потеряет такой талант? – вторил ему Лист.
Я не обращала внимания на их увещевания.
– Почему бы вам не сказать тому, кто вам платит, чтобы он вышел вперед? – прокричала я толпе. – Или барон фон Цандер слишком большой трус, чтобы открыто появиться перед людьми?
Гости за моей спиной даже вскрикнули от такой неслыханной дерзости. Оскорбить барона было равносильно самоубийству. Но мне было все равно, и я только жалела, что не могу поведать всему миру, каким извращенцем является барон. Никто бы мне не поверил.
Я решила показать всем жителям Мюнхена, что фон Цандеру меня не запугать. Я каждый день каталась одна в парке, сопровождала короля в его прогулках по городу и каждый вечер отправлялась в театр, на вечеринки или балы. Однажды или дважды я даже зашла в игорный дом и выиграла. Совпадение, твердила я себе, но на самом деле я знала, что дар предвидения вернулся ко мне. Однако каждое мгновение за карточным столом напоминало мне о Сете Гаррете, причиняя боль, и я не стала задерживаться там.
Я носила элегантные меха и бархат. Мои украшения, особенно драгоценности, стали объектом карикатур и критических заметок в прессе. Однажды вечером я надела в оперу великолепное рубиновое ожерелье, фамильную драгоценность королевской семьи. Король подарил его мне на свой день рождения, сказав, что это единственная вещь в его коллекции, достойная моей красоты. Другими подарками были тиары, бриллиантовые браслеты, кольца и броши.
Газеты подняли вой, обвиняя меня в покушении на государственное достояние. Разумеется, им хорошо заплатил фон Цандер, но я, к сожалению, не могла защитить себя от напечатанной лжи. Первые полосы газет были полны намеков на то, что, если король не в силах отослать свою содержанку, его правление должно быть ограничено.
– Надо что-то сделать, чтобы остановить барона, – сказала я Людвигу. – Я беспокоюсь не за себя, а за тебя! О, мой друг, почему ты обязан сносить подобные оскорбления? Каждый день толпы на улицах становятся все больше и агрессивнее, а статьи в газетах – все язвительней и злей. Когда же все это закончится?
– Ты не жалеешь, что выучилась читать? – спросил король вместо ответа. – Если бы ты была по-прежнему неграмотна, то даже не знала бы о существовании подобных газетенок.
– Как ты можешь шутить в это время! – возмутилась я. – Барон ненавидит меня и хочет моей смерти. Это я понимаю. Но почему он топит и тебя? Все дьявольские вещи, в которых он меня обвиняет, не могут не задевать тебя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
Я схватила хлыст и начала хлестать им по лицу и плечам барона. Сначала он инстинктивно поднял руки, чтобы защититься, но затем произошло нечто необъяснимое. Он опустил руки, подставляя тело под удары.
– Еще сильнее, – стонал он, – бей меня сильнее, умоляю тебя!
Я посмотрела на него с отвращением и ненавистью. И этот человек называет себя мужчиной? Я отшвырнула хлыст в сторону.
– Ты грязный извращенец! – Вскочив на коня, я поспешно ускакала прочь. На этом и закончилась для меня охота. Я понимала, что не имеет смысла рассказывать Людвигу о случившемся: он просто не поверит мне.
Когда мы с королем вернулись в Мюнхен, я обнаружила, что мой особняк уже почти достроен.
– Он будет готов к зиме, – сказал мне король. – Я приказал послать на строительство еще двести человек.
Мой будущий дом был очень изысканным – словно дворец в миниатюре, с комнатами, подобными ювелирным шкатулкам, – украшенным десятками зеркал. Король предоставил часть вещей из своей коллекции для убранства комнат. В спальне висела картина Рубенса, а в столовой два панно работы Дюрера. В музыкальном салоне потолок был расписан изображениями девяти муз – красивых, в тевтонском вкусе, девушек в разноцветных туниках. В центре их хоровода находилась сама Афродита, которая, как и следовало ожидать, была похожа на меня.
– Повелительница моего вдохновения, – восторженно объявил Людвиг. – Это ты, моя дорогая Венера. Ты!
В моей гостиной постоянно толпились посетители. Бесчисленные поклонники приносили подарки, герцоги и принцы оспаривали друг у друга право на мое внимание, поэты искали во мне вдохновения, а музыканты умоляли спеть. Однажды король привел ко мне на ужин Ференца Листа.
– А, красивая золотоволосая цыганка! – тепло поприветствовал меня великий композитор. Его обращение так и осталось моим титулом на все время моего пребывания в Баварии. – Ты стала еще прекрасней. Скажи мне, стала ли ты брать уроки вокала, как я тебе советовал?
– Да, мсье Лист. Мой король настаивал, и мне пришлось подчиниться.
