Но так как дальше сетований никто не шёл, государь пока что не трогал недовольных.
- Да и недосуг мне, - отмахивался он. - Мне к войскам торопиться надо. Вот только окручу племянницу Аннушку с герцогом Курляндским Фридрих-Вильгельмом, и марш. Было бы лишь на кого государство оставить… На кого только?
Думка о «достойном заместителе», Сенате, все больше беспокоила государя. Он окончательно убеждался, что нужна такая коллегия, «в коей сановники были бы связаны круговой порукою, следили друг за другом и отвечали один за всех и все за одного».
- Покель государственное хозяйство крепче вотчинного, надлежит мне сидельцев иметь, кои блюли бы моё добро, - решительно объявил Пётр на сидении 29 февраля 1711 года. - За сим и собрал вас, чтоб кончить.
Прибыльщик Курбатов тотчас же приступил к чтению денежных отчётов. Похвалиться ему, к сожалению, было нечем. Во всей стране процветало ничем почти не прикрытое казнокрадство, граничащее по дерзости своей с грабежом.
По мере чтения лицо государя все больше вытягивалось и темнело. Ближние со страхом следили за ним, предчувствуя близкую бурю.
- Воры! Изменники! У нас ведь война! - стукнул Пётр кулаком по столу. - Доколе же, Господи, врагам родины потакать? Свои, а во сто крат хуже шведа проклятого!
- А всё отчего распустились? - вмешался Стрешнев. - Не потому ли, что ваше царское величество всегда в отлучках?
- Дескать, - подхватил Шафиров, - где ему за государственностью надзирать, коли он и в столице-то, почитай, не бывает.
Царь поочерёдно оглядел присутствующих и решительно повернулся к кабинет-секретарю Алексею Васильевичу Макарову:
- Пиши: быть в Сенате графу Мусин-Пушкину, Стрешневу, князю Петру Голицыну, князю Михаиле Долгорукому, Племенникову, князю Григорию Волконскому, генерал-кригсцалмейстеру Самарину, Опухтину, Мельницкому… Всего девять персон. - Он подумал и прибавил: - Ещё про обер-секретаря позабыл. Быть обер-секретарём Анисиму Щукину.
И встал:
- Поздравляю вас, господа Сенат!
Распустив собрание, Пётр сам настрочил указ:
«Повелеваем всем, кому о том ведать надлежит, как духовным, так и мирским, военного и земского управления высшим и нижним чинам, что мы, для всегдашних наших в сих войнах отлучек, определили Управительный Сенат, которому всяк и их указам да будет послушен так, как нам самому, под жестоким наказанием или смертию, по вине смотря. И ежели оный Сенат, через своё ныне перед Богом принесённое обещание, неправедно что поступят в каком партикулярном деле и кто про то уведает, то, однако ж, да молчит до нашего возвращения, дабы тем не помешать настоящих прочих дел, и тогда да возвестит нам, однако ж, справясь с подлинным документом, понеже то будет пред нами суждено, и виноватый жестоко будет наказан».
У крыльца государя дожидался возок. Но день стоял безветренный, солнечный, и Пётр, отпустив возницу, побрёл домой пешком. В ту же минуту, переряженные гулящими, на улице появились десять языков.
Царь заметил их, раздражённо погрозился кулаком:
- Какого чёрта вы вяжетесь? Что я, махонький, что ли?
Языки исчезли ненадолго и вернулись уже в долгополых кафтанах раскольников.
«Эка неугомонный у меня Фёдор Юрьевич! - снова признав ряженых, улыбнулся царь. - Шагу ступить не даёт мне».
Перед одним из домов Пётр неожиданно остановился и принялся разгребать ногами снег.
- Чей двор? - крикнул он. - Чей двор, спрашиваю, янычары проклятые?!
Подув на стекло, Турка припал к нему носом и вгляделся:
- Батюшки! Царь!
Васька, забавлявший внука Андрея Петровича, едва услышал восклицание, юркнул в смертельном испуге под лавку.
На хоромном крыльце Пётр столкнулся лбом об лоб с кинувшимся к нему навстречу хозяином.
- Так-то ты, схимничек, приказы мои выполняешь? Так-то ты в чистоте улку содержишь? - зарычал государь. - Почему брёвна выломаны в мостках? А? Почему навоз валяется посеред самой дороги? Видел ты таковскую азиатчину на Кукуе? У-у, харя елейная!
Купчина терпеливо выслушал ругань и метнул низкий, по монастырскому чину, поклон.
- Поелику возможно, блюдём, ваше царское величество. Что же касаемо мостков, нешто убережёшься от воров? Иных ловил - жалуются, топить-де нечем. Что с ними содеешь!
Васька обомлел. Пётр сел как раз против него и каждую минуту мог задеть его протянутыми ногами.
- Топить, говоришь, нечем? - уже спокойней спросил царь.
- Мочи нет… Измаялись мы с ними.
- Так, так… А всё ж пеню плати, мил человек. Десять рублёв, как по приказу.
Турка безропотно засеменил к сундуку.
- Десять рублёв пени, ваше царское величество, на, держи. А сие вот в правую длань твою. Тут, преславный, тыща, на воинство христолюбивое. Давно приготовил. Прими Бога для.
На столе появились бутылки, окорок, студень, стерлядь, капуста, пироги, грибы, кура во щах. Густо запахло чесноком и рассольным духом.
- Садись, чего суетишься, - указал Пётр хозяину на стул и вдруг заглянул под лавку.
Васька лежал ни жив ни мёртв.
- Сие что за животина?
- Ученик, ваше царское величество. С фабрики.
- Вон что!
Пётр поманил Ваську пальцем, но тот ещё глубже забился в угол…
- Боюсь…
- Ростом с жеребёнка, а боишься! Вылазь, авось не съем.
- Ваше величество, дозволь отлежаться. Приглянусь к тебе малость, тогда, ей-Богу, вылезу.
- Ладно, уважу! - рассмеялся государь. - А мы покудова, Петрович, чарочкой перекинемся.
Беседа быстро наладилась. Под конец Турка до того освоился, что больше сам говорил, чем слушал.
- Да, преславный, забивает нас крестьянское рукомесло. Им что? Они у себя в избе робят. У них какие расходы?
- Ну всё же, не с неба им валится.
- А не с неба, тогда пущай они все пошлины наравне с нами несут. А то что ж так, вроде утайкою торговать. Нам от того чистый убыток. Так цены сбавили, хучь плачь.
Турка не зря отвалил Петру тысячу на «христолюбивое воинство».
- А вы бы фабрик понастроили больше, - посмеивался государь.
- Строим. Почитай, всюду, где силён мелкий промысел, строим.
- И каково?
- Худо. У нас и работные, и всякая пошлина. Мы, преславный, по ихней цене никак товар спущать не можем.
- Зато и товарец похуже у вас.
Турка так и вцепился в последние слова:
- Истину говоришь, хуже. Ей-Богу, хуже! Потому нету мастеров настоящих. Бегают работные с фабрики на фабрику, когда токмо вздумают. Его обучишь, ан глядь, уж и нету его, убёг к другим компанейщикам…
- Ты про что разговор повёл? - оборвал его разглагольствования Пётр.
- Про то, чтобы…
- Крестьянишек к фабрикам прикрепить?
- Истина глаголет твоими устами, ваше царское величество.
Пётр записал что-то в постоянно находившуюся при нём замусоленную тетрадку и положил руку на колено хозяина:
- Добро! Я купчинам, сам знаешь, друг. Чего-нибудь сотворим. Только не торопитесь.
Сунув ногу под лавку, царь выгреб оттуда Ваську.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248