– Мир от этого только выиграл, – улыбнулся Лист.
– Синьор Локкателли хвалил ее без меры, – радостно сообщил Людвиг. – Тебе стоит послушать Рони, Ференц. Сейчас она может действительно затмить соловья!
– Я бы с радостью послушал ваше пение, баронесса, – обратился ко мне Лист. – Может быть, устроим импровизированный концерт?
Гости столпились около пианино. Я спела несколько итальянских серенад, арии из опер и под конец несколько цыганских песен, которые так любили мы с Листом. Когда мы закончили, наша маленькая аудитория разразилась громовыми аплодисментами. Вспыхнув от радости – я впервые пела на публике, – я тепло поблагодарила Листа.
– Я получил не меньше удовольствия, – уверил он меня. – Мне хочется написать для тебя музыку. Ты вдохновляешь меня.
– Она нас всех вдохновляет, – вмешался Людвиг. – Ах, Ференц, через год будет закончено здание моего оперного театра. Локкателли сказал, что Рони достойна петь на публике. Если и ты одобришь это… это будет так восхитительно…
– Я не могу отказать вам, ваше величество, – ответил Лист. – Я буду счастлив аккомпанировать баронессе на ее первом концерте и немедленно начну писать музыку.
Неожиданно раздался звон разбившегося стекла. В окно кто-то запустил камнем. Раздался женский крик, и все, кто в это время находился в музыкальном салоне, бросились к дверям. Я схватила короля за руку и потянула к окну. Улица внизу была запружена студентами, которые громко скандировали: «Король платит шлюхе, пока люди голодают!», «Русская проститутка – шпион!» и «Должны ли наши деньги оплачивать королевскую похоть?»
Позже мы узнали, что зачинщиком демонстрации, которую очень быстро разогнала полиция, был не студент, а профессиональный революционер. Несомненно, его услуги оплачивал фон Цандер.
– Это возмутительно, – пробормотала я. – Их надо остановить. – Я вышла на балкон. Когда они увидели меня, то буквально осатанели. Около моего уха просвистел камень.
– Рони, ради Бога, вернись обратно, – молил меня король.
– Святые небеса, неужели музыка потеряет такой талант? – вторил ему Лист.
Я не обращала внимания на их увещевания.
– Почему бы вам не сказать тому, кто вам платит, чтобы он вышел вперед? – прокричала я толпе. – Или барон фон Цандер слишком большой трус, чтобы открыто появиться перед людьми?
Гости за моей спиной даже вскрикнули от такой неслыханной дерзости. Оскорбить барона было равносильно самоубийству. Но мне было все равно, и я только жалела, что не могу поведать всему миру, каким извращенцем является барон. Никто бы мне не поверил.
Я решила показать всем жителям Мюнхена, что фон Цандеру меня не запугать. Я каждый день каталась одна в парке, сопровождала короля в его прогулках по городу и каждый вечер отправлялась в театр, на вечеринки или балы. Однажды или дважды я даже зашла в игорный дом и выиграла. Совпадение, твердила я себе, но на самом деле я знала, что дар предвидения вернулся ко мне. Однако каждое мгновение за карточным столом напоминало мне о Сете Гаррете, причиняя боль, и я не стала задерживаться там.
Я носила элегантные меха и бархат. Мои украшения, особенно драгоценности, стали объектом карикатур и критических заметок в прессе. Однажды вечером я надела в оперу великолепное рубиновое ожерелье, фамильную драгоценность королевской семьи. Король подарил его мне на свой день рождения, сказав, что это единственная вещь в его коллекции, достойная моей красоты. Другими подарками были тиары, бриллиантовые браслеты, кольца и броши.
Газеты подняли вой, обвиняя меня в покушении на государственное достояние. Разумеется, им хорошо заплатил фон Цандер, но я, к сожалению, не могла защитить себя от напечатанной лжи. Первые полосы газет были полны намеков на то, что, если король не в силах отослать свою содержанку, его правление должно быть ограничено.
– Надо что-то сделать, чтобы остановить барона, – сказала я Людвигу. – Я беспокоюсь не за себя, а за тебя! О, мой друг, почему ты обязан сносить подобные оскорбления? Каждый день толпы на улицах становятся все больше и агрессивнее, а статьи в газетах – все язвительней и злей. Когда же все это закончится?
– Ты не жалеешь, что выучилась читать? – спросил король вместо ответа. – Если бы ты была по-прежнему неграмотна, то даже не знала бы о существовании подобных газетенок.
– Как ты можешь шутить в это время! – возмутилась я. – Барон ненавидит меня и хочет моей смерти. Это я понимаю. Но почему он топит и тебя? Все дьявольские вещи, в которых он меня обвиняет, не могут не задевать тебя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148